Окрась это в черное - Нэнси Коллинз

– Это черта с два!

– Билл, помолчи! Фидо, не обращай внимания, он просто боится. Он думает, что с ней что-то плохое, и хочет ей помочь...

Серафим покачивался и мотал головой, как больной болезнью Паркинсона.

Соня повернулась к Палмеру и, взяв его за руку выше локтя, сдавила так, что он скривился.

– Билл, обещай мне не делать глупостей – в частности, не пытайся трогать Лит. Первые два раза тебе это сошло, но если ты еще раз попробуешь, Фидо точно поджарит тебе мозги, как бекон на сковородке! Ты понял?

– Да, – угрюмо буркнул Палмер.

Соня повернулась к Фидо...

– Мы только хотим на нее посмотреть, вот и все...

Серафим медленно отступил, открывая вид на кровать Лит. Соня поняла, почему Палмер принял эту шутку за спальный мешок – она действительно напоминала его. Почти пять футов в длину и три фута в окружности и внешне будто сделана из янтаря. Местами кокон был прозрачен и наполнен густой жидкостью, которая излучала рассеянный свет, как жук-светляк. В глубине проглядывали контуры детского тела.

– Оно выросло, – тихо сказал Палмер. – Когда я первый раз его увидел, оно было меньше.

– Судя по виду, это кокон.

– За каким хреном ей лезть в этот гребаный кокон?

– Чтобы пройти какую-то метаморфозу – для чего коконы и служат.

– Бога ради, Соня, ты собираешься что-нибудь сделать?Там же наша девочка! – заорал Палмер, бросаясь к кровати.

Фидо преградил ему путь. Комнату заполнил звук разгоняющейся динамо-машины, и от вибраций у Сони заныли клыки. Выругавшись вполголоса, она схватила Палмера и перекинула через плечо, как выносят пострадавших на пожаре, а потом захлопнула за собой дверь.

Вломившись в кухню, она бесцеремонно сбросила Палмера в кресло. Он задыхался от злости так, что не мог произнести ни слова, но это было не важно – Соня слышала его мысли.

– Можешь считать меня бессердечной стервой, Вильям Палмер, – рявкнула на него Соня, – но если бы не я, у тебя сейчас вместо мозгов был бы омлет! И если бы я дала Фидо это сделать, ты бы до конца дней своих ходил под себя и ел из трубки!

Кровь частично отхлынула от лица Палмера.

– Я... я это понимаю, Соня. Извини, что я так подумал, – но не ожидала же ты от меня, что я там буду стоять и ничего не делать!

– Именно этого я от тебя и ожидала – и именно это и надо было делать! Билл, ты все время знал, что Лит – не человеческое дитя. Ты же сам был при ее рождении!

– Не напоминай, – буркнул он, потирая икру. – У меня от ее близнеца до сих пор шрамы держатся.

– Лит родилась от двух вампиролюдей – вроде меня, но она явно не вампир. Я думала, что она что-то вроде серафима, но сейчас я уже не уверена. Однако кем бы она ни была, для серафимов она настолько важна, что они взяли ее под опеку. Насколько я понимаю, этот этап с коконом вполне естественный. Фидо не позволяет нам ее трогать, значит, наше вмешательство в эту – не знаю, личиночную стадию – для нее опасно.

Палмер покачал головой и потянулся за бутылкой текилы, которую держал в шкафу. Соню поразило, как он с виду постарел. Психокинетическая трепка, которую он сейчас получил, точно не улучшила его состояния. Лицо у него распухло, под глазами наливались синяки, будто его отбойным молотком отлупили.

Они познакомились больше двух лет назад, когда Панглосс нанял Палмера выследить Соню. Даже трех лет не прошло, а он уже начал стареть. Темные когда-то волосы и бороду щедро усыпала седина, нос начал доминировать на лице. За время, что они с Соней были вместе, Палмер резко изменился – взять хотя бы его одержимость переделкой собственного тела по образцам майя, – а теперь начал стареть. Забавно, что она только сейчас это заметила. Всегда так между вампирами и их человеческими любовниками? Сегодня это красивый юноша, а завтра – старая развалина? Соня попыталась припомнить его возраст – сорок три или сорок четыре? Насколько это для человека близко к старости?

И сама не заметив как, она стала думать о Джаде. О его молодости, неопытности, о том, что он был человек...

– Соня?

Она одернула собственные мысли, спрятав их за защитной стеной.

– Да, Билл?

Палмер сидел у стола, бутылка стояла возле его локтя. Он смотрел на нее глазами далекими и непроницаемыми, как у покойника.

– Да нет, ничего. Просто так.

6

Соня проснулась сразу после захода солнца. Быстро приняла душ, смыла кровь и сперму вчерашнего вечера. Потом, завернувшись в кимоно, купленное в Токио, пошла проведать Лит в коконе. И оказалось, что кокон не лежит в детской кроватке, а находится в патио, и его по-прежнему сторожит Фидо.

Палмер был на кухне и пил текилу. За те три дня, что Лит была в коконе, Соня его за другим занятием не видела. Может, он и ел, когда она спала, но сомнительно.

– В чем дело? Почему кокон в патио?

– Фиг его знает, – буркнул Палмер неразборчиво, поднося бутылку к губам. – Может, перерос он эту кровать. Вымахал, блин, почти шесть футов в длину.

Соня выглянула в окно. Палмер был прав – кокон прибавил в длину не меньше фута.

– Я когда проснулся сегодня, он уже был в патио. Наверное, этот весельчак его туда вытащил, пока я не смотрел. – Палмер отставил бутылку и начал перебирать груду писем и счетов на столе. – Кстати, тут тебе письмо...

Соня напряглась:

– Письмо? Мне адресовано?

– Я же так и сказал. Вот оно. – Палмер достал из кучи конверт и протянул ей. – Обратного адреса нет, но оно из Штатов. Нью-йоркская марка.

Соня, угрюмо улыбнувшись, взяла письмо. Хоть Палмер и накачался текилой, частным детективом он быть не перестал. А может, наоборот, текила разбудила прежнего Палмера, которым он был до того, как узнал правду о вещах, таящихся в тени.

Ничем не примечательный конверт был адресован "Соне Блу, компания «Индиго Импорте». Адрес был напечатан, а не написан от руки. Кто и как ее нашел, определить было невозможно. Друг или враг? Соня настороженно вскрыла конверт.

Там был листок бумаги. Соня, хмурясь, его развернула. Это была фотокопия газетной вырезки. Заголовок: «Инсульт у жены миллионера».

– Что там? – спросил Палмер, наклоняя бутылку и одним глазом глядя на Соню.

– Моя мать в больнице.

* * *

– Ты что, в самом деле собираешься ехать?

Палмер смотрит из дверей спальни, как я собираю вещи. Он пьян и сентиментален. Чувствует, что его предали, и это его ощущение оборачивается вокруг меня, как мокрое полотенце, брошенное на пару недель плесневеть в шкафчике гимнастического зала. Я понимаю, что мне бы надо почувствовать свою вину, но я вместо этого на него злюсь. Всегда бешусь, когда кто-нибудь пытается заставить меня почувствовать себя виноватой.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});