Терроризм - взгляд изнутри - Брюс Хоффман

Небольшая община южномолуккских иммигрантов в Нидерландах — это еще один пример этнонациональной группы, желавшей повторить успех палестинцев, которого те добились после событий в Мюнхене. Около 15 тысяч жителей Южных Молуккских островов эмигрировали в Нидерланды в 1951 году из Индонезии после вступления республики Южных Молуккских островов в состав индонезийского штата Негара Индонезия Тимор[59]. Более двадцати лет они лелеяли надежды вернуться на родину и вернуть ей статус независимого государства. В 1977 году вооруженные группы, входящие в состав Свободной южномолуккской организации, потеряли терпение и приготовились к проведению террористической кампании с целью «интернационализировать» свое дело и решить национальный вопрос. В июне того же года две группы террористов захватили голландский пассажирский поезд, а также близлежащее здание школы, взяв в заложники находившихся там людей. Идею о захвате поезда они получили из газетных сообщений о похожей операции, предпринятой палестинскими террористами. 21 захваченный террористами ученик школы и пассажиры поезда были успешно освобождены силами коммандос из голландской морской пехоты, штурмовавших поезд (при этом были убиты шесть из девяти террористов и двое из числа 51 заложника) и школьное здание, где все четверо террористов были задержаны без кровопролития. Как и армяне, южномолуккские террористы также столкнулись с проблемой извлечения конкретных политических достижений из широкой известности. При том что захват поезда и школы привлек больше внимания общественности к молуккским эмигрантам, чем они когда-либо надеялись получить, в конечном счете эта известность не способствовала разрешению их вопроса и осуществлению национального замысла.

Выходит так, что палестинская модель не слишком идеально подходит для универсального применения. Тем не менее много лет спустя пример палестинских террористов все еще является значимым для этнонациональных и сепаратистских групп, желающих получить международное признание и самоопределение. В последние годы, к примеру, курды, ведущие войну за независимость на юго-западе Турции, не могли прийти к единому мнению, использовать ли им палестинскую модель в качестве руководства к действиям. До настоящего времени Курдская рабочая партия по большей части не прибегала к методам международного терроризма ради достижения национальных притязаний, а вместо этого делала ставку на внутреннюю партизанскую войну в сочетании с единичными актами городского терроризма только внутри страны. Однако их неспособность привлечь внимание мировой общественности и тем самым поспособствовать своему делу, как это сделали более удачливые организации вроде Организации освобождения Палестины, привела к увеличению числа недовольных подобным положением дел молодых курдских активистов. «Сторонники терроризма, — говорилось в одном отчете, — приводят в пример тот факт, что палестинцы имеют посольства более чем в ста странах мира, в то время как курды, куда более многочисленный народ, не имеют ни одного». В соответствии с этим заявлением они требовали проведения более агрессивной террористической кампании по всему миру, идя против воли своих старших сотоварищей, которые считали, что подобная стратегия в конце концов лишит их борьбу поддержки и доверия мирового сообщества. Спор еще далек от разрешения[60].

ПАЛЕСТИНЦЫ-НАСТАВНИКИ: ВОЛНА РЕВОЛЮЦИОННОГО ЛЕВОГО ТЕРРОРИЗМА

Интернационализация терроризма, происходившая в конце 1960-х и начале 1970-х, была порождением не только палестинского влияния и их успеха. За пределами Ближнего Востока сочетание социальных проблем и молодежного идеализма, бунтарства, а также антимилитаристских и антиимпериалистических взглядов изменяло коллективное политическое сознание общества в наиболее благополучных странах Западной Европы и Северной Америки. Возможно, крайне благоприятная экономическая обстановка в этих странах позволяла обществу задуматься о прошлом и заняться самокритикой, что в более радикальных политических кругах привело к появлению чувства отвращения к социально-экономическому неравенству, присущему любому современному индустриальному капиталистическому государству. «Все, что их волнует, это лак для волос, отдых в Испании и выложенная плиткой ванная», — говорила о немках Ульрика Майнхоф, политическая активистка и ведущая рубрики в радикальном печатном издании, ставшая одним из террористов Фракции Красной армии.

Резкий контраст между благосостоянием и потребительской способностью высших и низших слоев немецкого общества дополнялся растущей экономической пропастью между развитыми странами и теми, которые впоследствии получили название «страны третьего мира». Этот факт был отнесен радикалами в равной степени как к неоколониальной этнической и экономической эксплуатации, присущей капитализму вообще, так и к интервенционной иностранной политике, главным сторонником которой стали США, проводя ее под лозунгом борьбы с коммунизмом. Таким образом, к концу 1960-х несогласие с политикой США в отношении Индокитая стало главным лозунгом для политически активных молодых людей по всему миру. «Антиимпериализм выразился прежде всего в протесте против войны во Вьетнаме, но также против американского господства в большинстве стран третьего мира», — говорил, основываясь на собственном опыте, в своей речи бывший террорист Фракции Красной армии Кристоф Вакернгел.

Фракция Красной армии (нем. Rote Armee Fraktion), более известная как группа Баадера — Майнхоф, а также ее дочерняя организация, получившая название «Движение 2 июня»[61], в большой степени заключали в себе революционный дух и антиправительственные настроения, типичные для левых террористических организаций в западных странах того времени. Обе группы вышли из общественных объединений и студенческих союзов, являвшихся частью контркультуры конца 60-х в Западной Германии, так что было невозможно отделить их радикальные политические взгляды от их альтернативного образа жизни. Революция и вооруженная борьба шли рука об руку с беспорядочными половыми связями и наркоманией. «Вы должны понять, — вспоминала Астрид Пролль, член Фракции Красной армии первого призыва, — что в те годы самой замечательной вещью являлось быть не рок-звездой, а революционером». Михаэль Бомми (прозвище, полученное им за любовь к бомбам) Бауман, лидер Движения 2 июня, также рассказывает в своих мемуарах, что для него «все началось с рок-музыки и длинных волос. Тогда было так: если у тебя длинные волосы, отношение к тебе тут же менялось, и ты становился изгоем, вроде черных. Понимаете? Нас выгоняли из всех заведений, выкрикивали в наш адрес ругательства, гнались за нами. Были одни лишь неприятности. Тогда ты начинал искать похожих на себя людей, других изгоев, называйте их как хотите. Менялась и общественная ориентация. Ты по-другому смотрел на мир».

И все же было бы ошибкой счесть Пролль и Баумана аполитичными себялюбцами или просто изгоями в обществе. Как большей частью представителей их поколения, ими двигало глубокое чувство социальной несправедливости вместе с сильной неприязнью к тому, что виделось им как мировой американский милитаризм и господство. «Я считаю, это не было всего лишь международным вопросом, — вспоминал в своем интервью 1978 года немецкий террорист Ганс Хоаким Кляйн[62]. — Это было внутренней проблемой. Бомбардировщик сделал остановку в Висбадене по пути во Вьетнам». Влияние войны во Вьетнаме на немецкий терроризм можно увидеть в нескольких заявлениях «Движения 2 июня» того времени, приведенных в автобиографии Баумана, как, впрочем, в официальных сообщениях Фракции Красной армии, публикуемых еще длительное время после окончания войны и выхода СИТА из конфликта в Индокитае. Первая существенная террористическая операция Фракции(то есть не просто ограбления банков) была призвана отомстить США за минирование северовьетнамской бухты Хайфон. Мишенью в этой операции стала столовая американских офицеров пятого военного корпуса во Франкфурте. Один человек погиб, тринадцать получили ранения в результате взрыва. Вот что сказала Бриджит Монгаупт, впоследствии одна из ключевых фигур в группе, в своем объяснении немецкому суду в 1976 году. «Стратегическое назначение этой операции, <...> направленной против присутствия американских военных сил в ФРГ, <...> было разработано в присутствии всех членов Фракции Красной армии в ходе коллективного обсуждения».

С окончанием войны во Вьетнаме немецким террористам, принадлежащим как к Фракции Красной армии, так и к другим группам, необходимо было найти новую цель для борьбы. Их выбор вновь отразил международное направление западногерманской радикальной политики. На этот раз они решили объединить усилия с палестинцами за их правое дело. В своей книге Бауман объяснил, почему был сделан именно такой выбор. «Так как война во Вьетнаме закончилась, люди должны озаботиться ситуацией в Палестине. Она имеет для нас куда большую важность, ведь речь идет о нефтяном бизнесе, и более связана с нами, гражданами европейских государств, чем Вьетнам. Это и стало новым направлением борьбы».