Полночные размышления семейного терапевта - Карл Витакер

По моим представлениям, восьмая стадия — это равные отношения сверстников, столь прочно установившиеся, что супруги могут отодвигаться друг от друга и придвигаться друг к другу, приняв некоторое двухстороннее вето, поскольку они открыли, что он и она не то же самое, что мы. «Я» и «Мы» диалектически уравновешены. Человек может удаляться в индивидуацию и возвращаться в единство в бесконечном процессе, в котором всегда есть место и для тревоги!

Девятая стадия предполагает психологический развод и новое заключение брака. Это мощная индивидуация одной и другой цельных личностей из пары; это рискованнейший прыжок, усиливающий и расширяющий амплитуду раскачиваний в диалектическом танце. Полная индивидуация — открытие радости и боли психологического развода — подготовливает полную зрелость и позволяет внимательно отнестись к опасностям отказа от решения продолжать жизнь в единстве команды.

Десятая стадия в процессе здорового развития брака, быть может, одна из самых важных, часто наступает не в такой последовательности, какую я тут изобразил. Это рождение первого ребенка и, разумеется, рождение второго. Биологическая триангуляция в результате появления ребенка вызывает неимоверное напряжение в «Мы» брака. Она также несет в себе возможность ясно осознать, что «Мы» пары существенно важно, чтобы ребенок сам определил границы своего отделения и свою сопринадлежность, а не чтобы это решили за него беспокойные родители.

Когда появляется ребенок, триангуляция возникает на двух уровнях. Две пары новых дедушек и бабушек стоят перед проблемой, чей это внук — его рода или ее. На кого похож? Как себя ведет? Какие семейные проблемы и черты отразились в нем? Все это становится тайной или явной борьбой, являющейся частью агонии и восторга семейной жизни.

В то же время в брачной паре внезапно возникает новый треугольник матери и отца. Мать девять месяцев вкладывает себя в свое новое «я», а отец лишен такого биологического единства. Конечно, супруги на психологическом и социальном уровне пытаются исправить подобную ситуацию скрытого развода и стараются изо всех сил. Но все же то необусловленное принятие, которое мать получает от ребенка, лишь в слабой степени распространяется на отца, и вопрос о том, кто в этом треугольнике с кем соединен, все время тревожит новое, состоящее из двух поколений единство.

Позволю себе отступление. Мне кажется, что первый ребенок неизбежно становится маминой мамой — тем, кто дает молодой матери ту безопасность, которую прежде она получала от своей матери. Эта динамика незаметна в семье, ее легко поставить под сомнение. Продолжая фантазировать, я следующим ходом предполагаю, что второй ребенок становится мамой для своего отца, давая ему чувство прочности и безопасности, которое давала ему в детстве мать. Я предполагаю, что третий ребенок появляется для того, чтобы мать могла удостовериться, что сердце отца принадлежит семье, а не отдано деньгам, гольфу, другой женщине, работе или телевизору. И, наконец, у четверто-го ребенка есть шанс стать по-настоящему свободной личностью, без символического бремени, запечатлевшегося на психологии предыдущих троих детей.

Последняя стадия брака — создание союза двух семей, тех семей, откуда вышли он и она. Часто мы встречаемся с подделкой этой стадии, когда она состоит из многих предварительных и неполных достижений. Трудно и часто невозможно достичь такого союза на эмоциональном уровне, хотя он может имитироваться и изображаться социально и психологически. Часто возникают псевдоальянсы между одной семьей и кем-то из другой семьи или каждым отдельным человеком и другой семьей, но это совсем не то же самое, что союз двух больших семейных групп.

Хотя каждый супруг символически выражает семью, откуда он произошел, нужен долгий путь, чтобы соединить два независимых биопсихосоциальных организма, называющихся семьями. Когда такое соединение происходит, они становятся общиной, где каждый уважает право другого быть личностью, и в то же время присутствуют единство, социальная и психологическая целостность. Тогда семьи становятся друг для друга групповыми терапевтами, помогающими каждому обрести чувство терпимости к различиям, силу единства и свободу присоединяться и отделяться — все эти вызывающие тревогу вещи, которые тем не менее совершенно необходимы каждой семье.

Рождение ребенка и молодая пара

Трудности, связанные с тем, что брак — это сочетание двух семей, отступают на второй план, когда на сцену выходят переживания беременности, родов, кормления младенца до одного года, поскольку триангуляция в юной семье сопряжена с огромными сложностями. Самый очевидный треугольник — это жена, ее мать и муж. Теща либо становится матерью мужа, из чего вытекают новые сложности, либо соревнуется с ним, давая ему понять, что жена никогда не будет ему принадлежать, потому что уже принадлежит своей матери. А он сильнее нуждается в материнстве своей жены, поскольку потерял свою мать, взяв другую женщину. Жена — вор, отнявший сына у матери. Отношения мужа со своим отцом и тестем обычно менее значимы, хотя по-своему могут помочь ему терпеть безнадежную механическую жизнь, в которую свойственно убегать мужчинам, чтобы не чувствовать боли общения с людьми.

Первоначальное чувство мужской гордости при мысли о беременности жены вскоре сменяется ощущением отделенности, поскольку жена все больше погружается в свою связь с существом, живущим внутри ее утробы. Мужчине остается наблюдать со стороны за изменой жены. Она пытается вовлечь мужа в радость своей новой страсти, переживаемой при беременности, а это и восхищает мужа, и в то же время парадоксальным образом причиняет ему боль. Чем больше она делится с ним удивительным чудом своей внутренней жизни, тем острее он понимает, насколько посторонним является во всем этом.

И, наконец, ребенок рождается — наступает главный момент в истории этой триангуляции. Радость, ужас и реальность рождения вскоре перечеркивается ощущением мужа, что ему остается лишь издали созерцать наивысший оргазм жены. Он вдруг понимает, что все предыдущие их оргазмы почти ничего не значат и что он никогда не сможет такого пережить. Потом, при кормлении грудью, жена получает драгоценную возможность регрессировать к своему младенчеству и пережить тот первичный процесс, что предшествует появлению речи. На фоне глубокого, корневого общения матери и ребенка контакт жены с мужем кажется совсем бледным. Все больше муж понимает, что он исключен биологически и отослан в мир психосоциальных отношений. К тому же ее неизбежная регрессия на службе эго требует от него для поддержания равновесия стать символической матерью жены. Но и эту возможность помочь регрессии жены обычно отнимает у него теща, появляющаяся, чтобы участвовать в рождении и уходе за ребенком, при этом отодвигая мужа в сторону.

Обычно при попытке разрешить эту ситуацию он отрицает чувство своего эмоционального голода, а она — силу своего примитивного удовольствия, в надежде вернуть хотя бы видимость близости, которая была раньше. Жена не ведет себя, как самка паука, убивающая супруга. Но психологически такая метафора неплохо изображает скрытую картину ситуации. Поняв, что беременная жена отвернулась от него, муж часто склонен вкладывать свои чувства в борьбу за добывание денег или влияния во внешнем мире или в любовь к другой женщине. Когда он отворачивается от жены за то, что она отвернулась от него, начинается мучительный процесс, когда гордость подогревает вечное соревнование в семье за обладание теплом и лаской.

Более того, на фоне глубинного телесного взаимодействия жены с новорожденным младенцем объекты культа для мужа — его пенис и физическая сила — представляются убогими; его бессилие — это уже не просто ощущение, но факт. Он понимает, сколь ничтожна его способность возбуждать жену по сравнению с ощущениями родов, с тем, сколько внимания и тепла получает ребенок при кормлении грудью, не говоря уже о полной близости его повседневного общения с женой.

Часто все это провоцирует настоящий развод, выражающий и усугубляющий уже произошедший эмоциональный развод. Развод позже явится защитой на всю оставшуюся жизнь. Он может свалить вину за все проблемы своей психики, за свою неудавшуюся жизнь на оставившую его жену, а она будет говорить, что во всех страданиях ее жизни виновен оставивший ее муж. У нее появляется еще один стимул влюбиться в своего ребенка, заменяющего мужа, а эти отношения легко превращаются в патологические. Вдобавок развод оставляет специфический эмоциональный осадок. Оба бывших супруга начинают с горечью смотреть на любые взаимоотношения, так что их последующий брак может быть испорчен ощущениями, что все женщины таковы или что все мужчины одинаковы. Оба становятся в большей мере манипуляторами, холодными циниками, думающими про себя, что по-настоящему можно находиться в близости только с самими собой.