Имбирь и мускат - Прийя Базил

Карам подошел к Сарне и попытался взять ее за руку.

— Я скоро вернусь, ты даже не успеешь заметить, что меня нет.

Она отступила:

— Тебе не надо уезжать! Я не хочу тебя отпускать. Это плохо кончится, у меня дурное предчувствие в крови. — Она обхватила запястье рукой и положила большой палец на артерию, как доктор, меряющий пульс. — Я нутром чую! — Сжала живот, чтобы подавить тошноту. Повела носом. — От этого несет Мускатом.

— Успокойся, пожалуйста. — Ему удалось взять ее за руку. — Ничего страшного не случится. Теперь все будет иначе. Я уеду только на неделю — сущий пустяк.

Сарна погладила его ладонь и прижалась к нему всем телом.

— Если это пустяк, то не уезжай. Останься со мной!

— Я должен!

Карам не мог упустить такую возможность. Он начал думать о ней год назад, когда умер британский монарх. Еще тогда он решил, что обязательно поедет на церемонию коронации. Ведь новая королева могла бы править и в Индии, если б англичан не смыло волной перемен. А если бы не они, вероятно, в 1947-м Индия разделилась бы не так болезненно, Карам не очутился бы в лагере для беженцев и никогда не задумался бы о важности истории.

В Англии приготовления к церемонии длились уже шестнадцать месяцев, Карам копил деньги и размышлял о грядущем. Приняв участие в коронации, пусть даже в роли ничтожного наблюдателя, он надеялся стать частью исторического события. Однако до последней минуты не говорил об этом Сарне, ведь она наверняка его не поймет. Так и произошло. Что женщина смыслит в истории? Ровным счетом ничего.

— Должен?! — Она уронила его руку и скрестила свои на груди. Да кем он себя возомнил? Заявляет о своих намерениях, точно махараджа, получивший приглашение на церемонию!

— А о Пьяри ты подумал? — сказала она, поглядев на дочку, которая бегала по саду: длинные косы с большими зелеными бантами, похожими на огромных стрекоз, танцевали за ее спиной.

— Семья тут ни при чем. Просто я должен это сделать. Я… — Карам не успел закончить: Сарна отвернулась и покачала головой. Семья тут как раз при чем! Что произошло, когда он уехал в Лондон? Эти воспоминания были невыносимы. Она боялась одиночества, саму себя. Как он смеет уезжать?

— Я хочу почувствовать, что я — часть истории, — продолжал Карам, обращаясь к Сарне, которая стояла к нему спиной. Ее волосы сверкали голубым в меркнущем свете. — Коронации не каждый день случаются. Я мечтаю увидеть, как королева восходит на престол. Другого шанса у меня просто не будет.

Сарна вспомнила газетные фотографии Елизаветы II, которые ей показывал Карам. Интересно, это они снова пробудили в ее муже охоту до английских дамочек?

— Знаю я твою королеву, мистер Карам Сутра. Та самая раат ди рани, которую ты ублажал в прошлый раз! Царица ночи никак не выйдет из твоей головы. До сих пор с успехом показываешь фокусы, которым она тебя научила! — Сарна обернулась и уперла руки в боки.

И началось. Муж и жена своей руганью согнали солнце с небес и продолжали вздорить в темноте, среди стрекота сверчков. Под покровом ночи Пьяри незаметно подкралась к бугенвиллее и наблюдала за родителями, посасывая косички.

— Да что толку с тобой разговаривать, тебя не вразумишь! — Карам в конце концов потерял терпение и вышел на улицу. Поднимаясь широкими шагами по Кира-роуд, он удивлялся самому себе. И зачем ему понадобилось что-то ей говорить? Он вовсе не обязан отчитываться. Разве Баоджи когда-нибудь просил у Биджи разрешения на поступок? А Сукхи советовался с Персини? Разумеется, нет. Только дурак мог подумать, будто Сарна разрешит ему отправиться в Лондон. Черт подери, эта женщина слишком вспыльчива! И до чего острый у нее язык!

Надо было сразу показать ей, кто в доме хозяин. Только наивный муж позволяет жене вытворять такое. Сарна оттачивала свой язык на других, чтобы потом наброситься на него. Что ж, довольно. Карам дошел до конца улицы и остановился. Посмотрев вниз с холма, увидел свой дом Г-образной формы, точно такой же, как все остальные белые бунгало с красными черепичными крышами, и не заметил никаких признаков ссоры, разразившейся в его стенах. Затем Карам окинул взглядом весь район Кололо, где они жили, и зеленые окрестности. Кампала была построена на семи холмах. Вдалеке, на одном из них, Карам разглядел подсвеченную круглую крышу храма Бахай. Все казалось таким умиротворенным, и только Бог знал, что на самом деле творится в этих домах.

Он вернулся, убежденный в своей правоте, и о приближающейся поездке больше не заговаривал. Когда Сарна поднимала тему, он молчал, тем самым показывая, что все уже решено и обсуждению не подлежит. Дни перед разлукой были очень напряженными. Сарна шла на все, желая переубедить мужа: плакала, устраивала истерики, молчала. Готовила его любимые блюда, чтобы Карам не захотел покидать родной дом, а когда это не подействовало, переперчила всю еду, дабы покарать его рот за молчание.

Карам не поддавался на уловки. «Скоро она смирится с моим решением», — сказал он себе. И ошибся.

Сарна думала, что с ней обошлись нечестно, и очень страдала. Где этот проклятый Лондон, который снова крадет у нее мужа? Что там такого, чего нет у нее? Она вспомнила о сэкономленных шиллингах. Чтобы скопить хоть немного денег, она кипятила воду для ванн на углях, покупала дочери дешевые туфли, торговалась на овощном рынке. И теперь все уйдет на прихоть Карама. Сарна решила, что больше не станет отдавать ему деньги, сбереженные на хозяйстве.

Пока мужа не было, ее преследовал страх, что вот-вот стрясется нечто ужасное. Целыми днями она готовила лакомства и пила чай с подругами, а ночью не могла сомкнуть глаз: ждала обнадеживающего толчка в животе или прокрадывалась в комнату к Пьяри — убедиться, что та дышит. Сарна приоткрывала шторы и в лунном свете смотрела, как вздымается и опускается грудь дочери, или слушала, как малышка сосет палец, будто пробуя на вкус самый сладкий сон. Сарна все еще с трудом прикасалась к Пьяри. Любые материнские действия напоминали ей о том, что она потеряла и может потерять вновь, поэтому Сарна старалась выполнять их формально, сухо. Свою любовь она проявляла разве что в готовке да рукоделии. Всю одежду для Пьяри она шила или вязала сама, надеясь, что так дочь ощутит ее ласку и заботу.

Обычно Сарна быстро и ловко плела дочке косы, но без Карама стала похожа на ребенка, который только учится завязывать шнурки. Цветные ленты перекручивались и выскальзывали из рук, точно следуя за ее мыслями, а не пальцами. Почему он уехал? С кем он теперь? Сколько его не будет на этот раз?

Пока Карам ехал на север, в Судан, пейзаж за окном постепенно менялся. Сначала плодородные земли перешли в саванну, затем — в пустыню. Вокруг них протянулось ничто, бесплодное и необитаемое. Только ветер глухо шелестел среди холмов, взметая песок, летевший вслед за ним, подобно длинному шлейфу невесты. Дорога превратилась в грязную колею, которая неуверенно вела дальше, порой исчезая на сотню-другую метров, словно пролегла здесь не по своей воле.

— Долго еще? — спросил Карам у Нгити, водителя микроавтобуса.

— От сих уж рукой подать, — отвечал тот. — Дороги никудышные, поэтому до Джубы еще несколько часов тащиться. По непогодице и того дольше.

Карам и остальные пассажиры застонали. Они уже полдня тряслись в автобусе. Добраться до Лондона можно было и быстрее, просто так выходило дешевле. Карам надеялся, что других проволочек в пути не возникнет.

Они прибыли в аэропорт вовремя, но рейс задержали. Когда Карам спросил, во сколько приблизительно вылет, ему ответили: «Сахиб, откуда ж нам знать, когда самолет вылетит, если мы понятия не имеем, когда он прилетит?» «Это аэропорт или рулетка?» — подумал про себя Карам.

Вскоре выяснилось, что удача — вернее сказать, ее полное отсутствие — стала неотъемлемой частью этого путешествия. В два часа дня, во время намеченного вылета, всем пассажирам предложили теплые «прохладительные» напитки. В шесть часов, когда самолет должен был преодолеть полпути до Англии, а Карам нервно прошагал по залу чуть ли не все требуемое расстояние, посадку так и не объявили. В восемь им было сказано, что аэроплан прибудет в десять, а вылетит в полночь. Карам быстро подсчитал оставшееся время. Если ничего не случится и они окажутся в Лондоне точно по расписанию, то он все равно успеет на коронацию. Начала, конечно, не увидит, но основную часть застанет. Он бросил возмущенный взгляд на регистрационную стойку, за которой никого не было: лучше бы самолету прилететь поскорее.

В десять часов он не появился. Обслуживающий персонал тоже куда-то испарился, так что Караму даже не на ком было выместить раздражение. Он бродил по залу и хлопал себя по бедрам, чтобы хоть немного успокоиться. Остальные пассажиры, кажется, смирились с задержкой. Впрочем, никто из них не летел в Лондон только ради коронации, никому из них не грозило опоздание на самое значительное событие последних лет. Так ведь?