Что такое историческая социология? - Ричард Лахман

не только для разбора единичных случаев.

Посмотрим, как мы сможем проследить и объяснить революционную контингентность и таким образом объяснить последствия революции, сосредоточив внимание на книге, которую можно назвать лучшим социологическим анализом революции, — «Отмена феодализма» Джона Маркоффа (Markoff, 1996).

«Отмена феодализма» — это огромный шаг вперед по сравнению с прежними трудами о революциях вообще и о Великой французской революции в частности. Приступая к исследованию самой изученной революции (и, вероятно, самого изученного исторического события) в человеческой истории, Маркофф обогащает наше понимание произошедшего. Его конечный результат был получен благодаря десятилетиям усилий, которые он посвятил созданию двух массивов данных. Первый из них точно определяет участников, объекты удара, цели и итоги каждого этапа сельского мятежа во время революции (по охвату и подробностям здесь есть сходство с массивом данных, собранным Францози по итальянским забастовкам). Второй массив данных, относящийся к каждой жалобе из наказов, позволяет Маркоффу подобраться к установкам и культурным стереотипам представителей дворянства, духовенства и третьего сословия (используя дополнительные данные, он разбивает их дальше согласно региональным и классовым различиям) в каждой местности Франции 1789 года.

Маркофф использует первый массив данных, чтобы проследить движущую силу революционного действия, представляя гораздо более объемлющую версию того, что было достигнуто Лефевром в отношении Великого страха. Второй массив данных позволяет ему показать, как участники революции осмысливали свои требования и действия и как они понимали и реагировали на своих противников. В совокупности с первым пунктом анализ Маркоффым того, как действовали и как воспринимали события и свою изменяющуюся ситуацию их участники, создает практически кинематографическое описание социальной трансформации. Результатом этого становятся три важных соображения.

Во-первых, народные социальные движения и революции, возможно, и опираются на обнищание и горестное положение масс, но метят они в мишени, выбор которых революционерами основан на тщательном изучении размежеваний и слабостей внутри правящих сил. Маркофф спрашивает, почему во время революции первоочередными объектами нападений крестьян стали сеньоры и почему величайшим свершением революции была законодательная отмена феодализма. Его ответ состоит в том, что конфликты дворян между собой и с буржуа из третьего сословия дали крестьянам понять, что протесты против феодальных сеньоров, возможно, и принесли бы плоды. Те собрания, на которых составлялись наказы, дали крестьянам беспрецедентную возможность непосредственно услышать разногласия среди духовенства, дворянства и буржуазии, а также внутри эти сословий, разногласия, которые сильнее всего обострялись по вопросу сеньориальных привилегий.

После этого едва ли покажется удивительным, что доля мятежей, мишенью которых был сеньориальный режим, тотчас же удвоилась весной [1789 года]. Деревенские жители поняли, что, стоило им подналечь, и появилась бы по меньшей мере какая-то поддержка от значительных частей третьего сословия и весомой части духовенства; вероятно, они были осведомлены о том, что знать, будучи разделенной, утратила способность эффективно защищать саму себя (Markoff, 1996b, р. 495).

Исследовательская работа Маркоффа подтверждает и углубляет теоретическое заявление Скочпол, что революции набирают ход и достигают успеха в зависимости от того, насколько революционерам удается вскрывать и эксплуатировать слабые стороны тех, кто занимает господствующее положение в старой политической или экономической структуре. Успешные революционеры обладают навыком считывать и отвечать на размежевания и слабости элит в краткосрочной перспективе.

Во-вторых, восставшие и защитники старых режимов каждый со своей стороны могут увидеть в непривычных локальных условиях возникновение широких перспектив и из-за этого ошибочно истолковать социальную структуру (мы видели это выше в нашем обсуждении протестов и крестьянских восстаний). Впрочем, в случае полноценной революции эти истолкования, нередко ошибочные, определяют не только то, кто победит и кто проиграет, но и реальное содержание тех изменений, которых добиваются революционеры. Члены Национального собрания были неправы, полагая, что отмена феодальных привилегий успокоит массы, однако это ошибочное истолкование народных мнений определило итоговое наследие революции.

В-третьих, цели и свершения революции могут меняться по мере развития событий. Изучение Маркоффым наказов показывает, что цели третьего сословия варьировались как внутри одних и тех же местностей, так и от местности к местности. Революционерами часто высказывались многочисленные жалобы на ущемленное положение и пожелания изменений. Решения о том, какие требования надо продавливать, а какие откладывать в сторону, менялись по мере того, как революционеры пытались привлечь союзников и испытывали своих противников на прочность. Революционные программы могут писаться интеллектуалами или лидерами загодя, но в революционном процессе они видоизменяются и получают лишь частичное воплощение. Маркофф инвертирует концептуальную структуру таких трудов, как, например, «Государства и социальные революции» Скочпол. Вместо того чтобы отыскивать причины, а затем сравнивать итоги, оставляя при этом сами революции по большей части неизученными «черными ящиками», он сосредотачивается на комплексной природе самой революции. Он находит различные причины отличающихся друг от друга революционных проявлений и объясняет итоги революции процессом революционного «фехтования» с выпадами и парированием ударов по всему обширному и изменчивому пространству французской земли, населенной акторами с той или иной локальной идентичностью и сложной социальной локализацией.

Люди жалуются на свое горестное положение, и это побуждает их объединяться и делать что-то с причинами этих жалоб. Впрочем, как только начинаются протесты или революции, движения разделяются, союзники прибывают и убывают, противники же предпринимают действия, требующие ответных шагов. Окончательные итоги нельзя предсказать или понять, просто лишь отыскав первоначальные причины народного возмущения. Маркофф показывает, что мы как исторические социологи можем собирать данные и создавать аналитические выкладки, позволяющие понять, что именно произошло и по каким причинам. Социология революций важна сама по себе, но также она важна и как некая лаборатория для конструирования более изощренных методов отслеживания и объяснения контингентности. Революции — это скоротечные и запутанные события, однако лучшие работы о революции привносят в изучение социального изменения методологическую и концептуальную ясность.

ГЛАВА 4. ИМПЕРИИ

Большую часть человеческой истории одни народы имели возможность господствовать над другими либо в формальных империях, либо используя косвенные средства. Империя, по определению Джулиана Гоу, — это «социополитическое образование, в котором политические (точнее, социополитические) процессы зависимых обществ, народов или территорий находятся под перевешивающим влиянием и контролем органов центральной политической власти» (Go, 2011, р. 7). Мы не ставим перед собой целью критический обзор несметного числа определений империи. Все эти определения единогласно указывают, что от неимперских форм политии империи отличаются тем, что осуществляют власть над территориями и народами, находящимися за пределами ядра их политии, и тем, что основная движущая сила