Монах - Майя Зинченко

Когда он вернулся, то увидел, что девочка спокойно сидит под деревом, где он ее оставил и держит в руках молодого зайца. Он еще не успел полностью сменить летний мех на зимний, и вид у него был теперь весьма странный. Клочки роскошного пушистого белого меха перемежались с куцым серым.

– Откуда он у тебя?

– Поймала, - ответила девочка. - Он был какой-то совсем непуганый. Наверное, никогда не видел людей. А у тебя что?

– Я нашел воду и замечательные орехи, - сказал Клемент, выкладывая их на сумку. - Очень питательные. Давай сюда своего зайца. Ты, молодец - поймала такого знатного зверя.

– Ты же не сделаешь ему больно? - глухо спросила девочка, не спеша расставаться со своей добычей.

– Позволь узнать, а для чего ты его поймала? Чтобы съесть, я полагаю. Мы сейчас разведем костер, согреемся и поджарим его.

– Съесть и сделать больно - это разные вещи.

– Да, я уже понял, - кивнул Клемент, поражаясь детской логике. Он протянул к животному руку и беря нож. - Я не буду его мучить, обещаю.

– Обещания мало. Поклянись самым дорогим, что у тебя есть.

– Клянусь путем, ведущим меня к Свету, да не свернуть мне с него никогда. Для монаха это очень страшная клятва. А теперь Мирра, отправляйся за хворостом для костра. Лучше всего принеси каких-нибудь еловых или сосновых веток - они прекрасно горят и дают мало дыма.

– Знаю, знаю, - проворчала Мирра, стараясь не смотреть на свою добычу. - Он очень милый, этот зайчик, но… Выбора ни у него, ни у нас нет. Зажарь его всего, чтобы ничего не пропало. Я так проголодалась, что смогу съесть его целиком.

– Хорошо. Только не уходи очень далеко. И не возвращайся раньше, чем через полчаса, - сказал монах. Он прикинул, сколько времени ему понадобиться на то, чтобы освежевать и выпотрошить животное. - И возьми с собой вот это. - Он протянул ей запасной нож. - На всякий случай.

Девочка взяла его и заткнула за пояс. Провожая взглядом ее худую фигурку, Клемент подумал: "Странная девочка. Дочь ремесленника, но с легкостью поймала зайца. Повезло, наверное. А может, после вынужденной голодовки в ней заговорила кровь предков, промышлявших охотой. Ей жалко животное, у нее добрая душа, но она на редкость практичная. Даже странно, что из шкуры еще и обувь не попросила сделать. Я бы не удивился".

Мирра спустилась с пригорка и принялась собирать ветки. В голове у нее крутился один и тот же вопрос: "Догадается ли этот монах сшить из заячьей шкуры хоть что-нибудь, что можно было бы обуть? Пускай хоть подошвы на веревочках".

Положенные полчаса пролетели быстро, и она вернулась к Клементу, таща в руках охапку хвороста. Хворост был колючий, но Мирра безропотно терпела уколы, считая, что одна или две новых царапины ей уже не повредят.

– Ты как раз вовремя! - Клемент с гордостью показал ей насажанную на импровизированный вертел тушку.

– Вот дрова! - она кинула хворост в кучу и отошла на несколько шагов. - Я хотела спросить…

– О чем? - Монах принялся за разжигание огня.

– У тебя же осталась шкура зайца? Ее совсем немного, но…- она посмотрела на свои ноги, оценивая их размер.

– Нет, ничего не выйдет. Во-первых, на выделку шкуры понадобиться много времени, а я все равно не умею этого делать, а во-вторых, у меня не получилось снять ее целиком.

– А что ты вообще умеешь! - буркнула Мирра и демонстративно отвернулась.

– Много вещей… Например, сменить тебе повязку и проводить к родным в Плеск.

– Я и сама могу прекрасно дойти туда. Одна.

– Не советую, - серьезно сказал монах. - Девочка, путешествующая без сопровождающих, рискует навлечь на себя крупные неприятности. Разве родители не предупреждали тебя об этом? На дороге могут повстречаться бандиты или отвергнутые миром и людьми одиночки. Незнакомцев следует остерегаться.

– Действительно, а если они нам повстречаются, что ты будешь делать? - с интересом спросила девочка. - Молиться? И я тебе совсем не знаю, для меня ты и есть незнакомец. Откуда мне знать, что ты замышляешь? Заманил меня в лес…

– Тебе известно мое имя, - невозмутимо ответил Клемент. - А это уже очень много. - Он кашлянул. Ему была неприятна сама мысль, что его могли заподозрить в чем-то подобном. - Кроме всего прочего, я монах. - Мужчина, как бы напоминая, показал на рукав своей рясы.

– Будто бы это что-то меняет, - демонстративно фыркнула Мирра. - Раньше я считала, что все монахи - это хорошие люди, но сейчас мне так не кажется.

– Но разве я тебя чем-то обидел?

– Не о тебе речь… Будто бы не понимаешь,- ее плечи поникли и предательски задрожали.

– Мирра… ты опять плачешь?

В ответ донеслись плохо сдерживаемые всхлипы.

– Если бы я мог тебе помочь…- Клемент понятия не имел, как найти нужные слова, чтобы упокоить ее. - Знаешь, мои родители тоже умерли. И тогда мне было меньше лет, чем теперь тебе. Но боль от утраты ушла, и сейчас со мною только добрые светлые воспоминания. Я знаю, что они были хорошими людьми и это наполняет теплом мое сердце.

– Мне так плохо, больно вот здесь, - она постучала себя по груди. - Это некогда не кончиться. Мне нечем дышать. - Тут ее взгляд упал на окровавленную тушку зайца, и она зарыдала еще сильнее.

Клемент преодолевая свою нелюбовь к прикосновениям, обнял ее за плечи.

– Ну же… Не плачь. Все образуется. Пока я жил в монастыре, то усвоил одну важную истину: чтобы не случилось с другими людьми - оно не касаться лично тебя. И наоборот: то что происходит с тобой - не имеет никакого отношения к ним. Твоя боль - только твоя, и ее не поделишься. Поэтому если тебе не больно физически, прекращая плакать.

– Ты говоришь какие-то глупости, - сказала Мирра, размазывая по щекам слезы. - Я плачу оттого, что мне плохо. У меня болит душа. Какой ты служитель Бога, если не понимаешь этого?

– Я-то понимаю, но мне же надо как-то отвлечь тебя от грустных мыслей? Уверен, пища настроит тебя на нужный лад. - Он неловко погладил ее по голове и вернулся к костру.

Мирра еще некоторое время недвижимо сидела, глядя в одну точку, а потом достала нож и принялась лущить орехи, принесенные Клементом. Жизнь продолжалась.

Когда заяц был готов, они расправились с ним в мгновение ока. Никто не обратил внимания, что мясо было не соленным и с одной стороны подгорело. Клемент большую часть тушки отдал девочке, посчитав, что ему, привычному к долгим постам голод не повредит, а ребенку нужно хорошо питаться. Жареный заяц, в самом деле, оказал чудодейственное влияние на Мирру. Ее лицо порозовело, глаза заблестели. Да и настроение заметно улучшилось.

– Люди, в массе своей - примитивные существа, - сказал Клемент, запивая жесткое горелое мясо водой. - Они недалеко ушли от животных. Самое лучшее, что есть в человеке - душа, но он так мало заботится о ней.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});