КОШМАР : МОМЕНТАЛЬНЫЕ СНИМКИ - Брэд Брекк

– РУБИ, ГОНСАЛЕС…ПРАВИЛЬНО, ПАРИРУЙ, РУБИ…ВОТКНИ ЕМУ В ЖИВОТ…ВОТ ТАК…БЕЙ, КОЛИ, КОЛИ…УБЕЙ ЭТУ СВОЛОЧЬ, ГОНСАЛЕС, ИЛИ ОН УБЬЁТ ТЕБЯ!

Потом перешли к настоящим штукам.

– Когда бежите со штыками, я хочу слышать, как вы орёте и рычите…хватай приклад – сшибай его голову нахрен…пусть почувствует холодную сталь; представь, что это грязный азиат : вонзай, крути, стреляй, вынимай – выпусти скотине потроха.

Подбегая к соломенным чучелам, мы орали так, что кровь стыла. Кто-то даже выкрикивал клич конфедератов. Мы как будто хотели распороть самого косорылого Люка.

– КАКОВ ДУХ ШТЫКА? – кричал Дуган.

– УБИВАТЬ, УБИВАТЬ, УБИВАТЬ, – ревели мы в ответ.

– ЧТО ЕЩЁ?

– А УБИВАТЬ, БЛИН, ЗДОРОВО!

Потом была полоса препятствий. Мы лезли на высоту в тридцать футов, ползали под колючей проволокой, прыгали через ямы с водой, взбирались на стены, скакали через канавы, перелетали через барьеры и болтались на канатах.

И чувствовали себя суперменами.

На голове уже щетинился ёжик, и мы надеялись, нам будет что причёсывать по окончании учебки. И совсем не подозревали, что в последнюю неделю армия опять всё соскоблит до самого черепа, тем самым напомнив, что мы по-прежнему салаги и подготовка далека от завершения.

Винтовки в наших руках стали похожи на боевые орудия линейного корабля 'Ред Райдер'. Мы наливались силой, и как сотни ладоней шлёпали по винтовочной стали в унисон, когда мы перебрасывали винтовки с одного плеча на другое – это звучало красиво. Руки теперь были грубы, как седельная кожа. Мозолей и судорог не было и в помине.

Последний этап в лагере – занятия по боевому применению оружия под руководством лучших армейских стрелков. Перед выпуском мы должны были полностью освоить винтовку М-14.

В наших рядах часто вспыхивали драки, но за них никто не наказывал. Сержанты считали, что мы действуем, как положено боевым солдатам : агрессивно, бессердечно и коварно.

На стрельбище ездили в грузовиках. Утром – лекции, днём – практика. Потом собирали стреляные гильзы и складывали в ящики из-под боеприпасов.

Сержанты бегали туда-сюда по огневому рубежу с мегафонами в руках. К каждому из нас был приставлен инструктор – стрелок 1-го класса.

Сначала – отработка положений для ведения огня : лёжа, сидя и с колена.

После стрельбы – разборка винтовки и тщательная чистка.

Однако прежде чем сделать хоть выстрел, нужно было попрактиковаться на учебном стрельбище. Инструктора были последовательны и терпеливы. Отработка боевого применения оружия – самый важный урок в подготовке бойца.

– Сведи прицелы в одну линию, – говорил инструктор Термонду, – распредели давление равномерно по всей руке, вдохни, выдохни, плавно жми на крючок и стреляй.

– Сар-джант, – жаловался Термонд, – не могу стрелять, скрючившись, как змея. Вот дома в Теннесси…

– Армия говорит, что можешь, рядовой, поэтому будь внимателен, – твердил инструктор.

– Раскинь ноги, прижми лодыжки к земле, наведи к цели угол в сорок пять градусов, спину ровно… расслабься, расслабься…локоть поближе к корпусу, большой палец опусти, прижмись щекой к прикладу…уже лучше, вот так.

Часами мы выполняли инструкции – искривления и вращения. Ныли мышцы. Самым скверным было положение 'сидя'. Винтовка в руках плясала, и что я ни делал, не мог прицелиться.

Наконец, мы были готовы стрелять боевыми патронами.

– Следующая смена на огневой рубеж. Настроить визиры на триста метров. Установить три пункта влево поправки на снос ветром, прицел винтовки на заданную дистанцию.

Начальник стрельб взял мегафон и встал позади нас.

– Готовность слева, готовность справа, полная готовность на линии огня. Целься, заряжай, одиночными, десять выстрелов, редкий огонь, из положения лёжа.

Сначала было тихо. Затем бахнула одна винтовка, за ней ещё несколько. А потом загремело, как в аду.

– Ладно, Термонд, – сказал инструктор, – давай посмотрим, как ты запомнил уроки. Расслабься и успокойся, сынок, и плавно выдай несколько выстрелов.

Грохот оружия лишил нас присутствия духа : казалось, мы начисто забыли обо всём, чему учились целую неделю. Хотелось одного – чтобы всё кончилось как можно скорее. Мы запаниковали, напряглись и, конечно, резко дёргали спусковые крючки. Винтовки дали отдачу и больно ударили по плечам.

Стреляя, я впопыхах сбил с носа свои очки.

– Ты раньше когда-нибудь стрелял из винтовки? – спросил инструктор у Джона-Трясуна.

– Не-е-е-е, – ответил Джонсон, весь дрожа, и направил ствол винтовки на чужую бумажную мишень.

– Похоже, я всё забыл.

– Хорошо, расслабься, успокойся…глубоко вдохни, выдохни…так…ещё раз, а теперь стреляй.

Трясун глубоко вдохнул, медленно выдохнул, прищурил левый глаз, навёл прицел на яблоко мишени, опустил большой палец, ещё раз глубоко вдохнул, задержал дыхание, опять медленно выдохнул и плавно сделал первый выстрел.

Выбил пятёрку справа.

Ещё выстрел.

Шестёрка справа внизу.

Инструктор приказал Трясуну настроить прицел на левый снос ветром. Прицел настроен, и он делает выстрел, потом ещё несколько.

Все выстрелы ушли в 'молоко'. Он стёр пыль с ложа винтовки и виновато посмотрел вврех на инструктора, готовый к наказанию.

– Надо успокоиться, сынок, крепче держи винтовку.

– Слушаюсь, сэр.

– Особо не переживай, ни у кого не получается в первый раз; ещё неделя, и ты будешь класть точно в яблочко, – подбодрил инструктор.

– Спасибо, сэр, – глупо ухмыльнулся и кивнул головой Трясун.

Потом они собрали гильзы и ушли с огневого рубежа. Подошла другая смена.

Теперь днями напролёт мы поливали мишени свинцом. Нужно было получить квалификацию как минимум 'меткий стрелок'. Но кто-то заработали 'снайпера', а кое-кто – и Термонд среди них – даже 'стрелка 1-го класса'. Термонд хвастал, что уже привык к винтовке, и стреляется ему легко.

– Дома куплю охотничье ружьё – и на белок…- мечтал он.

Мне посчастливилось получить 'меткого стрелка', а двадцать восемь парней из роты получили 'стрелка 1-го класса'. Все мы прошли контрольные стрельбы и получили значки, которые надо было носить на форме под лентой 'Национальная Оборона' – пусть все видят наши смертоносные способности в обращении с винтовкой.

В конце недели мы с песнями двинулись назад с полигона. Дуган, как всегда, отсчитывал ритм…

Золотую ленточку в волосах носилаСлавная девчушка хоть летом, хоть зимой,А спроси попробуй : 'Какого чёрта носишь?' –'По моему солдатику, далёко милый мой'.

Как звучит строй на марше? Звякают карабины на винтовочных ремнях, погромыхивают каски, глухо брякают о бёдра фляжки.

– ЛЕВОЙ, ЛЕВОЙ, ЛЕВОЙ…- подпевал Дуган.

Страх допустить оплошность владел нами. Подготовка продвигалась споро. Делать записи было некогда.

В ярком светлом городе,Славная моя,В ярком светлом городе девушка живёт,Веселится – не горюет, ибо всем даёт.Милая моя, хорошая,Лечу к тебе, левой-правой,К тебе одной, левой-правой…

Мы шли форсированным маршем, проворно покрывая двадцать миль, отделявшие нас от казармы.

А вот ещё девчонка Джилл – пропеть о ней пора,Она-то никому не даст, но вот её сестра…Милая моя, хорошая…

Песни на марше воодушевляли. Шаг в ногу и слова песен впрыскивали в кровь адреналин именно тогда, когда он был нужней всего : когда ноги наливались свинцом, когда не хватало воздуха и казалось, что нам ни за что не забраться на следующую высоту.

Я не знаю, может, правда,Может, кто-то врёт,Что манда у эскимоскиХолодна, как лёд.Где тут правда, где тут враки?Мы отменные вояки.

НУ-КА ДРУЖНО –Раз-два,НУ-КА ДРУЖНОТри-четыре,НУ-КА ДРУЖНО –Раз-два,ТРИ-ЧЕТЫРЕ…

Песни звучали, как гордый вызов. Esprit de corps. Мы всё-таки протопали эти двадцать миль ужасной Луизианы и после изнурительного дня вернулись под ливнем с грозой, с песнями во все лужёные глотки, подобно стае гончих псов, идущей по медвежьему следу.

Мы непобедимы. Крутейшие из крутых. Коварнейшие из коварных. Ничто не может остановить нас. Мы худшие из худших. Мы будем молиться войне и с винтовками в руках станем слугами смерти. Чарли-Конгу пришёл конец. Мы готовы сожрать свою печень сырой и попросить добавки. Мы даже можем позволить сержанту Дугану трахнуть наших сестёр.

Мы научились любить своё оружие. Оно стреляет серебряными пулями, которые всегда попадают в цель, у него винты из нержавеющей стали, позолоченные магазины с гравировкой 'Долг, Честь, Родина', а вместо прицела – бриллианты в три карата.

Я счастлив, потому что я в армии, в этой роте – счастлив, что я солдат.

Взяв в руки оружие во имя Прекрасной Свободной Земли, мы стали профессиональ-ными военными, американцами-патриотами. Мы готовы убивать азиатов и штыками, усеянными рубинами, делать рваные дырки в их кишках. Дух штыка убивать, а убивать, чёрт возьми, весело!