Совершенная технология - Евгения Озерова

– Ну как ты? Как твоё здоровье? – спросил он с жаром, заглядывая в её лицо снизу, и, не дав ответить, продолжил: – Это ж ужас, что творится! Они ж аппаратуру годами не проверяли, всё на складах валялось! Там гремлинов – тьмища, только и успеваем вылавливать! Вон, глянь, пакость какая!

Он отпустил её руку и ткнул пальцем на соседний стол. Шушу передёрнуло: на столе, перед полусонно моргавшим над стареньким лэптопом молодым практикантом, которого она несколько раз видела в бюро, в перевёрнутой пивной кружке, копошилось не менее пары десятков гремлинов.

– Тьфу, извини, что показал! – сказал Хард. – Это, представляешь, из одного только спутникового телефона выудили. Кошмар, до чего всё запущено! Мы тут батю уже на помощь позвали, обещал братца двоюродного и ещё с пяток родственников прислать! Директор разрешил, раз уж так. Приедут – тут тебе удостоверение о награде и выдадут! А сам знак – уж прости, только после, при личном визите в долину!

Юлечка за спиной нативного горца покачала головой, с улыбкой возведя глаза к потолку, – Хард по-прежнему был занят только своими проблемами.

– Ладно, пошли! – рыжий сисадмин позвал Шушу за собой в помещение, которое явно раньше было кухней в столовке, а теперь выполняло роль собственно склада запчастей и высокотехнологичного «железа». – Я тебе лично такой ноутбук оставил, такой ноутбук! – горячечно зашептал он ей, когда дверь за ними закрылась. – Директор бы позавидовал, если бы знал! Я так его отладил, так! Мммм! Он летает, просто летает! А игрушек я туда поставил тебе! Поэма!

Шуша еле сдерживала смех.

– Хард, ну зачем мне игрушки? Я же в них в жизни не играла!

– А ты попробуй! Тебе понравится, точно! – заявил нативный горец и принялся копаться среди навала деталей и корпусов. – Куда же я его засунул, а? Сейчас, сейчас… А, вот!

Он потянул ноутбук из кучи, которая опасно зашаталась, но всё-таки устояла на месте.

– Получите, распишитесь! – гордо сунул Хард тёмно-серую плоскую коробку под нос Шуше.

– Где расписаться? – спросила Шуша, недоумевая.

– А это уже там, в накладных! Пойдём-пойдём, – позвал он её, возвращаясь в общий зал, превращенный в ремонтную мастерскую.

Шуша поставила закорючку в жёлтых потрёпанных бумажках и вместе с Юлечкой, попрощавшись с компьютерщиками и хмурым интендантом, вышла на улицу.

– А всё-таки, как ты сейчас себя чувствуешь? – спросила Юля, глядя снизу вверх на Шушу, примерявшую перед зеркалом камуфляж.

Шуша похлопала по пустым карманам зимней куртки и чуть наклонилась, чтобы одёрнуть полы.

– Ты знаешь, довольно прилично. Сама удивляюсь, – она начала расстёгиваться, чтобы надеть брюки и померить куртку вместе с ними.

В отличие от Юлечки, её размер на складе, конечно, нашёлся. Хотя выглядело всё это на ней не очень. Она в принципе с неодобрением относилась к любой униформе и не ожидала, что будет выглядеть в ней хорошо, но, кроме того, по её мнению, на гражданском камуфляж априори должен был сидеть так себе. Это армейским положено иметь фигуру в соответствии с одеждой, – шьют стандартно, на всех, и эмчеэсники, матерея, приобретают способность врастать фигурой в этот стандарт, а гражданскому позволено иметь особенности тела, которые не позволяют правильно носить форму.

– А я знаю, почему это! – неожиданно заявила Календула, сидевшая за столом, болтая короткими ножками.

Они с Юлечкой поселились в соседних комнатках у так и не эвакуировавшейся, очень одарённой хронологически техноориенталки. Юдина комнатка была чуть побольше, и в ней стояли две кровати с пышными перинами, атласными ватными одеялами и пирамидами вышитых подушек. На одной из них и предстояло ночевать Шуше, и ей это очень нравилось: в такую постельку так и хотелось зарыться.

– И почему? – спросила Шуша, снимая свои кожаные брюки.

– Да у тебя же просто передышка! Короткая, наверное, но передышка. За всем миром следить не надо, насчёт кризиса появилась определённость…

– Да какая определённость… – прервала её Шуша. – Я ведь до сих пор не могу никак его «прощупать»… Приземлился – значит, должен уже быть частью мира. А торчит занозой – и всё.

– Ага, занозу-то всё-таки ощущаешь… – протянула Юлечка, которая деликатно ждала за дверью, пока Шушу осматривал врач.

– Ощущаю. Но не так сильно, как боялась ещё утром сегодня. То ли привыкла, то ли вы поработали славно…

– И всё равно, определённость есть. Ведь вас что изводило все дни до этого? Что вы понять не могли, что за кризис, откуда он… А потом, когда поняли, что корабль – не ясно было, как он себя поведёт, – заявила Календула и, мокнув последний оставшийся на её тарелке пельмень в сметану, запила его пивом прямо из банки.

Сегодня никто уже не ожидал, что от экоконтроля что-то понадобится. Часть аэропроектников по-прежнему вылавливала по окрестным лесам журналистов, но Юлечка, работавшая беспрерывно с момента посадки корабля до сегодняшнего утра, тоже была отпущена на сутки. Поэтому они решили оттянуться. Еду они, не желая обременять хозяйку, приносили в судках из ближайшей рабочей столовки. Она действительно была очень вкусной, так что Шуша полностью отдала ей должное. Но покупать пиво не стала: в отличие от болотноориенталки и исконной земледелицы, её мог внезапно вызвать Гришнак Углукович. Вдруг обитатели корабля предпримут какие-то действия…

– Чёрт, есть меньше надо! – пробормотала она, подпрыгивая и пытаясь застегнуть жёсткий кожаный ремень формы.

Дверь открылась, и из сеней на кухню вошла хозяйка, баба Тоня. В руке с набухшими старческими суставами она несла ведро молока – только что подоила корову. Поставила ведро на лавку и, увидев в проходной гостиной Шушу, собиравшуюся примерить шапку, медленно прошла туда.

– Эх, девоньки, эх… – покачала она головой, сложив руки под грудью и глядя на Шушу. – Эх, молодые-то какие…

– Это вообще как надевается? – повернулась Шуша к Юлечке, протягивая ушанку: она запуталась в шнурках и пуговицах.

– Дай уж сюда… – тихонько сказала баба Тоня и забрала шапку из её рук.

Она удивительно быстро распутала все петли и пуговицы, и протянула Шуше совершенно нормальный головной убор, а не перекошенное нечто.

Конец ознакомительного фрагмента.