Мемуары. Избранные главы. Книга 1 - Анри Сен-Симон

«Для» — это привилегия, происхождения которой я не знаю, но которая, в сущности, форменная чепуха; она заключается в том, что на доме пишется мелом: «Для г-на такого-то», или просто: «Г-н такой-то». Квартирмейстеры, которые в путешествии так назначают квартиры, пишут это «для» на домах, отводимых принцам крови, кардиналам и иностранным принцам; эту привилегию получили также герцог де ла Тремуйль и герцогиня Браччано. Меня вынудило назвать эту привилегию чепухой то, что она не означает ни первенства, ни преимущества при расквартировании: кардиналы, иностранные принцы и герцоги получают квартиры на равных основаниях и без каких-либо различий; все преимущество состоит лишь в этом слове «для» и ничего сверх того не дает. Таким образом, герцоги, иностранные принцы и кардиналы размещаются после необходимых должностных лиц; за ними поселяют маршалов Франции, после них высоких сановников, а потом остальных придворных. Так же происходит и в крепостях, но когда король находится в армии, его штаб-квартира четко разделена: по одну сторону двор, военные — по другую; если же в свите короля оказываются маршалы Франции, не занимающие командных постов в армии, они все равно располагаются на военной стороне и первыми получают там квартиры.

Двор отбыл в Компьень в четверг 28 августа; король ехал через Сен-Клу, ночевал в Шантийи, там же провел следующий день и приехал в Компьень в субботу. Главная квартира разместилась в деревне Куден, где у маршала де Буффлера, кроме палаток, были дома. Король привез туда его высочество герцога Бургундского с герцогиней и другими лицами; там им подан был великолепный завтрак, и там они увидели, как все поставлено, о чем я с восторгом уже писал выше, и король по возвращении в Компьень сказал Ливри, занимавшемуся по его приказу столом герцога Бургундского в лагере, что принцу не надобно держать свой стол: как бы он ни старался, это не пойдет ни в какое сравнение с только что виденным, так что, когда в дальнейшем внук его будет наезжать в лагерь, пусть он обедает у маршала де Буффлера. Король получал большое удовольствие, глядя на войска и показывая их дамам: как они приходят, становятся лагерем, размещаются, короче, все подробности жизни в лагере: расположение, марши, фуражировки, учения, маневры, обозы. Ее высочество герцогиня Бургундская, принцессы и Монсеньер часто закусывали у маршала де Буффлера, где их принимала его супруга. Монсеньер несколько раз обедал там, а король привозил туда на обед английского короля, который пробыл в лагере дня четыре. Уже многие годы его величество не оказывал никому подобной чести, так что для маршала это была редкая возможность принимать у себя сразу двух монархов. На обеде присутствовали также Монсеньер с тремя сыновьями[70] и с дюжину высших придворных сановников и армейских чинов. Король очень настаивал, чтобы маршал де Буффлер сел за стол, но тот отказался: он прислуживал его величеству и английскому королю, а его тесть герцог де Граммон — Монсеньеру. По дороге их величества видели, как войска в пешем строю выходят со своих биваков, а на обратном пути наблюдали учения всей пехоты, выстроенной в две линии друг против друга. Накануне его величество возил короля Англии на смотр армии. Герцогиня Бургундская наблюдала смотр из своей кареты, в ней сидели также герцогиня де Бурбон, принцесса де Конти и все титулованные дамы; сопровождавшие ее две другие кареты были предоставлены остальным дамам.

На этом смотре случилось смешное происшествие с графом де Тессе. Он был генерал-полковник драгун. За два дня до смотра г-н де Лозен поинтересовался у него с тем ласковым, добродушным и простосердечным видом, какой он постоянно напускал на себя, подумал ли Тессе, как будет во главе драгун приветствовать короля; после этого перешли к обсуждению лошади, мундира и украшений его. Похвалив де Тессе, Лозен простодушно спросил: «А шляпа? Вы не упомянули о ней». «Да нет, — ответил тот. — Я намерен быть в драгунской каске». «В каске? — воскликнул Лозен. — Вы так полагаете? В каске! Нет, каска — это для других, но чтобы генерал-полковник драгун был в каске! И не думайте, граф!» «Но как же? — спрашивает его Тессе. — Что мне надеть?» Лозен долго томил его, заставил упрашивать, давая понять, что знает больше, чем говорит. Наконец, уступив мольбам, Лозен заявляет, что не даст Тессе совершить столь грубую оплошность, что должность эта была создана для него и потому он отлично знает все ее особенности, главнейшая из которых заключается в том, что на королевском смотре командир драгун должен быть в серой шляпе. Пораженный Тессе признается в своем невежестве и, ужасаясь чудовищному промаху, который мог бы совершить без этой столь своевременной подсказки, рассыпается в благодарностях, а затем быстро возвращается к себе и посылает слугу в Париж за серой шляпой. Герцог де Лозен озаботился отвести Тессе в сторону, чтобы дать этот совет, так. что никто его не слышал; он ничуть не сомневался, что Тессе, стыдясь своего незнания, никому словом об этом не обмолвится, молчал и сам.

Утром в день смотра я пришел к одеванию короля и увидел, что г-н де Лозен остался там вопреки обыкновению, так как он, обладая правом свободного доступа к королю, уходил как раз тогда, когда входили остальные придворные. Увидал я там и Тессе при серой шляпе с черным пером и громадной кокардой; он важно расхаживал, кичась своим головным убором. Меня особенно поразил ее цвет, которого король не терпел, и поэтому уже многие годы никто его не носил; удивленный этим, я стал разглядывать его, тем паче что он стоял напротив меня, а г-н де Лозен рядом с ним, но чуть позади. Король, после того как его обули и он поговорил кое с кем, обратил наконец внимание на эту шляпу. Удивленный, он спросил у Тессе, где он ее взял. Тот, обрадовавшись, ответил, что ее привезли ему из Парижа. «Но зачем?» — поинтересовался король. «Затем, государь, — отвечал Тессе, — что сегодня вы делаете нам честь произвести смотр». «Ну хорошо, — все больше изумляясь, произнес король. — Только при чем здесь серая шляпа?» «При том, государь, — ответил обеспокоенный этим вопросом Тессе, — что у генерал-полковника привилегия носить в этот день серую шляпу». «Серую шляпу! — воскликнул король. — Кой черт вам это сказал?» «Господин де Лозен, государь, для которого вы создали эту должность». В тот же миг милейший герцог прыснул со смеху и испарился. «Лозен подшутил над вами, — не без резкости произнес король. — Послушайтесь меня, отошлите сейчас же эту шляпу генералу ордена премонстрантов[71]». Никогда не видел я человека более сконфуженного, чем Тессе; опустив глаза, он стоял и рассматривал шляпу с таким стыдом и сокрушением, что сцена была просто неподражаемая. Присутствующие не удержались от смеха, а лица, наиболее приближенные к королю, принялись отпускать шуточки. В конце концов Тессе настолько пришел в себя, чтобы удалиться, но двор еще долго припоминал ему этот случай; все его спрашивали, неужто он не знает г-на де Лозена, а тот лишь втихомолку посмеивался, когда об этом заходил разговор. Но при всем том Тессе не решился выказывать Лозену свою досаду, и проделка эта, хоть и несколько чрезмерная, была воспринята как шутка, но Тессе еще долго мучился от стыда.

Дети короля[72] почти ежедневно обедали у маршала де Буффлера, несколько раз к ним присоединялись герцогиня Бургундская, принцессы и дамы, но завтракали они у него весьма часто.

Огромно и невероятно было обилие посуды, на которой подавали всем и каждому, и была она с гербом маршала; не менее невероятна и точность, с какой по часам и минутам обслуживали всех гостей, не заставляя ждать и томиться никого — ни любопытствующих из простонародья вплоть до лакеев, ни первых вельмож. На четыре лье вокруг Компьеня все деревни и фермы были до отказа забиты приехавшими французами и иноземцами, и тем не менее все проходило в полном порядке; у маршала был целый сонм дворян и слуг, и каждый, исполняя свои обязанности, старался превзойти другого учтивостью и внимательностью, встречая, приглашая и прислуживая всем гостям без перерыва с пяти утра до десяти, а то и одиннадцати вечера; множество было также вышколенных ливрейных лакеев и пажей. Я вновь невольно возвращаюсь к этому, так как всякий, кто это видел, не сможет ни забыть, ни перестать с восхищением удивляться изобилию, роскоши и порядку, который ни на секунду ни в чем не нарушался.

Король пожелал явить картины всего происходящего на войне, и посему была представлена осада Компьеня по всей форме, но в очень сокращенном виде: окопы, траншеи, батареи, сапы и проч. Крепость оборонял Кренан. Замок окружал старинный вал, он возвышался до уровня апартаментов короля, то есть был относительно высок и господствовал над местностью. У подножия его находилась старая каменная стена, а на самом валу, не имевшем ни банкеты для стрелков, ни опорной стенки, стояла, чуть подальше королевских апартаментов, ветряная мельница. Приступ был назначен на субботу 13 сентября; стояла прекраснейшая погода, и король в сопровождении дам, а также множества придворных и всех знатнейших иностранцев поднялся на вал. Оттуда открывался вид на равнину и расположение войск. Я стоял в полукруге придворных очень близко, не далее чем в трех шагах от короля, и передо мной никого не было. Трудно представить себе более чудесную картину, чем армия в полном сборе и огромное множество зрителей всякого рода, конных и пеших, располагавшихся на расстоянии от войск, дабы не мешать им, маневры атакующих и обороняющихся, выполняемые совершенно открыто, поскольку не предполагалось ничего серьезного, а только демонстрация, и потому обе стороны не предпринимали никаких предосторожностей, стремясь лишь к точности перемещений. Однако совершенно иным было зрелище, которое и через сорок лет живо рисуется мне, словно увиденное сегодня, так оно меня поразило, — зрелище, которое король с высоты вала являл армии и бесчисленным толпам собравшихся на равнине или на самом валу людей всех состояний.