История импрессионизма (Часть 2) - Джон Ревалд

Подобно Ренуару, Моне тоже был разочарован в своих работах и во время внезапного приступа неудовлетворенности уничтожил несколько полотен; впоследствии он пожалел о своем поступке. Моне начал перерабатывать многие из своих последних картин, постоянно стремясь улучшить их, и в письме к Дюран-Рюэлю жаловался: "Мне все труднее и труднее достичь удовлетворения и я уже, кажется, близок к помешательству. Ведь то, что я делаю сейчас, не хуже и не лучше того, что я делал раньше. Но факт тот, что сейчас мне просто труднее дается то, что прежде я делал с легкостью". 41

В декабре 1883 года Моне и Ренуар вместе отправились в кратковременную поездку на Лазурный берег в поисках новых мотивов (по дороге они встретили Сезанна, по-видимому, в Марселе). Моне был тотчас же захвачен красотой голубых и розовых красок. Он решил вернуться туда в начале будущего года, но предусмотрительно попросил Дюран-Рюэля не открывать никому его планов, откровенно объясняя: "Насколько мне было приятно путешествовать с Ренуаром как туристу, настолько мне было бы стеснительно совершить с ним такую поездку в целях работы. Я всегда лучше работал один и согласно своим личным впечатлениям". 42 Прежняя солидарность в работе исчезла. Разлад между художниками уже не был вопросом личного антагонизма, они покидали общую почву и продолжали поиски в различных направлениях.

Кажется символическим, что многие художники обосновались теперь вдали от Парижа и, таким образом, встречи их стали менее частыми. В 1883 году Моне поселился в Живерни, где он жил с госпожой Гошеде, которой суждено было стать его второй женой. В Живерни Сена, деревья и особенно сад при доме Моне давали большое разнообразие мотивов. Год назад Сислей обосновался по другую сторону Парижа, в Сен-Мамме, неподалеку от Море, вблизи канала Луэн, Сены и леса Фонтенбло.

В 1884 году Писсарро снял дом в Эраньи, в три раза дальше от Парижа, чем Понтуаз. Сезанн оставался на юге все более длительные периоды времени, работая в Эксе, особенно часто в поместье отца Жа де Буффан, либо в окрестных городках и деревушках. Для того чтобы хоть как-то поддерживать связь, художники и их друзья, такие, как Дюре, Малларме, Гюисманс и др., решили встречаться в Париже по крайней мере раз в месяц на "обедах импрессионистов", но эти собрания редко бывали полными. Сезанн не мог приезжать, а Писсарро зачастую не имел возможности собрать необходимые на дорогу деньги.

На этих обедах Дега, по-видимому, был менее занимателен и более брюзглив, чем прежде. Он пережил период разочарования и теперь, достигнув пятидесяти лет, считал себя чуть ли не стариком. Объясняя свое настроение, он писал другу: "Бывают моменты, когда человек как бы захлопывает за собой дверь, чтобы укрыться от всех, не только от друзей. Отрезаешь все вокруг и, оставшись совершенно один, гаснешь и, наконец, убиваешь себя из отвращения. У меня было так много планов, и вот я загнан в тупик, бессилен. Более того, я потерял нить. Мне всегда казалось, что впереди есть еще время, что я еще сделаю все, чего не сделал, все, что мне помешали сделать. В самые трудные времена, невзирая на болезнь глаз, я никогда не терял надежды в один прекрасный день взяться за это. Я складывал все свои планы в шкаф, ключ от него всегда был со мной, а теперь я потерял этот ключ. Наконец, я чувствую, что не смогу стряхнуть с себя оцепенение, в котором нахожусь сейчас. Я буду стараться занять себя, как говорят те, кто ничего не делает, и это все". 43

Дега провел лето 1884 года в Мениль-Гюбер с Вальпинсонами, работая над большим скульптурным портретом их дочери Гортензии, который был уничтожен во время отливки.

Ренуар продолжал вести кочевой образ жизни, много путешествуя и постоянно навещая в Варжмоне своих новых друзей Бераров. Это из Ларош-Гюйона, где он проводил лето 1885 года (и куда к нему приезжал Сезанн перед тем как навестить Золя в Медане), Ренуар сообщил Дюран-Рюэлю, что наконец нашел тот новый стиль, который удовлетворяет его: "Я обратился, и это хорошо, к старой живописи - нежной и легкой... Тут нет ничего нового, но это продолжение искусства XVIII века". 44

Моне тем временем, тоже часто путешествуя в поисках новых сюжетов, работал в противоположном направлении, усиливая звучание своих красок и более энергично моделируя формы. Сислей пытался обновить свой стиль тем же путем. Что касается Писсарро, то он все еще продолжал пребывать в нерешительности.

Писсарро провел осень 1883 года в Руане, где Мюрер открыл отель. Гоген объявил, что присоединится к ним, объясняя Писсарро, что поскольку город полон богатыми людьми, их можно легко убедить приобрести несколько картин. Решив в конце концов бросить банк для того, чтобы "писать каждый день" (решение это подсказал кризис), Гоген перебрался в Руан со своей женой датчанкой и пятью детьми.

"Гоген очень беспокоит меня, - писал Писсарро своему старшему сыну, он такой ужасный торгаш, во всяком случае в своих делах. У меня не хватает духу сказать ему, насколько эта позиция ложна и бесперспективна. Правда, у него большие потребности, семья его привыкла к роскоши, но все равно такая позиция может только повредить ему. Это не значит, что мы не должны пытаться продавать, но я считаю потерей времени думать только о продаже; человек забывает о своем искусстве и преувеличивает собственное значение". 45 Кроме того, Писсарро предстояла неприятная задача объявить Гогену, что он, Моне и Ренуар решили не устраивать новой выставки в 1884 году. Он понимал, что Гогену еще предстояло сделать себе имя и что это решение явится для него ударом. Гогену вскоре суждено было утратить свои иллюзии в отношении Руана. Не имея возможности продать что-либо, он жил на свои сбережения и вскоре увидел, как быстро они истощились. Жена его, несчастная, потерявшая почву под ногами женщина, не могла привыкнуть к мысли, что муж из процветающего дельца превратился в непризнанного художника.

Писсарро хотел предостеречь своего друга. "Скажите Гогену, - писал он в августе 1884 года Мюреру, - что после тридцати лет занятий живописью... я бедствую. Пусть об этом не забывает младшее поколение!" 46

К концу года госпожа Гоген, с избытком хлебнув этой жизни, попыталась убедить мужа поехать вместе с ней и детьми в Данию, где они могли пожить у ее родителей. Втайне она, вероятно, надеялась, что ее родным удастся уговорить Гогена вернуться к карьере дельца. Гоген неохотно согласился уехать в Копенгаген. По-видимому, Гоген рассчитывал, что его работами заинтересуется Дюран-Рюэль, но после того, что ему сказал Писсарро, вынужден был проститься с этой надеждой. По существу, Дюран-Рюэль находился все время на грани разорения. Впоследствии он признавался, что в 1884 году задолжал свыше миллиона франков. 47 "Как бы я хотел уехать и жить в пустыне!" - восклицал он. Не раз приходилось ему говорить своим художникам: "Мне очень тяжело оставлять вас без гроша, но в данный момент у меня нет ничего. При этом я еще вынужден встречать беду улыбкой и делать вид, что почти богат". 48

Остальные торговцы делали все, что могли, чтобы довершить разорение Дюран-Рюэля. Они, например, угрожали скупить все картины импрессионистов, какие смогут, и затем продать их без рам в отеле Друо. Это мероприятие имело своей целью обесценить его огромную коллекцию. В конечном счете его противники, не осмеливаясь прибегнуть к таким крайним мерам, пытались дискредитировать Дюран-Рюэля, обвинив его в подделках. Однако он сумел оправдаться и доказать, что явился жертвой интриг. 49

Нет ничего удивительного в том, что в этих обстоятельствах Дюран-Рюэль, когда художники обращались к нему за такой необходимой им помощью, зачастую не мог предложить им ничего, кроме обещаний. Однажды Ренуар искренне предложил, чтобы Дюран-Рюэль пожертвовал его картинами, если это может помочь ему, обещая снабдить его новыми и еще лучшими. Однако торговец отклонил это предложение, решив в своих собственных интересах и в интересах художника не сбивать на них цену.

Мисс Кассат делала все, что могла, чтобы облегчить критическое положение, - она, кажется, даже одолжила деньги Дюран-Рюэлю. Кроме того, она не только покупала картины для себя и своих родных (ее брат занимал высокий пост в Пенсильванской железнодорожной компании), но также старалась заинтересовать работами своих коллег американских друзей и знакомых; прежде всего Хевмайеров в Нью-Йорке, затем Штилманов и Уайтморов.

Писсарро оставлял у нее картины, которые она показывала и пыталась продать гостям, приходившим на чашку чая, или же посылала покупателей непосредственно в мастерские художников. Но однажды, когда она посоветовала кому-то посетить Дега, он так отозвался о ее творчестве, что она была глубоко потрясена и в течение нескольких лет избегала встреч с ним. 50

По-видимому, в связи с этими безнадежными обстоятельствами, когда не предвиделось никаких улучшений, Моне в 1885 году решил участвовать в "Международной выставке" у Пти. Дюран-Рюэль, естественно, не одобрил перехода Моне в лагерь его самого опасного соперника; Моне же доказывал, что всем художникам следовало бы развязаться со своим торговцем. Восхищаясь мужеством Дюран-Рюэля и его преданностью, Моне в то же время чувствовал, что публика не доверяет Дюран-Рюэлю, потому что только он один занимается продажей картин импрессионистов. Установив связь с другими торговцами, он надеялся убедить публику, что импрессионизм не был просто причудой Дюран-Рюэля. Ренуар вскоре последовал примеру Моне, а Сислей и Писсарро согласились с его доводами.