Костер в ночи - Мария Петровых

1969

Молитва лесу

Средь многих земных чудесЕсть и такое —Листья кружáт на ветру,Преображается лес,Нет в нем покоя.Это не страшно, это не навсегда,Настанет покой снежный,А там, глядишь, и весне подойдет чредаВ срок неизбежный.У нас похуже, но мы молчим.Ты, лес, посочувствуй.Весна — это юность,   а старость — не множество зим,Минует одна — и место пусто.Сомкнется воздух на месте том,Где мы стоим, где мы идем.Но и это не страшно, коль ты пособишь, —И в нашу подземную тишьВрастет деревцó корнями живыми.Пожалей нас во имяПожизненной верности нашейВетвям, и листве, и хвое,Оставь нам дыханье твое живое, —Пусть растет деревцóВсе ветвистей, все краше!..

1969

«Я здесь любила все как есть…»

Я здесь любила все как есть,Не рассказать, не перечесть —Весну любила за весну,А зимушку за белизну,А лето за угрюмый зной,А осень… у нее со мнойБыл уговор особый,Узнать его не пробуй.Она ведет меня тайком,И всякий раз впервые,Звеня ключами и замком,В такие кладовые,Где впрямь захватывает духОт багреца и злата,А голос — и глубок и глух —Мне говорит неспешно вслухВсе, что сказал когда-то.

1969

«Нас предрассветная заря…»

Нас предрассветная заряНадеждой радует не зря,И неспроста пугает насТревожный сумеречный час.Лишается земля примет,Когда над ней исчезнет свет,Все дело в свете, но и онЛишь темнотой на свет рожден.

«Нет, не поеду я туда…»

Нет, не поеду я туда.Давно уже зарок положен.Я знала Коктебель тогда,Когда еще в нем жил Волошин.А что там было? Синь, полыньДа море. Небо и пустыня.Там и теперь все та же синь,Но нет пустыни, нет полыни.Стеклом блистают корпуса,Тесня волошинскую дачу,И первобытная красаИсчезла. Все теперь иначе.Туда на бархатный сезонЛитературная элитаСъезжается, держа фасон…

Исчез мой давний дивный сон,Но все, что было, не забыто.

«Народ — непонятное слово…»

Народ — непонятное словоИ зря введено в оборот,—Гляжу на того, на другогоИ вижу людей, не народ.

Несхожие, разные люди —И праведник тут, и злодей.И я не по праздной причудеЛюдьми называю людей.

1969

Эскиз к портрету

Ты живешь смиренницей прекрасною,Всю себя лишь для себя храня.Доцветаешь красотой напрасною,Прелестью, лишенною огня.

Стройностью твоей, твоей походкоюВосхитится, каждый, кто ни глянь.Красоте зеленых глаз с обводкоюПозавидовать могла бы лань,

Алощекая и темнобровая,Ты и впрямь на диво хороша…Гордая, холодная, суровая,Самопоглощенная душа.

Мраморная прелесть безупречная,Совершенства образец живой…Самоотречение беспечное,Безоглядное — удел не твой.

Есть возможное и невозможное,Ты меж них границу провелаИ живешь с оглядкой осторожною,Ни добра не делая, ни зла.

Четверостишия

* * *

Душа объята сномИль мечется в смятеньи.А под твоим окномРастет стихотворенье.

* * *

Страшно тебе довериться, слово.Страшно, а дóлжно.Будь слишком старó, будь слишком ново,Только не ложно.

* * *

У человечества одышкаОт спешки яростной, как будто —Последний день, а завтра — крышкаИ мрак последнего уюта.

1969

* * *

На столе бумажный ворохУдалось бы разгрести —И тогда на всех просторахМне открыты все пути!

* * *

Наглядеться б на чудо!Но усталость с утра, —Это знак, что отсюдаУбираться пора.

* * *

Как были эти годы хороши,Когда и я стихи писать умела.Невзрачные, они росли несмело,И все-таки — из сердца, из души.

1974

* * *

И лишь в редчайшие мгновеньяВдруг заглядишься в синевуИ повторяешь в изумленьи:Я существую, я живу.

* * *

Как победить, преодолеть тревогу?Где скрыться от смятенья моего?Бог милостив, — и больше ничегоНе скажешь. Все, как есть, вверяю Богу.

«Слова пустые лежат, не дышат…»

Слова пустые лежат, не дышат,Слова не знают — зачем их пишут,Слова без смысла, слова без цели,Они озябших не отогрели,Они голодных не накормили, —Слова бездушия, слова бессилья!Они робеют, они не смеют,Они не светят, они не греютИ лишь немеют в тоске сиротства,Не сознавая свое уродство.

[70-е годы]

«По мне лишь так: когда беда настанет…»

По мне лишь так: когда беда настанет,Тогда и плачь, «Покуда гром не грянет,Мужик не перекрестится». ТаковОбычай прадедов спокон веков.Он у меня в крови. Я не умеюТерзаться впрок. Глупее иль умнееОбычай мой, чем вечное нытье, —Он исстари, он существо мое.

[70-е годы]

«Ты говоришь: „Я не творила зла“…»

«Ты говоришь: „Я не творила зла…“Но разве ты кого-нибудь спасла?А ведь кого-то за руку схватив,Могла бы удержать, он был бы жив.Но даже тот неискупленный грех,И он не самый тяжкий изо всех,Ты за него страдаешь столько лет…Есть грех другой, ему прощенья нет, —Ты спряталась в глухую скорлупу,Ты замешалась в зыбкую толпу,Вошла в нее не как рассветный луч —Ты стала тучей в веренице туч.Где слово, что тебе я в руки дал,Чтоб добрый ликовал, а злой страдал?Скажи мне — как распорядилась им,Бесценным достоянием моим?Не прозвучало на земле оно,Не сказано, не произнесено.Уйди во мрак, не ведающий дна,Пускай тебя приимет сатана».

А тот вопит: «Не вем ее, не вем,Она при жизни не была ничем,Она моей при жизни не была,Она и вправду не творила зла.За что ее карать, за что казнить?Возьмешь ее на небо, может быть?..»

И я услышу скорбный стон небесИ как внизу расхохотался бес,И только в том спасение мое,Что сгину — провалюсь в небытие.

«Взгляни — два дерева растут…»

Д. С.

Взгляни — два дерева растутИз корня одного.Судьба ль, случайность ли, но тутИ без родства — родство.Когда зимой шумит метель,Когда мороз суров, —Березу охраняет ельОт гибельных ветров.А в зной, когда трава горитИ хвое впору тлеть, —Береза тенью одарит,Поможет уцелеть.Некровные растут не врозь,Их близость — навсегда,А у людей — все вкривь да вкось,И горько от стыда.

Болезнь

О как хорошо, как тихо,Как славно, что я одна.И шум и неразберихаУшли, и пришла тишина.Но в сердце виденья теснятся,И надобно в них разобратьсяТеперь, до последнего сна.Я знаю, что не успеть.Я знаю — напрасно старатьсяСказать обо всем даже вкратце,Но душу мне некуда деть.Нет сил. Я больна. Я в жару.Как знать, может, нынче умру…Одно мне успеть, одно бы —Без этого как умереть? —Об Анне… Но жар, но ознобы,И поздно. Прости меня. Встреть.

1970