Зуб кобры - Сергей Дмитрюк

Посадочная площадка напоминала шахматную доску, исчерченную вдоль и поперек бело-голубыми квадратами разделительных знаков.

Едва спустили трап, как пассажиры, не слушая просьб пилотов и стюардессы соблюдать порядок и очередность при высадке, устремились к выходу, толкая и пиная друг друга, сдержанно ругаясь при этом. Кто-то еще стаскивал с полок свои чемоданы и сумки, а в это время самые проворные и напористые уже спускались по трапу, ужасно гордые собой, и довольно улыбались.

Я взглянул на Краснощекого, и мы улыбнулись, как старые друзья, понимающие друг друга без слов. Он тоже следил за толкавшимися пассажирами, но если для него, по-видимому, это было вполне знакомым и привычным зрелищем, то я смотрел на всю эту дикость с немалым удивлением, хотя и не выдавал своих чувств.

Наконец, когда последний пассажир, спотыкаясь и задевая в спешке подлокотники кресел, пробрался к выходу, мы с моим спутником тоже поднялись со своих мест. Я помог Краснощекому снять с полки его вещи, взял свой чемодан, и мы направились к выходу.

В проходе между креслами появилась слегка растрепанная стюардесса. Озабоченно осмотрев салон, она сокрушенно покачала головой и приложила ладони к пылающим щекам жестом перепуганной насмерть девочки.

Уко Уллоу неуклюже попятился, давая ей пройти. В ответ она поправила пилотку, кокетливо сдвинутую на правое ухо, и обворожительно улыбнулась моему спутнику. Одаренный улыбкой девушки, тот покраснел еще больше, а когда она слегка задела его высокой грудью, протискиваясь между нами, он и вовсе обмяк.

Как только стюардесса скрылась за дверью штурманской рубки, мой спутник, отирая со лба испарину, шепнул мне на ухо:

— Для чего все-таки женщины красят волосы в такой цвет? У нормального человека он вызывает… Впрочем, этой, пожалуй, такой цвет к лицу. Какая женщина! Будь я помоложе лет на тридцать, клянусь, бросил бы все и уехал с ней в Сан-Хормо!.. Но я стар и к тому же люблю свою жену. Вот вы совсем другое дело! Такая женщина для вас.

Я усмехнулся. Уко Уллоу внимательно посмотрел на меня.

— Понимаю. Вы тоже женаты?

— Был… — помедлив, ответил я. — Жена и сын погибли два года назад…

— Какое несчастье! — воскликнул Уллоу, сокрушенно качая головой. — Какое несчастье! — повторил он. — Это большое горе для вас. Я знаю, такие раны быстро не излечиваются. Потеря близкого человека всегда огромная трагедия.

— У вас есть дети? — поинтересовался я.

— К сожалению, — вздохнул он, — Бог остался глух к нашим с женой молитвам. Единственно, кто у меня еще есть, — это моя старая и больная мать, которая живет на Южном материке…

Он посмотрел в пространство перед собой, сказал:

— Дети — это лучшее, что есть в жизни! По-моему, не любить их нельзя. Когда я вижу плачущего малыша, мне хочется подарить ему весь мир… Если бы я только мог это сделать, я был бы счастливейшим человеком на свете! — добавил он и замолчал, глядя себе под ноги, словно опасаясь упасть с трапа.

«А он не плохой человек, этот Уко Уллоу!» — подумал я, украдкой рассматривая его потное лицо с неказистыми, словно небрежно вылепленными из глины, чертами. Странно, но я начал проникаться к нему симпатией. Из всего, что я знал о Сообществе, я никак не мог предположить, что здесь встречаются столь душевные и добрые люди.

Бетон на посадочной площадке, казалось, прилипал к подошвам ботинок. После приятной прохлады в кондиционированном салоне ракетоплана, жар, поднимавшийся от земли, сушил горло.

В здании Космопорта, горевшем в лучах беспощадного солнца всеми оттенками пурпура и багрянца, нас ждала длинная очередь — проводилась таможенная проверка. Высокие аркады окон были затемнены поляроидными фильтрами, и внутри царил приятный полумрак, не раздражавший глаза. В фиолетовой тени вдоль бетонных стен стояли ряды жестких диванов, предназначенных для отдыха пассажиров, на которых, впрочем, никто не сидел: люди спешили пройти таможенный досмотр, чтобы поскорее вернуться к своим делам и семьям.

Все вновь прибывшие послушно выстроились вдоль оградительного барьера, готовя документы и багаж к осмотру. Мы с Уко Уллоу тоже встали в очередь.

Офицер таможенной службы, не обращая внимания на людей, брал их вещи и машинально совал их в рентген-аппарат. Экран вспыхивал, показывая содержимое чемодана или сумки. Если ничего подозрительного, с точки зрения таможенника, там не было, то он возвращал вещи владельцу и брал другие. Казалось, это будет длиться до бесконечности.

Неожиданно, когда уже подходила наша очередь, Уко Уллоу вздрогнул и покрылся испариной. Я и до этого заметил в нем какую-то перемену, но не мог понять, чем он так обеспокоен. Глаза его забегали еще больше, когда перед нами оставалось три человека. Мне показалось, он хочет убежать отсюда и ищет подходящий путь к отступлению.

— Вам плохо? — поинтересовался я у него.

Он с мольбой посмотрел на меня; вытер со лба пот своим безразмерным платком.

— Там… — Уко Уллоу указал на свой чемоданчик, очень похожий на мой.

— Что у вас там? Недозволенный товар?

— Тише, умоляю вас! — зашипел Уллоу и весь съежился, словно от зубной боли.

Мне стало жаль его. Подумав, я взял у него чемодан и вовремя — подошла моя очередь.

Офицер сунул мои вещи в проверочную камеру и, не найдя ничего подозрительного, вернул их мне, снова протягивая руку.

Я развернулся другим боком и с невозмутимым видом сунул ему все тот же чемодан. Таможенник, словно автомат, вновь сунул его в прибор и, конечно же, ничего недозволенного для ввоза на Гивею там не обнаружил. Какое-то мгновение он смотрел на меня стеклянным взором, словно удивляясь, почему я все еще здесь стою. Затем неожиданно изрек басом:

— Следующий!

Я взял оба чемодана и отошел в сторону. Вскоре ко мне присоединился запыхавшийся Уко Уллоу.

— Здорово это у вас получилось! — воскликнул он, восхищенно блестя глазами. — А если бы он догадался о подмене?

— Этот? Нет, этот не заметит никогда, ведь он не человек, а узкозапрограммированный робот! А обмануть машину, пускай даже самую умную, всегда возможно. Идемте же!

Уко Уллоу замялся.

— Я не еду в столицу… Нужно навестить маму. Она совсем одна.

— А чем больна ваша мать? — участливо поинтересовался я. — Может быть, я смогу чем-нибудь помочь?

— О! Что вы, что вы?! Большое спасибо, но у нее есть все необходимое. Врачи обещали, что скоро она совсем поправится.

— И все же, если вам что-нибудь понадобится, имейте меня в виду. Кстати, я хотел бы как-нибудь заглянуть в ваш магазин. Где он находится?

— На Поломей-роуд, номер четыре… Это, конечно, не центр, но вполне приличный район. Очень буду рад видеть вас у себя в любое время! Скажу больше — вы всегда будете желанным гостем в моем доме… — Он слегка замялся. — У меня никогда не было настоящих друзей, а вы стали для меня, как хороший друг. Я не шучу. Хотя мы мало знакомы, вы кажетесь мне замечательным человеком, на которого можно положиться.

Я улыбнулся и протянул ему руку.

— Что ж, я не против! Считайте меня своим другом.

На лице Уко Уллоу отразилась радостная благодарность. Он осторожно, но крепко пожал мою руку.

Космопорт находился в пустынной степи, в ста километрах восточнее северной столицы Сообщества Шаолинсеу, и добираться до нее нужно было на магнитобусе. Более короткий путь можно было проделать на пассажирском гравиплане, но лететь по воздуху мне не посоветовал один из рабочих Космопорта, явно намекая на небезопасность такого полета.

Отправив сообщение о своем прибытии в компанию «Кирон Делукс», в точности, как меня инструктировал Громов, я направился на стоянку магнитобусов, расположенную неподалеку от взлетной полосы.

Салон был уже порядком набит пассажирами, и я с трудом отыскал свободное место в ряду низких жестких кресел, за которое пришлось заплатить розовой бумажкой. Такими бумажками жители Сообщества производили расчет с государством за предоставляемые им материальные блага. Подобная система существовала и на Земле много веков назад, но я знал о ней лишь по учебникам истории. В Трудовом Братстве распределение материальных и духовных благ не ставилось в зависимость от достатка людей, выраженного определенным количеством бумажных или металлических знаков, именовавшихся на Гивее деньгами. Любой житель Земли мог получить все необходимое в любое время и в любом уголке планеты. Могучая ресурсоориентированная экономика Трудового Братства, опиравшаяся на самые последние достижения науки и техники, благодаря разумному распределению материальных благ, а также с детства воспитываемому, осознанному ограничению желаний и потребностей каждого, освобождавшему людей от рабской зависимости от ненужных вещей и предметов быта, так ценившихся в прошлом, обеспечивала практически полное изобилие пищи, одежды и жилья, даря землянам возможность свободного труда и радостного творчества, не омраченного тревожными заботами о будущем.