Верные, безумные, виновные - Лиана Мориарти

– О-о, – спокойно произнесла она. – Понимаю.

Глава 17

День барбекю

– Ну вот, мы просим тебя о большом одолжении и совсем не ждем от тебя немедленного ответа, – сказал Оливер.

Подавшись вперед, он уперся локтями в колени и сцепил кисти. Он напоминал ипотечного брокера, который только что дал пространное объяснение по поводу оформления сложного займа.

Серьезно взглянув на Клементину, он указал на кремовую папку, лежащую перед ним на кофейном столике.

– Мы подготовили для тебя кое-какую литературу. – Он четко выговорил пять слогов слова «литература», немного причмокивая губами. Такого рода слова и Оливер, и Эрика находили успокаивающими. Как «документация» или «процедура». – Там в точности объясняются все моменты. Часто задаваемые вопросы. Эту брошюру нам дали в клинике для передачи другим, но, если ты предпочтешь не брать ее сейчас, хорошо, мы не хотим утруждать тебя, потому что на этом этапе мы просто пытаемся все правильно объяснить.

Он откинулся на спинку дивана и взглянул на Эрику, которая, как ни странно, выбрала этот момент, чтобы опуститься на колени перед кофейным столиком и отрезать кусочек от крошечной шайбы бри. Клементина не знала, что их выпускают такими маленькими.

Оливер перевел глаза с жены на гостью:

– Сегодня мы только спрашиваем: можешь ли ты подумать на эту тему? Но, как я сказал, мы не ждем от тебя немедленного ответа, и, между прочим, если в будущем ты скажешь, что готова рассмотреть этот вопрос, есть еще обязательный трехмесячный период обдумывания и переговоров. И ты можешь отказаться в любое время. В любое время. Независимо от того, как далеко мы продвинемся. Ну, не совсем в любое время. Очевидно, не в том случае, если Эрика забеременеет! – Он нервно хохотнул, поправил очки, а потом нахмурился. – В сущности, ты можешь отказаться, пока яйцеклетки еще не оплодотворены, но в тот момент они легально становятся нашей собственностью… гм… – Его голос замер. – Извини. Это уже избыточная информация для раннего этапа. Я нервничаю. Мы оба немного нервничаем!

Клементина слушала его с сочувствием. Оливер обычно избегал в разговоре рискованных тем – политика, секс или сильные эмоции, – но сейчас он по собственному почину вел этот очень неловкий разговор, потому что жаждал стать отцом. Есть ли что-нибудь привлекательнее мужчины, который стремится иметь детей?

Сэм откашлялся. Потом положил ладонь на колено Клементины:

– Слушай, друг, у меня голова идет кругом. Это будет твоя…

– Это будет моя сперма, – покраснев, сказал Оливер. – Знаю, все это звучит как-то…

– Нет-нет, – перебил его Сэм. – Конечно нет. У меня есть хороший друг, который прошел через ЭКО, так что, знаешь, основы мне известны.

Клементина знала, что Сэм упомянул своего друга Пола и что на самом деле он совершенно не вникал в «процесс», а просто обрадовался результату: младенцу для Пола и Эммы. Сэм любил младенцев. По мнению Клементины, ни один мужчина не любил младенцев больше Сэма. Он был первым в очереди, чтобы подержать новорожденного, и смело брал детишек постарше из рук родителей. Однако он не желал слушать разговоры Пола и Эммы об извлечении яйцеклеток и переносе эмбрионов.

Эрика вертела в пальцах крекер:

– Еще сыра, Сэм?

Все уставились на нее.

– Нет, спасибо, Эрика. Мне достаточно.

Настала явно очередь Клементины сказать что-то, но грудь ее сжималась, не позволяя говорить. Она хотела бы, чтобы ее позвала одна из дочерей, но, как и следовало ожидать, они вели себя тихо как раз в тот момент, когда она надеялась, что ее прервут.

Похоже, им понравился игровой столик Эрики.

Из Эрики получилась бы превосходная мать, которая беспокоится об игровом столике, хороших манерах, дезинфицирующем средстве для рук и тому подобном. Оливер тоже стал бы хорошим отцом. Клементина представила себе, как он кропотливо занимается с милым старательным мальчуганом какими-то несовременными вещами вроде изготовления моделей самолетов.

Для их собственных детей, в отчаянии подумала Клементина. Они стали бы хорошими родителями для своего ребенка. Не моего.

Он не был бы твоим ребенком, Клементина. Нет, был бы. Формально, как сказала бы Холли, он был бы ее ребенком. Ее ДНК.

Люди делают это для незнакомых людей, говорила она себе. Отдают свои яйцеклетки, просто чтобы проявить доброту. Дарят их людям, которых никогда не видели. Это ее подруга. Ее лучшая подруга. Тогда почему у нее в голове так громко звучит «нет!»?

– Ну что ж… – неопределенно сказала она в конце концов. – Есть о чем подумать.

– Совершенно верно, – откликнулся Оливер.

Он вновь взглянул на Эрику, но от нее не было никакого толку. Она выложила на столе цепочку из крекеров и украсила каждый тонким ломтиком сыра. Интересно, кто будет это есть? Оливер заморгал и неловко улыбнулся Клементине:

– Не думай, пожалуйста, что, если ты откажешься, для нас все кончится. Появятся другие варианты. Просто о тебе мы подумали в первую очередь, как о ближайшей подруге Эрики. К тому же у тебя подходящий возраст, и вы не собираетесь больше иметь детей…

– Не собираемся иметь детей? – переспросил Сэм, сильнее сжимая руку Клементины. – Это не совсем так.

– О-о, – произнес Оливер. – Извините. Господи, я подумал, Эрика явно была под впечатлением…

– Ты сказала, что скорее дашь себе выбить глаз, чем родишь еще одного ребенка, – обратилась Эрика к Клементине в той резкой манере, с какой пыталась опровергнуть что-то фактами. – Это было в сентябре. Мы сидели за ямча. Я спросила: «У вас будут еще дети?», а ты ответила: «Я скорее дам себе…»

– Я пошутила, – перебила ее Клементина. – Конечно это была шутка.

Но она тогда не шутила. О господи, неужели теперь для нее это единственный выход?! Придется ли ей снова родить, чтобы выбраться из этой ситуации?

– Ну, даже если захочешь еще детей, определенно это не помешает тебе стать донором яйцеклеток, – сказал Оливер. Его лоб прорезали три глубокие складки. Так обычно морщатся герои мультиков. – Клиника предпочитает, чтобы известные доноры больше не заводили детей, но… гм… все это изложено в литературе.

– Ты сказала, что скорее дашь себе выбить глаз, чем родишь еще одного ребенка? – обратился Сэм к Клементине. – Ты действительно это сказала?

– Я пошутила! – повторила Клементина. – Наверное, у меня выдался тяжелый день с детьми.

Конечно, она всегда знала, что в этом есть своя проблема. Она тешила себя надеждой, что когда-нибудь он откажется от этой мысли. Всякий раз, когда девочки не слушались, или дом казался слишком тесным для четверых и они все время теряли вещи, или когда не хватало денег, она втайне надеялась, что Сэм постепенно откажется от мысли завести еще одного ребенка.

Ей ни в коем случае не стоило говорить Эрике, что она не будет больше рожать. Это было легкомысленное замечание. При общении с Эрикой она по умолчанию придерживалась нарочитой легкомысленности. Следовало учесть, что у Сэма другое мнение, поскольку всегда существовал риск разоблачения этого в разговоре. Что и произошло сегодня.

Клементина редко делилась с Эрикой подобными вещами. Она сознательно сдерживала себя. С другими подругами она, особо не задумываясь, болтала обо всем, что приходило в голову, поскольку знала, что они, вероятно, забудут половину. Никто другой на свете – ни мать, ни муж – не слушали с такой жадностью сказанное ею, будто каждое слово важно и его стоит запомнить на будущее.

Когда в детские годы Эрика приходила к ней играть, то прежде всего производила тщательную ревизию комнаты. Откроет, бывало, каждый ящик и молча исследует содержимое. Она даже опускалась на колени и заглядывала под кровать Клементины, пока та стояла рядом, кипя от злости, но стараясь быть доброй и вежливой, как просила ее мать. Все люди разные, Клементина.

Очевидно, став взрослой, Эрика усвоила некоторые правила поведения в обществе и больше не рылась в шкафах, однако при разговорах Клементина по-прежнему улавливала в глазах Эрики тот алчный блеск. Как будто у Эрики не пропало желание заглянуть под кровать Клементины, но у хозяйки это вызывало молчаливый отпор.

Но по-настоящему забавным было то, что теперь Эрика придерживалась той же политики, что и Клементина, и не делилась с ней важными новостями. В последние два года она держала при себе этот огромный секрет, и первой реакцией Клементины на откровение была обида. О да, пускай Клементина, возвышаясь над Эрикой с пьедестала дружбы, милостиво жалует ей дары: почему бы и нет, Эрика, ты можешь стать крестной матерью моего первенца!

Ну ладно – пусть их дружба просто иллюзия и за ней ничего не стоит, но сейчас Эрика просит ее о чем-то таком, о чем просят только ближайшего друга.

Она посмотрела на крекер у себя в руке, не зная, что с ним делать. В гостиной повисла тишина, только из соседней комнаты доносился лепет Холли и Руби, которые спокойно занимались своими поделками (настоящие ангелочки!), словно упрекая Клементину. «Посмотри, какие мы милые. Подари папочке еще одного малыша. Помоги подруге родить малыша». Прояви доброту, Клементина, прояви доброту. Почему ты такая недобрая?