СССР и Запад в одной лодке (сборник статей) - Андрей Амальрик

Есть признаки, что советская система переживает сейчас кризис власти, — и судьба движения во многом зависит от того, как этот кризис разрешится. Долгое время «наверху» существовал своего рода баланс между умеренными и неосталинистами, обеспечивавший стабильность власти, безопасность ее носителей, и ради его сохранения власти терпели диссидентов, проводя ограниченные, но не массовые репрессии.

Сейчас, однако, всей верхушке Политбюро уже за семьдесят, ни для кого не секрет, что неизбежна просто биологическая смена руководства, и это обостряет борьбу между двумя названными фракциями власти.

Подобная ситуация была уже в конце сороковых — начале пятидесятых годов, когда ожидаемая смерть Сталина побуждала его самого и радикальную часть Политбюро усиливать репрессии, чтобы и после его смерти заранее сделать невозможными любые позитивные либеральные изменения, и это наталкивалось на пассивное сопротивление умеренной части партийной верхушки.

Эта невидимая борьба имела вполне видимые и ощутимые всеми симптомы: так называемая «ждановщина» (поход против писателей и композиторов), партийные чистки (ленинградское и мингрельское дела), а также раздувание антисемитизма, который принял тогда форму «борьбы с космополитизмом». Точные, хотя и гораздо более бледные, аналогии всему этому мы находим и сейчас. Истерическое поощрение антисемитизма сверху вообще характерно для всех кризисов русской власти в XX веке.

Кульминацией борьбы с «космополитами» было появление в январе 1953 года в советской печати статей об «убийцах в белых халатах» врачах-евреях, убивавших якобы советских людей по указанию международного сионизма и американской разведки и разоблаченных «врачом-патриотом» Л. Тимашук. Через несколько месяцев последовала смерть Сталина, освобождение арестованных врачей — и это означало победу фракции умеренных.

В марте 1977 года «Известия» публикуют письмо нового «врача-патриота» хирурга С. Липавского, бывшего участника еврейского движения, о том, что это движение, равно как и движение за права человека, руководится зарубежными сионистскими организациями и американской разведкой. За несколько дней до публикации письма произошел загадочный взрыв в московском метро — и полуофициальное заявление, что это может быть делом рук диссидентов. За короткий срок было арестовано 13 членов Хельсинкской группы: Юрий Орлов, Александр Гинзбург, Микола Руденко, Олеся Тихий, Анатолий Щаранский, Звиад Гамсахурдия, Мераб Костава, Микола Маринович, Мирослав Матусевич, Викторас Пяткус, Левко Лукьяненко, Сурен Назарян и Эдуард Арутюнян.

Конечно, делая эти сопоставления, я помню, что ситуация во многом отличается от сталинской: изменилась структура советского общества, страна менее изолирована от остального мира, есть хотя и слабая, но слышная во всем мире оппозиция, наконец, нет Сталина.

Перспективы движения

В стране существует реальное недовольство — движение его выражает; несмотря на репрессии и высылку из СССР его участников, оно просуществовало более десяти лет и, проходя через кризисы, будет существовать и дальше. Его будущее, конечно, зависит от многих политических факторов.

Как я сказал, ради сохранения баланса советские власти избегали массовых репрессий, расчетливо комбинируя аресты, принудительную госпитализацию, увольнения с работы и высылки за границу. Кстати, когда на Западе говорят об эмиграции, то не совсем понимают, что это не только и не столько следствие разрядки, сколько следствие необходимости выпуска лишнего пара из котла, это своего рода мягкая форма ликвидации диссидентов и потенциальных диссидентов в стране.

Если сейчас победят неосталинисты и будет сделана попытка покончить со всяким гласным протестом, тогда общественное недовольство сможет принять форму террористических актов. Взрыв в метро — скорее всего дело КГБ, но мы уже знаем несколько примеров одиночного террора, взрывов и поджогов, не инспирированных властью. Если террористические акты не получили широкого распространения, то только потому, что практике всегда должна предшествовать теория. Как только появятся книги и брошюры, идеологически обосновывающие террор, терроризм распространится по стране. Если таких брошюр пока нет, это объясняется только тем, что среди оппозиционеров доминирует движение за права человека. Его ликвидация — прямой путь к террору снизу.

С другой стороны, если «наверху» начнут побеждать умеренные, им понадобится поддержка движения, чтобы справиться в неосталинистами. Если движение подойдет к этому моменту без всякой политической программы, его шансы на влияние будут весьма невелики.

Большая часть интеллигенции недовольна существующим положением вещей, но это не значит, что она в целом поддерживает движение. Движение беспокоит, требует выбора, а это всегда неприятно людям с парализованной активностью, многие готовы смотреть на движение как на опасную провокацию. Многие, кто в душе сочувствует движению, считает, что ничего изменить невозможно, — а это парализует волю подчас сильнее, чем страх. Однако интеллигенцию в целом все более беспокоит ее фальшивое положение в советской структуре.

Рабочие с самого начала участвовали в движении, поскольку для рабочего, как и для любого человека, играет роль не только материальное положение, но и чувство человеческого достоинства. Однако они тоже требуют ответа на социально-экономические вопросы.

Интеллигенция, которая в большинстве только-только «вышла из народа», не хочет «идти в народ», разрыв до последнего времени увеличивался, хотя сейчас появилась и обратная тенденция. В последнее время делались попытки сближения с рабочими — события в Польше дали и интеллигенции, и рабочим хороший пример. Недовольство среди рабочих очень сильно, но оно не может ими самими быть ни достаточно ясно сформулировано, ни достаточно громко выражено.

Между освободительными движениями Восточной Европы и Движением за права человека в СССР существует не прямая, но весьма отчетливая косвенная связь. Трудно, однако, сказать, сможет ли в Восточной Европе произойти что-то решающее без предварительных изменений в СССР. Что касается национальных движений в самом СССР, то здесь движение в будущем сможет сыграть роль примирителя.

Опасность со стороны Китая подталкивает СССР к Западу, критика китайского тоталитаризма косвенно помогает развенчанию советского. С этой точки зрения советско-китайский разрыв — фактор, работающий в пользу движения. КНР довольно внимательно следит за проявлениями инакомыслия в СССР и репрессиями властей.

И левые, и правые политики Запада, заинтересованные прежде всего в сохранении статус кво, смотрят на Движение за права человека в СССР отрицательно, как на источник известного беспокойства. Вся экономическая политика Запада в отношении СССР — включая технологические, кредитные и продовольственные вливания, — направлена на стабилизацию существующего в СССР репрессивного режима. Однако нельзя исключать, что есть или появятся политики, которые понимают важность для Запада в его же собственных интересах содействовать постепенной демократизации СССР и роль в этом процессе Движения за права человека. Сам факт гласных протестов и критики изнутри советского общества не может не оказывать влияния на разные стороны западной жизни, развитие еврокоммунизма — один из примеров этого.

Президент Картер, по-видимому, понял, что политика, лишенная моральной основы, постепенно приводит к преобладанию чувства самосохранения над всеми остальными и что моральной основой западной политики могут быть как раз права человека (в отличие от национальных прав, как у третьего мира, или классовых прав, как у коммунистов). Возвращение политике моральной основы, которой ее лишили нереалистичные «реальные политики», сможет вернуть Западу утраченную уверенность в себе и дать ему новую цель. Кроме того, США могли убедиться, что коль скоро за политическим насилием и двоемыслием признается право на существование в одном месте, они начинают расползаться повсюду, захватывая и Запад.

Поэтому, если г-н Картер будет проводить твердую линию в вопросе прав человека, советское руководство вынуждено будет считаться с движением в гораздо большей степени.

Президенту Картеру — новому человеку в международной политике удалось привести в замешательство советских руководителей, давно никто не разговаривал с ними подобным языком. Создается, однако, впечатление, что по мере того как г-н Картер приобретает опыт международной политики, он все более склонен отодвигать вопрос человека на задний план. Если сравнить его политику со зданием, то покажется, что проблема прав человека — это не несущая конструкция, а скорее орнаментальное украшение. Особенно это заметно в отношении СССР, с которым г-н Картер, как и его предшественники, надеется достичь быстрых соглашений и поэтому не склонен «раздражать» советское руководство.