Триалог 2. Искусство в пространстве эстетического опыта. Книга вторая - Виктор Бычков

В. Б.: Думаю, что излишне здесь с пафосом эстетического неофита восклицать: 0, как Вы правы! Naturlich правы! Между тем чемоданная инсталляция разворачивается в номере отеля в инсталляцию этого пространства, наполняя его частицей нашего дома. Но мы сразу же забываем о ней и, естественно, без промедлений уже бежим вон из прекрасного номера с замечательным видом на Нотр-Дам или Санта-Мария Маджоре (хотя в Москве столько усилий приложили к тому, чтобы эти памятники обязательно оказались у нас под окном – но там был совсем иной этап эстетического опыта, и он уже позади) и несемся в сами эти храмы или музеи. К подлинникам! Чтобы раствориться в них, насладиться ими.

Физически, картографически, географически цель нашего путешествия достигнута, и настало время собственно высшего этапа эстетического опыта, ради которого и предпринималось все путешествие, хотя оно все, подчеркну еще раз, имеет, как мы видим, собственно эстетический характер. Опыт достигает своего апогея, вершится во всей полноте, и мы с его помощью погружаемся в пространство подлинного бытия, забыв обо всем ином и преходящем. А вот описать сейчас, в постпутешественной стадии сущность того, к чему стремились и чего, как правило, достигаем в своем путешествии, увы, практически не удается, что вообще-то характерно для любого собственно эстетического анализа. Самая суть-то того, ради чего и совершается путешествие, принципиально неописуема. Можно более или менее конкретно и убедительно описать все вокруг да около самого эстетического акта, но сам он, увы, неописуем.

Это мы, профессионалы в эстетике, хорошо знаем, и, тем не менее, взыскующий разум всегда все снова и снова пытается проникнуть в эту закрытую от него область (она ведь где-то рядом, практически в нем самом – это его бессознательное, его другое). И мы всеми силами пытаемся помочь ему. Такова природа человеческого сознания. Эстетического в особенности. Хотя и любой другой собственно духовный опыт в своей сущности неописуем. Что вразумительного сказал когда-либо о своем мистическом опыте какой-нибудь подвижник? Или ведущий литургию священник? Ничего, кроме попыток выразить свое восхищение, восторг, радость в эстетической терминологии (красота, прекрасно, возвышенно, наслаждение, сладость, неописуемое сияние и т. п.).

Однако и то, что «вокруг да около», т. е. некий сопутствующий контекст, имеет в данном случае определенное значение для понимания. Возьмем недавний мой опыт последнего уик-энда – Милан. Как я уже упомянул, главной целью поездки был духовно-эстетический опыт посещения базилики св. Амвросия – места, освященного многими христианскими мучениками, самим Амвросием, да и Блаженным Августином, который именно там пришел окончательно к принятию христианства, крестился, а впоследствии очень точно выразил суть (эстетическую!) амвросианского пения. А к этому добавлялось и стремление к чисто эстетическому опыту множества высокохудожественных памятников Милана и доступных окрестностей, начиная с собора, картинных галерей, амвросианской библиотеки, последней «Пьеты» Микеланджело, «Тайной вечери» Леонардо, духа Леонардо в этом городе и кончая знаменитыми Верхнеитальянскими озерами в предгорьях Альп.

Базилика св. Амвросия Медиоланского.

Милан

Св. Виктор.

Мозаика. IV в. Капелла св. Виктора.

Базилика св. Амвросия Медиоланского.

Милан

Св. Амвросий Медиоланский.

Мозаика. V в. Капелла св. Виктора.

Базилика св. Амвросия Медиоланского.

Милан

В фокусе же этого путешествия стояла на этот раз именно Сант-Амброджио (базилика св. Амвросия Медиоланского), которую в первый раз моего посещения Милана с десяток лет назад увидеть не удалось. И вот я в базилике – священном месте для всех христиан. По преданию она была сооружена Амвросием, Медиоланским епископом, в 379–387 гг. на месте дворца, в котором император Константин подписал в 313 году известный Миланский эдикт о веротерпимости, согласно которому христианство было признано одной из государственных религий Римской империи наряду с другими религиями и, соответственно, были прекращены гонения на христиан. Кроме того, здесь же находилось и кладбище христианских мучеников, на котором св. Амвросий обнаружил мощи святых Гервасия и Протасия, покоящиеся сейчас вместе с мощами самого Амвросия в крипте собора и доступные для поклонения. Нынешняя романская базилика – это достроенный и реконструированный в XI в. храм IV века. Так что части стен центрального нефа, апсиды, крипта, полы, капелла св. Виктора IV в. с раннехристианскими мозаиками V в., саркофаг с интересными христианскими рельефами IV в. под более поздней кафедрой помнят еще святых Амвросия и Августина. Да и в своем нынешнем виде одной из древнейших христианских базилик храм производит сильное впечатление, особенно его внутреннее, предельно гармоничное в архитектурном отношении пространство. Я дважды за эту короткую и весьма насыщенную поездку был в храме, так как в первый мой приход был закрыт церковный киоск, в котором я надеялся купить диски с записями амвросианского пения. Оно, как известно, исполняется только здесь, традиция эта восходит ко временам самого Амвросия, и, кажется, она никогда не прерывалась. Во второй раз удалось купить эти диски и еще раз спокойно посидеть в храме, на благо посетителей в нем почти не было, и погрузиться в атмосферу почти что амвросианского времени. Пасмурная погода способствовала этому. Сильные внутренние ощущения и переживания, сопровождавшие это почти медитативное состояние, практически неописуемы. Не хотелось их прерывать.

Интерьер. Базилика св. Амвросия Медиоланского.

Милан

Раннехристианский саркофаг после реставрации. IV в.

Базилика св. Амвросия Медиоланского. Милан

Раннехристианский саркофаг в интерьере. IV в.

Базилика св. Амвросия Медиоланского.

Милан

Микеланджело Буонарроти.

Пьета Ронданини.

1552–1564.

Художественный музей замка Сфорцеско.

Милан

Конечно, я внимательно изучил и раннехристианские мозаики в капелле св. Виктора, и апсидную средневековую мозаику, которую датируют кто VIII, кто XIII веком. В любом случае она очень интересна в художественном отношении, а датировки – пища искусствоведов, но не эстетического субъекта. Не менее сильные, чем в Сант-Амброджио, переживания, но уже чисто эстетические, я испытал и у Пьеты Ронданини Микеланджело в замке Сфорцеско. Это, как Вы знаете, последняя незаконченная работа великого мастера, из разряда его произведений non finito В оригинале я ее тоже видел впервые. Производит сильное впечатление. Она хорошо экспонируется в этом огромном замке – для нее выгорожено специальное пространство со скамеечкой перед ней. Так что можно и спокойно посидеть, созерцая удивительное творение, и неспешно осмотреть его со всех сторон, что в данном случае особенно важно, так как некоторые ракурсы выявляют, как Вы помните, интересные символические смыслы, которые, возможно, сам скульптор и не имел в виду, ваяя этот образ.

Н. М.: Совершенно верно. В мое посещение Милана я тоже обратила на это внимание. Особенно выразителен ракурс слева и немного сзади. Представляется, что Христа и Богоматерь как бы захлестывает, смывает какая-то могучая волна – или разлучает их, унося сына в неведомое.

В. Б.: Именно. Мне показалось даже, что это некая аллегория волны с женской головкой, так как голова Богоматери выше головы Христа, а вся «волна» – необработанный мрамор склонившейся над Христом фигуры Марии. И вот эта женская стихия, возможно, София Премудрость Божия, как бы забирает Христа опять в свое лоно. Укрывает его от мира сего. Однако и без этой символики – перед нами просто сильнейший пластический образ, долго не отпускающий от себя и навсегда врезающийся в душу.

Огюст Роден.

Амур и Психея. 1905.

Выставка в Палаццо Реале. Милан

Н. М.: А Вам удалось посмотреть прекрасную выставку мраморов Родена в Палаццо Реале?

В. Б.: Да, конечно. Великолепная и большая выставка, как бы продолжающая и развивающая ту выставку мраморных скульптур, которую в прошлом году мне удалось увидеть в музее Родена. Вообще Палаццо Реале превратили в прекрасную выставочную площадку. Там одновременно сейчас проходит четыре выставки, три из которых я с большим удовольствием посетил. Помимо Родена, это выставка живописи авангардистов из Центра Помпиду (не главные, но очень приятные работы, скажем, второго плана, которые в самом Париже не всегда и увидишь), хорошая выставка абстрактных экспрессионистов (Pollock e gli irascibili: La scuola di New York) и выставка Уорхола. На последнюю я не ходил. Не было времени, да и вряд ли она что-то прибавила бы к моим знаниям об этом художнике. Эстетического удовольствия его работы мне не доставляют, а знаю я его творчество достаточно хорошо. Видел по всему миру немало. Да и писал о нем тоже немало.