Жизнь как цепочка обстоятельств (сборник) - Наталья Симонова

– Ду ю спик инглиш? – не унимался мужчина, видимо, портье.

– Ноу… Вери бэд… – снова призналась Катерина.

– Я могу русски, – сообщил он, поднимаясь на лифте. – Прега, – добавил, пропуская гостью в номер. – По-жа-лус-та!

«С русского бы и начал», – фыркнула та про себя, не одобряя лингвистического снобизма итальянца. Служащий вообще держался очень важно. «Может, какой-нибудь распорядитель здесь», – мельком думала девушка, возвращаясь в холл и с интересом осматриваясь.

– Нрависа? – с достоинством спросил провожатый, описав рукой широкую, величественную дугу. – «Рабини»! – произнес гордо. – Роберто Рабини, – добавил, ткнув себя пальцем в грудь. – Ио соно. Я есть!

– Очень приятно. Май нэймз Катя… А-а! – догадалась она. – Вы – хозяин! Ваш отель!

– Си, – важно подтвердил итальянец. – Мио.

Возраст синьора, как и его статус, на глаз не определялся: тело подтянутое, сильное, а лицо серое, потухшее, да еще увенчано просторной лысиной, блестевшей, точно полированная мебель.

Изнуренная путешествием, Катерина долго заполняла бланки, едва понимая, что от нее требуется. Неожиданно процесс был ускорен появлением симпатичной русской блондинки средних лет, представившейся Ниной.

– Каждый год приезжаю, – похвасталась та простодушно, помогая Кате с регистрацией. – Специально итальянский выучила.

– Хозяин какой любезный, – заметила Катя, направляясь к лифту с новой знакомой. – Сам таскал чемоданы.

– Ничего удивительного, – с охотой объяснила Нина. – Он ведь получил этот отель в наследство, когда здесь только двадцать мест было, а теперь – двести! И все своими руками! Между прочим, у Роби три ресторана в городе, винодельный завод, виноградники, автопарк, – дружелюбная дама информировала Катю столь заинтересованно и горделиво, будто речь шла о ее близком родственнике. – В общем, богатый человек, по нашим меркам, во всяком случае. И отель этот – вот уж точно не единственный источник дохода. Но он его детище! А это – как первая любовь! – добавила мечтательно. – Так что Роби здесь вкалывает день и ночь вместе с женой и сыном. Ой, а сын-то у него – ну это вообще! Красавец! Юрист, между прочим, в адвокатской конторе служит, но все свободное время тоже тут, помогает родителям…

Наконец-то Катерина оказалась в номере, включила кондиционер и растянулась на кровати, вздохнув с облегчением.

А утром на ресепшене ей слегка поклонился молодой человек весьма аристократической наружности. Она почему-то смутилась, произнесла шепотом: «Бон джорна, синьор!» – и, опустив глаза, вильнула от стойки к выходу. Парня этого Катя потом встречала много раз, выражение лица у него всегда было деловым и официально-любезным. И она робела в его присутствии. То ли эта неизменная официальность… То ли наружность молодого итальянца заставляла трепетать впечатлительную девушку. Он был высок и породист. Длинные, гибкие пальцы, идеально прямой нос, золотистые волосы волнами и темные вразлет брови…

По утрам Катя ходила на пляж (загорать не любила, но на курортах считала это своим долгом). Она оплачивала шезлонг, натягивала козырек бейсболки на глаза и из-под него с любопытством поглядывала на отдыхающих европейцев. Один раз принялась подсчитывать женщин, загорающих без бюстгальтеров, – но сбилась со счету. Кажется, любительницы топ-лесс в основном были приезжими. За местными парочками, расположившимися поблизости, Катя наблюдала с особым интересом. Девушки изумляли некрасивостью и неопрятностью. В этом итальянском городке они казались все похожими друг на друга – полноватые, с бесформенными фигурами, густо лохматыми ногами и небритыми подмышками, с тяжелыми носами и полным отсутствием косметики. Было очевидно, что вопросы внешности, столь животрепещущие для девушек в России, совершенно не интересовали местных девчонок. Между тем их парни неизменно с ними бывали нежны и любовны, вечно обнимающиеся парочки на пляже и на улицах выглядели веселыми и счастливыми. «Неужели внешность у них тут ничего не значит? – думала Катя с удивлением. – А у нас-то дома – сколько сил, сколько времени, денег, сколько нервов отнимают заботы о ней…»

Зато здесь, в провинциальной Италии, она чувствовала себя настоящей красавицей, в то время как в России любая красавица легко терялась на фоне других красавиц – такова уж Россия. Здесь на Катю постоянно заглядывались, она видела, что местные мужчины любуются ею, и это было очень лестно. Она привыкла, что на нее оборачивались, и не раз вслед ей летело: «Белла донна». Притом абсолютно никто не приставал, даже ни о чем не заговаривали. Не то что на курорте в Сочи, где прямо за руки хватают горячие кавказские парни (Катя морщилась, вспоминая). В этом городе, высказав на ходу между делом это «белла», красивая, – человек шел себе дальше по своим делам. Похвала была совершенно бескорыстной – и потому вдвойне приятной.

Вообще здесь царили благожелательность и спокойствие. А в сиесту город словно вымирал. Катя тоже днем скрывалась от жары в номере, а вечером гуляла. Как-то, возвращаясь с моря, увидела в холле Нину с хозяином. «Мяу-мяу, – пела сладкоголосая блондинка, – мур-мур, Роби, мур…» Итальянец урчал в ответ очень нежно.

– О! Катя! – Нина радостно окликнула ее. – Тебя совсем не видно! А мы могли бы ходить вместе в бар, на дискотеку… Две красивые русские женщины, – мурлыкнула в сторону Роберто и кокетливо добавила: – Блондиночка и брюнеточка – очень пикантно.

– Ла-ла-ла… – залопотал синьор оживленно. – Домани, домани…

– Он говорит, – перевела Нина, удовлетворенно кивая, – что в отеле будет праздник с оркестром. Домани, то есть – завтра.

На другой день в летнем саду «Рабини» с обеда суетились официанты, музыканты настраивали инструменты. Сам хозяин приготовлял коктейль. Перед ним стоял длинный ряд бутылок, содержимое которых он вдохновенно сливал в круглый сосуд, похожий на небольшой аквариум, сосредоточенно помешивая свое зелье половником. Этикетки пугали разнообразием, трудно было поверить в совместимость всех задействованных напитков, но синьор Рабини священнодействовал абсолютно невозмутимо.

– Сколько помню, – сказала Нина, – он всегда это готовит.

Заиграла музыка – ровесница молодости почтенного синьора. Хозяин подошел к столику Нины и Кати со стеклянным кувшином, где оранжево плескался его коктейль, который он не без гордости именовал бальзамом.

– Грацци, грацци, – благодарила Нина нежно и застенчиво. – Пей, все равно не отвяжется, – почти не артикулируя, бормотала в сторону Кати, сияя сладчайшей улыбкой, обращенной к итальянцу.

– Не принести ли пирожных? – беспокоился синьор.

– Ах, разумеется! Перфавора… Грацци… – благодарила Нина с таким восхищением, как будто Роберто обещал ей пожизненный пенсион.

– А кто этот молодой человек? – спросила Катя, указав на давно запримеченного ею красавца.

– Вот тебе и раз! Да сын же его, Адриано! Ты что, не знала?

В разгар веселья синьор Рабини, переходивший от столика к столику и, видимо, ослабленный фирменным бальзамом, споткнувшись о ступеньку, растянул ногу. Подперев рукой подбородок, он уселся возле новоявленных подруг, огорченный и рассерженный. Весь вид его, казалось, говорил: «Раз так – делайте что хотите, а мне уже все равно». Нина принялась утешать пострадавшего, то поглаживая по коленке, то нежно касаясь плеча, и видно было, что ее участие небезразлично синьору: досадливое кряхтение смягчилось, Роберто улыбался.

– Ла-ла-ла… – щедро изливала Нина итальянские слова сочувствия. В то же время, почти не меняя выражения лица, по-русски бубнила в сторону Катерины: – Ишь ты, разлакомился, старый котяра, так бы вот нас и проглотил обеих, разбойник.

– Да что ты! – изумлялась та. – А что он говорит?

– Говорит, русские женщины – красавицы… О, грацци, грацци, Роби, – с приятным смущением отвечала на комплименты. – Говорит, приедет зимой в Москву – учить русский язык, – и тут же добавляла сквозь застывшую улыбку: – Каждый год свистит. Хрен он приедет.

Нину позвали знакомые. Роберто уныло отхлебнул коктейль.

– Ту белла донна! – печально произнес итальянец, глядя на Катю, и его обширная лысина задумчиво закачалась.

– Ну, уж и прекрасная! – недоверчиво откликнулась она. – Ком си, ком са… Так себе в общем.

– Но-о! – убежденно опроверг итальянец. – Ту бэлла! Ту голливуд! – Его скуластое, постное лицо выглядело усталым и огорченным.

Кате стало жаль старого синьора. «Угораздило же беднягу упасть!.. А тут еще я, – подумала с неожиданным превосходством, – для него, может, и правда слишком красивая и молодая».

– …А Роби-то наш, между прочим, уже планирует новое мероприятие, – сообщила Нина за завтраком.