Богатых убивают чаще - Михаил Рогожин

— Давай знакомиться, Петелин, — азартно сверкнув глазами, она протянула руку для поцелуя. — Василиса Докучаева, хозяйка целой спортивной федерации! Мама всех спортсменов!

Он склонился к ее руке, чиркнул укушенной губой по бриллиантам. Ойкнул от боли.

— Ты какой-то интеллигентный парень! Как я устала от этих рэкетиров, ворюг, проходимцев. Мелкий народец… — поедая его взглядом, продолжала Василиса. — Знаешь, в чем их трагедия? Наворовать наворовали, а прожить не успели!

— А вы?

— И я… — вдруг тяжко вздохнула она и расплакалась.

— Но я ничего не воровал. У меня и денег-то нет, — неизвестно зачем стал убеждать ее Петелин. Схватив Василису за плечи, он ощутил тонкий обволакивающий запах французских духов. Одурел от оказавшихся слишком близко ярких влажных губ, матовой холеной кожи лица, дрожащих от возбуждения тонких ноздрей.

Глаза Василисы полыхнули пожирающим пламенем необузданного желания.

— Ты другое дело… ты — убийца. Настоящий мужик… боец… мне давно такого не хватает.

— Давай выпьем, — промямлил Евгений. Его рассудок затуманился сиреневой пеленой, уступив наплыву неконтролируемых эмоций. Последним ощущением ускользающей реальности стала острая боль в нижней губе, вызванная жадным поцелуем Василисы.

Глава 12

О Ядвиге Ясной в Москве ходило множество сплетен и слухов. К концу девяностых годов спрос на экстрасенсов, колдунов, прорицательниц в столице сошел почти на нет. Наиболее «раскрученные» из них вписались в богемную тусовку и стали скорее атрибутом шоу-бизнеса, нежели спасителями граждан, разуверившихся в совковой медицине… И в этот момент появилась она — гордая, властная аристократка польских кровей. Двери престижных домов сами раскрывались перед ней. Она не позволяла себе никаких откровений, не совершала ничего чудесного. Не оживляла покойников, не передвигала взглядом предметы, не заряжала воду и кремы, не излечивала наложением рук. Не медитировала и не впадала в транс. Ядвига Ясная подчиняла себе людей одним взглядом. Ее немигающие глаза стального цвета завораживали человека настолько, что он терял способность соображать. Это касалось и мужчин, и женщин. Одни считали ее нимфоманкой, другие инопланетянкой. Вторых было несравненно больше. К их числу относилась и Кира Давыдова.

Они познакомились на вечеринке у давнего друга Киры — кинорежиссера Сергея Грача, вернее, «подружки», как она его сама называла. Сергей вел рассеянный образ жизни. Его пятикомнатная квартира на «Аэропорте» считалась чуть ли не филиалом Дома кино. Там можно было встретить и стареющих кинозвезд, и молоденьких дебютанток, известных музыкантов, писателей, политиков и просто прожигающих жизнь бездельников. Сам кинорежиссер в то время, как его ровесники прожирали свой талант, предпочитал его пропивать. Иногда отвлекался на создание талантливых кинобезделушек под маркой — авторское кино. За ним закрепилась репутация вечного плейбоя, поэтому приходилось из последних сил ее поддерживать. Сергей не желал расставаться с привычками давно прошедшей молодости. Молодился и внешне, и эмоционально. Его друзья, обремененные годами, заботами, семьями, тянулись к Сергею, преследуемые ностальгией. Он принимал всех. Кира обожала его навешать. К нему не ревновал даже Артем. Причем настолько, что профинансировал один его малоудачный проект.

В тот вечер вечный плейбой с неизменной белозубой улыбкой был особенно импульсивен. Загадочно молчал и не позволял прикасаться к спиртному до особого распоряжения. Заинтригованные гости знали лишь то, что должна появиться некая уникальная особа, о которой он собирался снимать экспериментальный фильм. Больше других суетилась маленькая крепко сбитая женщина, напоминавшая пекинеса в очках, — Ира Мирова, считавшаяся продюсером Сергея.

— Он совсем с ума сошел! Я же продюсер, а не банкир. Смешно выбивать деньги под эксперименты! Кому они нужны? Снимай фильм про мафию, возьми Джигарханяна, Шукшину, Жириновского, и я обеспечу финансирование… а так какая-то блажь! — с короткими придыханиями возмущалась она.

Изголодавшиеся по съемкам и деньгам актеры активно кивали своими знаменитыми физиономиями в знак согласия. Кира не принимала участия в разговоре. Сергей попросил ее сервировать стол в чопорной гостиной, где под старинной бронзовой люстрой стоял круглый красного дерева стол. Это означало, что прием устраивался, как он выражался, «по большое декольте».

И вот когда на белой кружевной скатерти появился гарднеровский сервиз, раздался звонок в дверь. Сергей бросился открывать. В полутемную прихожую ворвался сноп золотистого предзакатного света, она наполнилась запахом сирени, распустившейся во дворе, и вслед за этим вошла высокая женщина в элегантном белом костюме и белой шляпе с широкими полями, прикрывавшими лицо…

Вздох восхищения вырвался из мужских прокуренных легких. За дамой возник усатый верзила с длинными черными, затянутыми в хвост волосами. На его появление восторженно отреагировала Ира Мирова. Прикрыв рот ладонью, она сообщила Кире:

— О-го-ro! Барин пришел!

Но Кире в тот момент было наплевать на Альберта Баринова, который считался самым щедрым мафиози в Москве. Ее потряс жест, которым незнакомка сняла свою шляпу и, подняв голову, поправила элегантно уложенную платиновую прическу.

— Шарман! — прокомментировал Сергей. И представил гостью: — Знакомьтесь, Ядвига Ясная — самая загадочная женщина конца второго тысячелетия нашей эры.

Стальные глаза женщины слегка сузились, и на всех присутствующих накатила какая-то сумасшедшая волна восторга, спровоцировавшая непроизвольные громкие аплодисменты.

— Благодарю вас, — произнесла она тоном королевы, привыкшей к изъявлениям любви своих подданных.

Трудно было сразу понять, текла ли в жилах Ядвиги королевская кровь, но то, что все остальные почувствовали себя плебеями, стало как-то очевидно.

— Сергей, я рада познакомиться с твоими друзьями. А это, — снова изящный жест в сторону спутника, — господин Баринов.

— Ну, Барина-то мы знаем, — вырвалось из пересохшего артистического рта.

Сергей, приняв из рук Ядвиги шляпу, положил ее на кресло и тут же заторопился:

— Проходим, проходим, проходим.

В гостиной, по достоинству оценив поднятой тонкой бровью богато сервированный стол, она произнесла тихим грудным голосом:

— Как мило…

— Ждали, ждали! — продолжил Сергей.

Появившиеся на столе запотевшие бутылки водки несколько отвлекли от объекта восхищения. Но Ядвига вызвала новый виток восторга ответом на вопрос Сергея: «Что предпочитаете пить в это время суток?»

— Водку, — просто ответила она и наколола на вилку малосольный огурчик.

Дальше пошли тосты, каждый из которых сводился к комплиментам в адрес гостьи. Атмосфера казалась такой наэлектризованной, как будто за открытыми окнами вот-вот собиралась разразиться летняя буйная гроза.

Ядвига говорила мало. Внимательно смотрела своими немигающими глазами на друзей Сергея, слушала, иногда кивала головой. Сам хозяин, наконец, не выдержал и признался, что собирается снимать фильм об удивительных экстрасенсорных способностях Ядвиги. Баринов не преминул тут же объявить, кто собирается финансировать съемки.

— Мы и не сомневались! — с сексуальным придыханием воскликнула Ира Мирова. — Вы — единственный, у кого болит сердце за российское кино.

— У него просто больное сердце. Поэтому деньги копить особенно ни к чему, — заметила гостья так, словно оценивала свежесть лежавшей на тарелке янтарной севрюги.

— Все под богом ходим, — вздохнула Ира Мирова.

— Богу вряд ли интересны наши проблемы, — без тени нравоучения возразила Ядвига. — Если бы его волновала человеческая жизнь, он бы ее регламентировал, и мы бы с рождения знали, сколько кому отпущено.

— Но это было бы ужасно! — воскликнул старый артист, знакомый каждому по ролям героических офицеров. — Мы и без того уже дожили до полной компьютеризации! Куда ни плюнь — все запрограммировано!

— А вы предпочитаете, собираясь в дорогу, не знать конечного пункта? — искренне удивилась Ядвига.

— Мой конечный пункт на Ваганьковском. Но я не желаю знать, когда я туда попаду! — с пафосом произнес артист.

Ядвига царственно повернула голову в его сторону. Стальные глаза сузились, благородно очерченный рот едва подернулся снисходительной улыбкой.

— Не обманывайте. Мысли о смерти преследуют вас постоянно. Вы наливаетесь, боясь не дожить до рассвета, а просыпаясь, страшитесь умереть от пьянства. Но можете не бояться. Вы погибнете в перестрелке… не дожив трех дней до юбилея. И похоронят вас не на Ваганьковском, а на Митинском кладбище…

— Какого числа?! — растерянно озираясь по сторонам в поисках поддержки, сдавленным голосом спросил артист.