Зуб кобры - Сергей Дмитрюк

После нескольких перебранок между водителем магнитобуса и пассажирами, вызванных отсутствием в салоне элементарных удобств, мы наконец двинулись в путь.

Как ни странно мне было слышать все эти склоки, видимо, неотъемлемые в жизни людей на Гивее, я, неожиданно для себя, открыл большой пробел в своих знаниях диалекта Сообщества. Оказывается, в нем присутствовало множество слов, являвшихся обычной бранью, о существовании которых я и не подозревал. Мои учителя не могли предвидеть, что знание бранных слов сможет когда-нибудь мне пригодиться. Теперь же, стараясь восполнить это упущение, я внимательно прислушивался к разговорам окружавших меня людей, стараясь уловить смысл и значение непонятных мне слов.

Дорога через степь была ужасающей. Вернее, не сама дорога — магнитобус, как и все машины этого класса, двигался над поверхностью почвы, не касаясь ее, скользя в плоскости взаимодействующих полей — магнитного поля планеты, многократно усиленного специальным активатором, и антиполя, создаваемого самим аппаратом. Ужасным было само движение не вполне исправной машины, сопровождавшееся резкими рывками и встрясками.

После каждой такой встряски на водителя обрушивалась буря негодования пассажиров, но, так как он мало реагировал на все замечания, все быстро успокаивались, переходя на обсуждение испортившейся погоды и стоявшей который день жары.

Несмотря на все неполадки, машина развивала довольно приличную скорость, и одинокие степные контуры за окнами салона сливались в однообразную грязно-бурую полосу, покрытую расплывчатыми рыжими пятнами.

В салоне было душно и жарко. Кондиционеры здесь не работали. Время от времени кто-то из пассажиров пытался открыть окно, но все окна были наглухо заделаны. Люди ругались, и все на этом кончалось.

Через полчаса езды налетевший ветер разогнал облака пыли и на горизонте, словно мираж в пустыне, показалась узкая полоса леса. Степь была красной от солнца, а деревья казались густо-фиолетовыми, обратившими широкие опрокинутые чаши крон к жаркому синему небу. В воздухе появился новый, удивительно знакомый запах — соленый запах моря.

Люди в салоне притихли, как по команде, обратившись к окнам. Даже встряски магнитобуса, кажется, прекратились. Скорость его замедлилась.

Я тоже взглянул в окно. Далеко на востоке вся степь была изрыта воронками, бороздами и трещинами; почерневшая земля по краям воронок осыпалась под напором ветра пластами пепла, крутившимися по всей степи маленькими пыльными смерчами.

Не сразу до меня дошел зловещий смысл открывшейся картины. Лишь позже вспомнились события ушедшей истории Гивеи — последнее, решающее сражение между восставшим народом и его угнетателями, произошедшее в этой степи восемьдесят лет назад. Сражение, в котором войска Квой Сена потерпели поражение, и Республика для Народа перестала существовать. Сейчас я явственно увидел, как среди дыма и гари, заглушая предсмертные крики людей и разрезая землю лучами излучателей, ползли тогда по степи боевые машины, как море огня и крови заливало эту выжженную землю…

Я посмотрел на людей, сидевших рядом. На лицах одних я увидел любопытство; другие выражали осуждение или кривились от неприязни; третьи были полны равнодушия. И вдруг среди них промелькнуло одно лицо, вернее даже не лицо — уверенность в правоте тех, кто сражался и погиб здесь восемьдесят лет назад, сквозила только в глубине глаз. Но этот человек был, он сидел в одном салоне со мной! Значит, могли существовать и другие, похожие на него, может быть, тысячи не смирившихся с диктатурой борцов за справедливость и счастье народа!

Я начал понимать, что на Гивее происходит какая-то своя жизнь, совершенно неизвестная нам на Земле. Вот только какая?.. Пока что разобраться в этом я не мог.

Магнитобус с неожиданной стремительностью ворвался в широкую лесополосу. За окном замелькали ровные ряды деревьев с хвоей, отливавшей медью, очень похожие на земные сибирские кедры. Стало прохладнее, но лес быстро начал редеть; впереди, среди листвы вспыхнуло что-то ослепительно-яркое. Я еще не успел понять, в чем дело, как перед моими глазами раскинулась бескрайняя водная гладь — океан! Был полнейший штиль, и вода громадным зеркалом отбрасывала в небо потоки красного света, висевшего в воздухе призрачным алым заревом.

Берег полого спускался к воде, образуя далеко вдававшийся в океан протяженный мыс, на котором вытянутой подковой раскинулся белокаменный город.

Я никогда не думал, что первая встреча с Шаолинсеу произведет на меня такое сильное впечатление. Город действительно был красив. Пожалуй, его можно было сравнить с огромной белой птицей, раскрывшей крылья навстречу заходящему солнцу и океану. Солнце стояло низко над горизонтом, и «крылья птицы» были подрумянены, став нежно-розовыми. Тяжелая, лениво движущаяся чернота бесконечной равнины океана отвечала на нежное сияние мягким буро-фиолетовым отблеском. По низкому синему небу медленно плыли на запад крылатые рыжие облака, сбиваясь на горизонте плотной белесой массой, словно отроги далеких гор.

Ни один из виденных мною до этого электронных снимков поверхности Гивеи не передавал этого захватывающего, неповторимого вида заката над океаном.

* * *

Ветер врывался в распахнутые окна, приводил в движение легкие занавеси, но духота не проходила. В залитой красным светом комнате не было ни малейшего движения воздуха. Снаружи доносился несмолкающий шум океана и крики птиц.

Я включил вентилятор и повернулся на спину, уставившись в потолок. Подушка была плохо надута, но я не обращал на это внимания. Единственным желанием было залезть в холодильник и заснуть там.

Вот уже неделя, как я на Гивее, а результатов никаких. Интересно, что сказал бы сейчас Громов, увидев, как я развалился на постели в одних плавках, вместо того, чтобы выполнять поставленную задачу?.. Выполнять поставленную задачу… как легко это казалось на Земле!

Я поселился в одной из лучших столичных гостиниц — в «Хрустальном лебеде» — на берегу океана, вдали от крупных предприятий и шумных автострад. Помня наставления Громова, я не стал терять времени. Отдыхающий служащий, праздно шатающийся по городу в поисках развлечений, — что может быть лучше для заведения случайных знакомств? Случайных на первый взгляд, но так необходимых мне.

Я бродил по городу: по его центральной части и по менее богатым кварталам, с узкими улочками и двухэтажными домиками за невысокими оградами. Такие кварталы привлекали меня больше, чем центральные площади и проспекты, застроенные похожими на гребни волн домами из стекла, алюминия и белого ноздреватого камня, кричавшие рекламой и забитые магниторами. Но искать необходимых мне встреч нужно было именно здесь, в центральной части Шаолинсеу.

Ежедневно мне приходилось читать множество местных газет и журналов, просматривать сотни телепередач, в надежде выудить из них хотя бы малую толику нужной мне информации. Но ничего существенного во всем этом обилии не было, ничего, что могло бы хоть намеком подтвердить или опровергнуть наши опасения. Это отсутствие нужной информации удручало меня больше всего.

Слабый щелчок заставил меня посмотреть в угол комнаты, где стоял ячеистый купол теледатчика, казавшийся розовым в лучах красного заката.

Экран вспыхнул, замерцал голубоватым свечением; на нем возник громадный, дрожащий и переливающийся всеми цветами радуги, шар, очень похожий на обычный мыльный пузырь. Пузырь повисел в воздухе несколько секунд и вдруг с шумом лопнул, выпуская наружу с десяток полуодетых визжащих девиц, — это начался показ рекламной программы, прерываемый информационными выпусками последних новостей.

Ветер за окном стих. Автоматически включились лампы на потолке — короткие сутки Гивеи закончились; пришла ночь, как всегда, неожиданно и стремительно затопив все вокруг липким непроницаемым мраком. Легкая пелена серых облаков закрыла звезды — призрачные тени земных звезд. Сплошной, хотя и тонкий, слой облаков стоял очень высоко; из глубины неба, из-за горизонта, солнце окрашивало его чуть заметным серебристо-розовым сиянием.

Я закрыл окно и отправился умываться, краем глаза взглянув на теледатчик. Там атлетического сложения мужчина и молодая симпатичная женщина демонстрировали всю прелесть полетов на воздушных аппаратах, представлявших собой нечто среднее между гравипланом и парашютом. Это было лучшим семейным отдыхом, как сообщил автоматический голос диктора.

На людях были полупрозрачные шорты и такие же куртки с коротким рукавом, почти не скрывавшие очертаний их тел. Мужчина играл могучими мускулами, исполняя сложные акробатические номера на тонкой алюминиевой перекладине аппарата, служившей ему опорой; женщина обворожительно улыбалась зрителям, принимая соблазнительные, на ее взгляд, позы…