Рейтинговые книги
Читем онлайн Автохтоны - Мария Галина

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 16 17 18 19 20 21 22 23 24 ... 58

Бэтмен обрисовался за спиной, намекая, что чечевичная похлебка уже подана. И стынет.

– Еще один звонок. Короткий. Кстати, а где Вейнбаум? Что-то я его не вижу.

– Вейнбаум будет здесь через сорок пять минут, – сказал бэтмен, не глядя на часы. Может, бэтмен и правда не человек?

– Боюсь, я его не дождусь. Ну, передайте ему привет. От меня. Он знает.

Бэтмен кивнул и уже собрался улетать на своих черных крыльях, но он окликнул:

– Прошу прощенья, а… вы еврей?

– На работе – еврей, – сказал бэтмен.

* * *

Визитка нашлась в бумажнике. Хорошо, бумажник на месте. Мобилу жалко. Впрочем, раньше все жили без мобилы – и ничего. И потом, всегда можно купить новую.

– Слушаю вас, – деловито сказали в трубке.

– Вы меня вчера подвозили на Варшавскую. Еще говорили о гномоне, помните? Вы сейчас свободны?

– Через пять минут освобожусь. Куда подъезжать?

– К Юзефу. Это…

– Я знаю, где это. Вы все-таки надумали посмотреть гномон?

– Не совсем, – сказал он.

* * *

Всадник Луций Анней Мела: Легкие разговоры… Я и сам рад возносить им хвалу, словно бы в этом скрывается какая-то особая доблесть – вести легкие, ни к чему не обязывающие беседы среди всеобщего позора и разврата, среди доносов верных и предательств ближних, в равнодушном ожидании собственной гибели. Ты бы сказал, мой друг, что, в сущности, в этом-то и состоит наша жизнь, поскольку конец ее известен всем нам… и мы на пути к этому неизбежному концу рассказываем друг другу забавное, чтобы скрасить ожидание. Ну вот, я мог бы, скажем, рассказать тебе забавную историю о некоем человеке, который лунной ночью торопится через кладбище к своей возлюбленной и, поскольку на ночных улицах небезопасно, нанимает себе в сопровождение солдата по имени Гай…

Петроний: Здоровенного, как Орк?

Всадник Луций Анней Мела: Ты прав, мой друг, здоровенного, как Орк… и вот, среди могильных плит и кипарисов, среди лунных теней сопровождающий нашего героя вдруг, буквально ни с того ни с сего, останавливается, сбрасывает с себя одежду, мочится вокруг нее, оборачивается волком и убегает в лес. Герой же тем временем, напуганный сам до полуобморока, спешит, тем не менее, по ночным пустырям к своей возлюбленной…

Петроний (прерывая его): Это, бесспорно, забавная история. Кому знать, как не мне. Я сам ее сочинил. Хочешь развлечь меня рассказом про оборотней, придумай что-то получше, друг мой.

Вадник Луций Анней Мела: Оборотни… Велика новость! Зверь живет в каждом человеке, и в нас с тобою тоже, веселый друг мой. Мы легко впадаем в ярость, чуть что нам не по нутру, мы скоры на расправу с неугодным. И не просто убить, а так, чтоб жертва еще помучилась. Надо лишь знать, что нам убийство дозволено, и убивай, покуда не запыхаешься… Как полагаешь, что нам в этом препятствует?

Силия: Боги. Они сильнее любого смертного. Их гнев неотвратим и страшен.

Всадник Луций Анней Мела: Что, если сами боги велели нам этого истребить и еще вот этого? Нешто на данайцев, из брюха коня вылезших, осквернив алтари троянские, на сонных бросившись, словно бы стая хищников, боги гневались? Зная, что мы останемся безнаказанны, как удержим в себе зверя, во тьме разящего?

Азия, нубийская рабыня: Жалостью, мой господин. Стариков и детей убивать легче всего, однако такого убийства стыдится даже свирепый.

Всадник Луций Анней Мела: Иными словами, человека удерживает от убийства некое особое свойство, заставляющее его испытывать пусть и слабое, но эхо страданий, которые он причиняет другим. И свойство это развито у разных людей в разной степени – у одних более, у других – менее. Значит ли это, что тот, кто полностью лишен этого свойства, получает явные преимущества в состязании житейских колесниц? Ведь ему проще добиться высокого положения, поскольку он пренебрегает страданием, которое причиняет смертным. И вот он идет напролом к своей цели, и ничьи слезы, ничьи мучения его не остановят. И что же? Судьба подстерегает его со своим счетом? Нет, друзья мои, напротив, он торжествует, он возносится в конце концов так высоко, что людской упрек ему не страшен, напротив, его страшатся и обожают…

Силия: И гнев богов не страшен тоже?

Всадник Луций Анней Мела: Он ведь сам становится богом, душа моя, поскольку боги равнодушны к людским страданиям. Я слышал много историй о том, что боги карали провинившихся. Однако мы видим, скорее, обратное – торжество виновных и страдания невинных. Справедливость – слово, которое выдумали слабые, чтобы тешить себя напрасными надеждами.

Петроний: Боги выше воздаяния и справедливости, да и слово это для них неведомо, его никто не произносит в космических сферах – от внешней до внутренней. Там вообще, я подозреваю, от слов никакого толку. Но послушай, друг мой, не в том ли доблесть, чтобы наладить то, что мы называем справедливостью, хотя бы на очень ограниченном пространстве? Быть может, для того боги и сотворили нас?

Всадник Луций Анней Мела: Зачем тогда они сотворили тирана?

* * *

– Вот этот участок. Тридцатые в основном. Ничего интересного в архитектурном плане, если честно.

И почему это на кладбищах всегда так холодно? Словно бы мертвые, лежа там, внизу, высасывают тепло у живых.

Он убрал покрасневшие руки в карманы.

Пахло землей и цветами. Серый свет скользил по серым надгробиям, по каменным крестам с въевшимся в грубые поры зеленым мхом, по мраморным ангелам, плачущим зелеными слезами.

– Но, конечно, тут не все. У некоторых… родовые склепы, и их просто… подселяли на уже имеющуюся жилплощадь, скажем так. Но это, да, ее. Поклонники поставили. Собрали деньги… И, в общем, получилось не так уж плохо.

– Да, – согласился он, – приятный минимализм.

Cломанная, поникшая кованая роза, беспомощно раскинувшаяся на мраморе. Барельефная лира и стершееся, когда-то позолоченное zbyt szybko рядом с именем и датой: 1901–1939. Ну да, ну да. На мраморной плите лежали цветы. Свежие. Белые, туго свернувшиеся розы казались полупрозрачными, чуть зеленоватые у основания лепестки присыпаны водяной пылью. Неужели Янина?

– Не до жиру, как говорится, но знаете, ограничение порой приводит к интересным решениям. Здесь большей частью, как вы обратили внимание, необарокко. Несколько избыточно, хм… Все эти ангелы…

– В натуральную величину?

– Что? Ах, ну да. Есть такая шутка. Минимализм, конечно, приятней. Мемориальная символика вообще очень выразительна, согласитесь.

Он согласился.

– У Валевской правда с Ковачем был роман?

– Так говорили. Она была весьма темпераментна. Муж знал, но что он мог поделать, бедняга.

Он и не сомневался, что у Валевской был роман с Ковачем. Это прямо-таки просилось в сюжет…

– Я видел фотографию, – сказал он осторожно, – в музее. Очень красивый молодой человек. А вообще о нем что-то известно?

– Да. Хотя не очень много. Выходец из семьи галицийских кальвинистов. Быть может, даже тайные ариане. Вернее, социниане, это их здесь называли арианами. Слышали о таких? Жаль. От человека, который знает слово «гномон», я ожидал большего. Они, как бы это сказать, верили в человека. Совершенные еретики. Верили, что Бог дал человеку разум, чтобы тот познал себя и вселенную. Вы верите, что, хм… можно разумом постигнуть себя и вселенную?

– Я же не еретик.

– Ну вот. А он верил. В богоравного человека и животворящий разум. Неудивительно, что у него были такие амбиции!

– А они были?

– Еще какие. Но у него было очень мало времени. Он ведь был туберкулезник, знаете? Тогда это был приговор.

Искусство – это фосфорическое свечение на гнилушке, чахоточный румянец на скулах умирающего, исступленный судорожный расцвет перед окончательным распадом.

– А по виду и не скажешь. Такой… золотой мальчик.

– У чахоточников часто цветущий вид. До определенного момента. Да и не был он золотым мальчиком. Скорее, селфмейдменом. Все сам, до всего – своим умом… Переписывался с Шенбергом. Слышали о таком?

– Арнольдом Шенбергом? Изобретателем додекафонии? Как же, нововенская школа!

Он был рад, что слышал хотя бы о Шенберге. Раз уж с арианами так прокололся.

– А откуда вы знаете все это? Про Ковача?

– Ну как же. Была биография Ковача. Еще в пятидесятые. Раритет, конечно, но у меня есть.

Ни о какой биографии Ковача он не слышал. Он так и сказал.

– Неудивительно. Понимаете, в пятидесятые его пытались, как это теперь говорят, раскрутить. Как же, местный уроженец, гений. Хотели даже фестиваль его имени сделать. Но потом выяснилось, что в биографии был обойден один пикантный момент.

– Его смерть?

– Его расстреляли, да. Он, видите ли, подорвал товарняк.

– Немецкий?

– В том-то и дело, что нет.

– Шпет ничего такого не говорил.

– Шпет, – презрительно сказал его спутник, – дилетант. Самовлюбленное ничтожество. В общем, тираж изымать не стали, но с тех пор Ковача предпочитали не вспоминать. У нас с историей вообще сложности. Вы ведь слышали про выстрел в театре? Так вот, он уже полвека во всех путеводителях.

1 ... 16 17 18 19 20 21 22 23 24 ... 58
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Автохтоны - Мария Галина бесплатно.

Оставить комментарий