Я хочу летать - Тупак Юпанки

А то, что случилось, когда Гарри решил забрать куртку… Гарри поднимает голову и замирает, только сейчас сообразив, что именно так напугало его в поведении зельевара. Если бы Снейп попытался как-то скрыть то, чем он занимался, если бы сразу запахнул халат, не дожидаясь, пока Гарри встретиться с ним взглядом, тогда можно было бы счесть, что он ещё раздумывает над тем, чтобы не выгонять Гарри. Но Снейп опять только глумился над ним в своём порыве бешенства, не выказав смущения и не скрываясь. Просто издевался. Не нужно быть гением, чтобы понять, что Снейп пошёл ва-банк, прищуривая глаза и выплёвывая «Интересно, Поттер?» вместо «Какого чёрта ты здесь делаешь?» А это может означать только одно: зельевар выгнал его окончательно. И он, разумеется, не предполагает, что Гарри появится у него вновь. Поэтому и не скрывался, поэтому и начал издеваться. Снейп думает, что не увидит его больше, значит, терять ему уже нечего.

И Гарри посещает мысль: почему Снейп так думал? Потому что он сам не захочет этих визитов, или потому что Гарри должен испугаться и никогда больше не приближаться к дому парализованного извращенца? Гарри хочет зацепиться именно за последний вариант, потому что если он прав, то, возможно, ещё не всё потеряно…

Мечтающий летать

Я по-прежнему сижу в своём кресле в ванной, размазывая взглядом грязное пятно на светлом кафеле и гадая, на какое животное похожа бесформенная клякса. Думать не хочется. Двигаться тоже. Нет желания даже достать палочку и очистить руку и халат.

Я чувствую, как во мне что-то медленно гаснет. Что-то, что зажглось совсем недавно и подразнило меня своим тёплым светом, а потом сошло на нет. Во рту кисло. От запаха мыльной пены начинает кружиться голова. Меня мутит. Я чувствую отвращение к самому себе и ужасную злость на мальчишку. За то, что он всё испортил. За то, что именно он отнял у меня этот согревающий свет, который сам же и подарил несколько дней назад.

Пятно на стене начинает медленно двигаться, и я понимаю, что новые формы дорисовывает уже моё воображение. Я просто слишком долго пялюсь в стену. Я закрываю глаза и до боли сжимаю зубы. Он ушёл.

Я сам его выгнал. Я накричал на него. Я поиздевался над ним. Совсем как в тот раз, когда вытаскивал его из своих воспоминаний. «Развлекаетесь?» Да. Это то, что я сказал в прошлый раз. «Интересно, Поттер?» С такими же желчными интонациями, с таким же насмешливым взглядом. И он точно также опустил голову и сбежал. И если он не вернулся в прошлый раз, не вернётся и теперь…

Я горько усмехаюсь и качаю головой, когда понимаю, что Поттер не вернётся не только из-за сцены, свидетелем которой стал. Есть ещё клятва. Глупая бесполезная клятва. Зачем я вообще потребовал её?! Тогда этого казалось мне чем-то забавным. И я заставил Поттера дать её… просто так. Мне прекрасно известно, что уже через час запрет перестанет действовать, и он сможет вернуться. Но вот он об этом не знает. И ему незачем рисковать, чтобы проверить это. У него больше нет причин возвращаться ко мне. Он думает, что я выгнал его навсегда. Раньше мне хотелось оставлять его в неведении. Но сейчас я отдал бы многое за то, чтобы он знал, что в формулировке клятвы есть лазейка. Тогда у меня бы осталась надежда на его возвращение. Но теперь об этом можно забыть.

Я сам захотел иметь возможность избавиться от Поттера в любой момент. Я сам велел ему убираться. Но я же сам и буду страдать от собственной несдержанности и злости. Потому что час назад я вычеркнул из своей жизни единственного живого человека, которому, кажется, небезразличен.

Я вдруг понимаю, что меня вполне устраивало его присутствие рядом, мне нравились его неловкость и смущение, меня не раздражала его горячность. Я таял от его прикосновений. Лёгких, совсем невинных. Но они значили для меня больше, чем должны были. Они заставляли меня поверить в то, что я всё ещё жив, что я вовсе не так отвратителен, как порой кажусь себе, что я всё ещё могу чувствовать, наслаждаться, радоваться… Прикосновения к моим рукам, шее, макушке, плечу. Я мог бы назвать каждый дюйм собственной кожи, до которого он дотрагивался. Потому что такое не забывается. Первые прикосновения за пять лет. И, скорее всего, последние.

Мне хочется, чтобы у меня в руках оказался хроноворот. Я бы тогда… Нет, я бы всё равно откинул халат и начал дрочить, зная, что он меня застанет. Но я бы… Я не знаю, что бы я сделал. Но прогонять его я бы точно не стал. Будь я более сдержанным, я бы просто усмехнулся и прошептал: «Видишь, мальчишка, что ты со мной делаешь?» И тогда он… Мозг, которым полностью овладело моё безумное желание, подсовывает картинку: Поттер усмехается, закрывает дверь, приближается ко мне, встаёт на колени и доводит до конца то, что я начал самостоятельно. Но тут же картинка разбивается вдребезги, когда я открываю глаза и вижу перед собой грязную кафельную стену. Я подвожу мрачный итог: я безумно хочу Поттера, но только что сам лишил себя единственной возможности получать хотя бы его короткие лёгкие прикосновения. Как странно. Ещё несколько дней назад Поттер был мне не нужен. А теперь я потерял его, даже не получив. Если как-то и можно лишиться того, чего у тебя никогда не было, то я это только что сделал. И я уверен, что он не решится попробовать вернуться. А я не стану просить. Я снова один. И моя слабая попытка подпустить кого-то к себе провалилась. Я одинок.

Замерший на краю

Я сижу на постели и в темноте разглядываю стрелку настенных часов, подползающую к цифре «три». Пол холодный, но мне не хочется забираться на кровать с ногами. Из-под двери тянет неприятной прохладой. Но это именно то ощущение, которое помогло мне успокоиться и привести мысли в порядок. Я отбросил эмоции и постарался сконцентрироваться на сути, на основном.

Если Снейп, кончая, выдохнул моё имя, это означает только одно: он хочет меня. Это с лёгкостью объясняет его странное напряжённое поведение вчера и сегодня (или уже позавчера и вчера?). Он не мог сказать о своём желании, скрывал его от меня, потому что я мог разозлиться. Но сейчас во мне нет злости. И я его понимаю. Понимаю, чёрт возьми. Да, я знаю, что окажись на моём месте кто-то другой, реакция Снейпа была бы такой же. Он желал бы этого человека. Но другого человека с ним рядом нет. Есть я. Или был? Ведь Снейп не простит меня за то, что я сегодня увидел. За то, что я стал свидетелем его слабости. А ведь желать чего-то или кого-то, не получать и оттого дрочить с таким болезненным отчаянием — это слабость. И его злые слова, брошенные мне напоследок — вовсе не глумление. Вся эта сцена, похоже, была спектаклем для меня. Он всего лишь пытался скрыть боль от унижения, боль от слабости. Впрочем, и я тоже слаб. То, чем я занимался в его коридоре, никак нельзя назвать признаком силы и выдержки.