Основание - Лякмунт

Еще я спросил у Петрова, как он относится к отстранению широкой публики от знаний о секвенциях. При этом я ненавязчиво пытался выведать про то, что именно составляет предмет секрета. Мне удалось сформулировать три предположения о предмете ревностно оберегаемой тайны. По моей версии это могло быть:

– само представление о секвенциях, как таковых;

– некая персональная коллекция секвенций: активных и безразличных;

– что-то еще, о чем я пока не догадываюсь.

Я ожидал, что мой вопрос введет Петрова в задумчивость, хотя бы и не долгую. Я ошибался. Про представления о секвенциях, как таковых, Петров ответил, что лично он бы не возражал, если бы эти знания сделались достоянием широкой общественности. При этом он предвидит вызванные этим массовым знанием кризисы религии, философии, этики, науки, политики и кризисы много чего еще, что не приходит сразу в голову. Однако, по мнению Петрова, такие кризисы пойдут человечеству только на пользу.

Спросить, почему Петров, несмотря на свою явно выраженную активную позицию, не попытался подстегнуть таким образом человеческий прогресс, я постеснялся. Кажется, я уже упоминал свою деликатность.

Говоря о личной коллекции секвенций, Петров с видимым удовольствием ознакомил меня с довольно пространными рассуждениями на эту тему. По его словам выходило, что секвенции, несмотря на свою некоторую эфемерность, в качестве объектов собственности ближе к золоту или недвижимости, чем, скажем, к мелодии, или алгоритму. Одновременно с этим, он высказал предположение, что союз владельцев коллекций секвенций пошел бы на пользу не только участникам союза, но и человечеству в целом. Именно в таком контексте я был впервые ознакомлен с концепцией Секвенториума. Здесь же Петров высказал идею о законодательном запрещении частного использования секвенций – секвенции должны сделаться собственностью сообщества и выполняться лишь централизованно. Будучи убежденным борцом против ограничения личных свобод, я резко высказался против этой идеи, но в спонтанно возникшей дискуссии старый софист одержал полную победу, не оставив от моих доводов камня на камне. Я это объяснил тем, что Петров был заранее готов к такому спору, поэтому остался при своем мнении.

 Ну а по третьему пункту моих предположений о сути тайны секвенций (если помните, я предположил, что не догадываюсь в чем предмет тайны), Петров с энтузиазмом присоединился к моему мнению. На этом концептуальная часть нашего разговора завершилась, и мне было предложено пойти в мои апартаменты и набраться сил для завтрашнего ответственного дня.

Проводить меня до места ночлега было поручено Хлыщу. Его не слишком обрадовало это задание, но отказаться от поручения он не посмел. Поначалу он благоразумно держался на расстоянии, исключающим непосредственный контакт с моей рукой или ногой. Учитывая мой рост, расстояние это оказалось достаточно большим, и Хлыщ был вынужден руководить моими перемещениями издали. Из-за этого я никак не мог взять в толк, куда мне идти и где поворачивать. Пришлось гарантировать негодяю физическую неприкосновенность, и дело пошло на лад. Апартаменты, до которых он меня после этого довольно быстро довел, оказались небольшой двухкомнатной квартирой, с дверью, запирающейся снаружи. Я отложил изучение места своего домашнего ареста на завтра, разделся, лег на широкую кровать и заснул.

Глава VII

Знакомство с молодой женой. Евгеническая секвенция состоялась. Траутман переходит с Петровым на «ты». Что такое олигарх. Классификация Плохишей. Буллы и медведи. Грэйсы и шалимары. Откуда берутся грасперы. Как буллы и медведи используют грасперов. Зачем Траутман Роберту Карловичу. Трехлетняя заморозка закончилась, и Траутмана это очень беспокоит.

Наутро, за завтраком я был представлен будущей матери сына Петрова. Она оказалась очень милой девочкой совершенно не московского вида. По-русски она знала всего пару слов, зато достаточно бодро изъяснялась на довольно странном английском. Я спросил ее, как ей понравилась Москва, на что она с подкупающей непосредственность ответила, что Москвы еще не видела и не слишком к этому стремиться. Впрочем, супруг и господин на днях обещал отвезти ее в Москву и всё там показать. Я посмотрел Петрова, полностью ушедшего в намазывание джема на тост. Пока я старался найти деликатную форму для своего вопроса, он успел засунуть тост целиком в рот и принялся с удовольствием его жевать. Не дожидаясь окончания этого процесса, я ознакомил его с найденной деликатной формой:

 – Мы не в Москве?

– Мэ-мэ, – неразборчиво ответил молодой супруг и, чтобы я его лучше понял, энергично замотал головой.

Мне пришло в голову, что теперь я знаю, почему вчера моим первым приемом пищи стал поздний обед, несмотря на то, что встал я ни свет ни заря.

Стремясь продолжить непринужденную утреннюю беседу, я спросил:

Скажите, Петров, а что ваши сотрудники и коллеги знают о секвенциях?

Петров, как и положено воспитанному человеку, не спеша, с закрытым ртом дожевал тост, без усилия проглотил, запил глоточком чая и спокойно ответил:

– Ничего.

Я опустил глаза и сосредоточился на поиске корректной формулировки следующего вопроса. Но тут Петров, не дав мне открыть рта, произнес:

– И у Роберта такая же фигня, как мне кажется.

Ну и лексика, осуждающе подумал я. На этом закончилась наша светская беседа за завтраком.

Евгеническая секвенция, как я про себя ее назвал, сработала с первого же раза. Все происходило, почему-то в той самой комнатке, где я вчера давал клятву верности. Что интересно, восседал я на том же самом стуле, но уже без садомазохистских элементов в виде ремней. В комнату зашли Петров с младою супругою. Оба порадовали меня своим бодрым видом. В руках у Петрова, к моему удивлению, действительно была чаша – металлический сосуд с узорами, формой похожий на большую пиалу. Молодые остановились напротив меня, и я на секунду почувствовал себя ответственным работником ЗАГСа. Петров приложился к чаше, и я тут же почувствовал: началось. Шалимар оказался каким-то особым. Мне почему-то показалось, что он окрашен в нежно-зеленый цвет. Зеленый аромат. Бывает, оказывается, и такое. Я с ободряющей улыбкой показал Петрову большой палец, мол, всё идет отлично. Мне показалось, что его руки немного дрожали, когда он передавал чашу девушке, при этом взгляд его был устремлен на меня. Я в ответ внимательно наблюдал за выражением его лица и только по ароматическому взрыву понял, что девушка отпила из чаши. Четыре составляющих. Одна – глоток мужчины, вторая – глоток женщины. А какие еще две, интересно?

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});