Летопись России. Дмитрий Донской и его время - В. Елагин

Известие о выступлении Мамая пришло в Москву где-то в конце июля — начале августа[229], и во все уголки русских княжеств, «яже подъ нимъ беху князи местныя»[230], были посланы гонцы с грамотами с призывом явиться с войсками для отпора ордынцам. Персонально было направлено при! лашение Михаилу Александровичу Тверскому, но тот нашёл отговорку и направил вместо себя своего племянника Ивана Всеволодовича Холмского со своим войском. Вскоре в Москву прибыл князь Владимир Андреевич, находившийся в это время в своей вотчине в Воровце, и деятельно взялся за организацию сбора русского войска. Он отправился в Городец и вскоре привёл в Москву городецкие войска. Одновременно были посланы гонцы к Андрею и Дмитрию Ольгердовичам, и те обещали скоро подойти.

Неожиданно стали поступать сообщения о продвижении Мамая к Москве Войска ещё не были собраны, сил для противоборства было ещё явно недостаточно, и Дмитрий Иванович отдаёт приказ срочно укрепляться и готовиться к осаде городам Москве, Коломне, Серпухову. Одновременно с этим Великий князь отправил гонцов в Новгород и Псков, чтобы явились военные отряды в общерусское войско. Пскови чи сразу откликнулись на этот призыв, а новгородцы заняли выжидающую позицию, и в конце концов лишь незначительные силы новгород цев прибыли в Москву…

А тем временем в Москву натянуло посольство Мамая. Гордо и чванливо вели себя ордынские послы. Чувствуя за собой силу, они потребовали от Дмитрия выплаты дани в таком размере, что платили русские князья при Джанибеке, а не по размерам, установленным договором между Дмитрием и Мамаем. Дмитрий Иванович готов был расплатиться, исходя из условий договора, на что послы не соглашались. Ясно было, что не размеры дани волновали послов, сколько «прощупывание» ситуации, выяснение состояния Московского князя, его боеготовности. Дмитрий Иванович щедро одарил послов и с ними послал своё посольство во главе с Захаром Тютчевым[231] с богатыми подарками к хану Мамаю с просьбой не разорять русскую землю и готовностью платить дань «по ряду». Захар, дойдя до земли Рязанской, узнал о тайном сговоре Олега и Ягайло и скрытно послал вест пика к Великому князю. Дмитрий Иванович вместе с Владимиром Андреевичем и князьями и боярами был на пиру у Николая Васильевича Тысяцкого. Когда явился гонец от Тютчева, стало ясно, что откупиться невозможно и решительного сражения не избежать. Здесь же было решено готовиться к сражению, и был послан сторожевой отряд под командованием Родиона Ржевского, Андрея Волосатого, Василия Туника[232], «Сказание о Мамаевом побоище» называет ещё Якова Ослябятева[233]. Перед ними была поставлена задача «подъ Орду ехати языка добывати, и истинну уведети Мамаева хотениа»[234]. Вновь по всей русской земле разнеслись гонцы с грамотами, созывающими русские войска. Сбор был назначен в Коломне на Успение Святой Богородицы, т. е. 15 августа. Выбор этого города не случаен. Он являлся долгое время важным стратегическим пунктом московского княжества на южном направлении и, как любая подобная крепость, содержал необходимое количество провианта и фуража.

В Москву всё прибывали и прибывали вооружённые отряды. Одними из первых пришли белозёрские войска Из самого отдалённого княжества привели своих ратников князья Федор Семёнович и Семён Михайлович, а с ними их удельные князья Андрей Кемский, Глеб Кар-ганольский, Андомскис князья. Подоспели ярославские князья Лидрей Ярославский, Роман Прозоровский и Лев Курбский со своими силами. Прибыли Иван Всеволодович Холмский и Дмитрий Ростовский. Устюжские князья «и инии мнози князи и воеводы со многими силами»[235]. Дмитрий Иванович и Владимир Андреевич были до предела заняты организацией общерусского войска. Волновало лишь отсутствие известий от посланного сторожевого отряда. Пришлось снаряжать «вторую сторожу» во главе с Климентом Поляниным, Иваном Святославичем Свесланиным и Григорием Судаком с наказом скорейшего возвращения с вестями. По дороге они встретили возвращающийся отряд Василия Тупика со сведениями и «языком», «царева двора, сановитый муж»[236]. От него узнали, что Мамай неотвратимо надвигается на Русь, но не спешит, ждёт осени, когда созреет урожай, и ожидает присоединения Олега и Ягайло.

Необходимо было поспешать, чтобы перехватить инициативу из рук противника. Летописи приводят нам любопытные данные, что перед началом похода Дмитрий Иванович отправился в Радонеж за благословением к преподобному Сергию Радонежскому. Имело ли это большое значение для князя? Ведь в последнее время отношения между ними из-за того, что Сергий категорически выступил против Митяя, были далеко не самыми лучшими. Но здесь дело касалось не личного. Сергий уже тогда стал символом святости, Верховным носителем православного русскою духа, и его благословение нужно было через князя всему русскому войску для укрепления веры в правоте дела, для жертвенности во имя Подвига. Вот почему, поручив заботу о войске Владимиру Андреевичу, Дмитрий с небольшим окружением 18 августа прискакал в Троицкий монастырь.

Был воскресный день. Князь вместе с прихожанами участвовал в литургии в честь памяти святых мучеников Флора и Лавра. После его окончания Сергий просил Великого князя откушать хлеба в доме Живоначалыюй Троицы. И как не спешил князь, доводы Сергия были сильнее: «Се ти замедление сугубо ти поспешение будеть. Не уже бо ти, господине, еще венецъ сиа победы носити, нъ по минувших летех, а иным убо многым ныне венци плетуться»[237]. Акцентируем внимание.

В исторической литературе неоднократно высказывалась мысль о выдуманносги участия Сергия в Куликовских событиях и о поездке к нему князя Наиболее веско эту точку зрения отстаивает В. А. Кучкин. В данной работе мы не беремся подвергать сомнению сообщения летописей В сознании людей, особенно сегодня, имена Сергия Радонежскою и Дмирия Донскою так слились воедино, что как бы не переписывалась история, какие бы идеологические ветры не дули, какие не появлялись бы новые источники, доказывающие невозможность поездки Дмитрия в Радонеж накануне битвы, все же в людской памяти это событие останется духовным памятником великого свершения двух великих людей России ещё раз на этом: «…это твоё промедление двойным для тебя поспеше-ньем обернётся. Ибо не сейчас ещё, господин мой, смертный венец носить тебе, но через несколько лет, а для многих других теперь уже венцы плетутся»[238]. Заканчивалась трапеза. Сергий окропил Дмитрия Ивановича и его окружение священной водой с мощей святых мучеников Флора и Лавра и, осенив Великого князя крестом, благ ословил на ратный подвиг. «Пойди, господине, на поганыа половци, призывая Бога, и Господь Богъ будеть ти помощникъ и заступникъ»[239]. Затем тихо, чтобы только слышал князь, предрёк: «Победишь, господин, супостатов своих, как и подобает тебе, государь наш»[240]. Можно себе представить, как воодушевился князь, как расправились его плечи. Одно дело идти в неизвестное, другое — на трудное, смертельное дело, но с уверенностью в победе. Дмитрий Иванович обратился с просьбой к святому Отцу отпустить вместе с ним в поход двух иноков, Пересвета и Ослябю, известных по их мирской жизни как храбрых воинов, но главное «полки умеюща рядити»[241], то есть опытных военачальников, столь необходимых ему сейчас для организации войска. Старец велел им быстро собираться, но они уже были готовы, так как видели в предстоящем сражении не только столкновение военных ратей, но и защиту православной веры от иноверцев. Вот почему в бою они выступили и как воины, и как схимники одновременно, такими и остались в нашей памяти.

Получив благословение блаженного старца, окрылённый Дмитрий Иванович возвратился в Москву. Здесь предстоял последний акт духовного причащения и благословения. В Соборной церкви состоялось торжественное богослужение. Долго молился Дмитрий перед главной реликвией русской церкви, иконой пречистой Богородицы, «юже Лука Евангелист написа»[242], а проще — известной как Владимирская Богоматерь. Много раз защищала она Русь, настало и сегодня её время. Затем Дмитрий преклонил колени перед гробом митрополита Петра, моля его о помощи. Князь Великий напоследок зашёл в Архангельский собор и у гробов своих родителей простился и благословился. Выйдя из церкви, вскочил на коня и отдал приказ о выступлении из Москвы на Коломну. При выходе из юрода, по обычаю, отвесили троекратный поклон оставшимся в городе.

А на крепостных стенах их провожали жёны, матери, сестры, дети, немногие оставшиеся воины. «Княгини же великая Еовдокея, и княгини Владимерова Мариа и иных православъных князей княгини и многыа жены воеводскыа и боярыни московьскыа, и служима жены ту стояще, проводы деющи, въ слезахъ и въсклицании сердечнем не могуще ни слова изрещи»[243], понимая, что многих воинов видят в последний раз.