В день пятый - Э. Хартли

— Что такое эта Фонтанелла? — спросил Томас. — Я просмотрел путеводитель, но не нашел даже упоминания об этом месте, хотя там почти сто страниц, посвященных Неаполю.

Они с сестрой Робертой сидели в маленькой пиццерии в паре кварталов от шумного и беспокойного железнодорожного вокзала. Пицца с четырьмя видами сыра не имела ничего общего со всем тем, что он пробовал в Штатах. У нее было пышное, сочное тесто и обилие острого, соленого сыра. Запивал ее Томас каким-то красным вином без названия, поданным в стеклянном графине.

— Я никогда о ней не слышала, — призналась монахиня. — А почему вас это заинтересовало?

— Мне показалось, отцу Джованни было очень неуютно, когда он произнес это название. — Томас пожал плечами. — Это пробудило мое любопытство. Все то, что связано с отцом Пьетро, заслуживает тщательного рассмотрения.

Сестра Роберта нахмурилась, судя по всему не слишком радуясь подобной оценке пожилого священника.

— Вы не можете сказать наверняка, что этот пепел остался от бумаг вашего брата, — осторожно промолвила она, отпивая глоток минеральной воды.

— Верно, — согласился Томас. — Но для начала мне хотелось бы выяснить, почему отец Пьетро так не хотел показывать их мне, даже если он ничего и не сжигал.

— Священники горой стоят друг за друга, — предположила монахиня. — Монсеньор Пьетро — человек глубоко духовный. Вскоре после моего приезда сюда он прочитал пастырское наставление о непорочном зачатии. Конечно, я почти ничего не поняла — слишком плохо владею итальянским, — но это была красивая проповедь, полная страсти и благочестия. К концу отец Пьетро чуть не плакал при мысли о том, что Господь был зачат без греха, после чего вошел в наш ужасный мир…

Томас раздраженно покачал головой.

— В чем дело? — спросила сестра Роберта.

— Я просто ничего не понимаю. Абсолютно ничего.

— Эту историю с тетрадями или?..

— Священники. Монашки. Религия, — пробормотал Томас, наконец давая выход отчаянию. — Идемте, а то опоздаем на поезд.

Глава 20

Отец Пьетро стоял на коленях перед первым рядом скамей часовни, заканчивая молитву, обращенную к Богородице, которую он читал в полном одиночестве. Его губы шептали знакомые слова, а рассудок без особого успеха пытался сосредоточиться на их значении. Завершив молитву, он сразу же сел.

«Прости меня, Господи, — подумал отец Пьетро. — Все мои мысли совсем о другом. Снова».

Так продолжалось уже какое-то время, и это чувствовал не только он один. Отец Джованни отказался от тех зачатков близости, которые сложились между двумя священниками в первое время после его прибытия, стал отчужденным. Отец Пьетро не мог его в этом винить. Он понимал, что все окружающие считают его замкнутым, одержимым, эмоционально эксцентричным и вообще просто странным, что только усугубилось после отъезда Эдуардо. Известие о смерти священника-американца поразило отца Пьетро подобно сердечному удару, парализовало его, ввергло в черное настроение, которое продолжалось несколько дней и до сих пор неотступно его преследовало.

Еще были слухи, неизменно каким-то образом связанные с Фонтанеллой. Разумеется, отец Пьетро им не верил, списывая сообщения о странном ночном скитальце на сочетание своего собственного нелюдимого поведения и сверхактивное воображение послушников, ошибочно принимавших обитель за лагерь летнего отдыха. Но слухи начались тогда, когда Эдуардо приехал из Штатов, и закончились с его отъездом. Теперь здесь появился брат отца Эдуардо, вынюхивающий, высматривающий, и слухи поползли снова.

Отец Пьетро ничего никому не говорил, но не далее как вчера молодой монах-бенедиктинец из Рима рассказал о том, как проснулся ночью, убежденный в том, что в его комнате есть кто-то — или что-то. Отец Пьетро, скорее всего, не придал бы этому особого значения, если бы бенедиктинец не упомянул про тот же самый странный звук, о котором говорил молодой монах-доминиканец в последний день пребывания Эдуардо: протяжное, хриплое дыхание, переходящее в утробное рычание, похожее на то, которое издает крупная кошка.

Однако это была не кошка. Если только монах не выдумал все от начала до конца, неизвестное существо, побывавшее у него в комнате, не было похоже на всех тех, кого можно увидеть в обители при свете дня. Бенедиктинец и доминиканец в жизни своей не наблюдали ничего подобного. Зрелище оказалось настолько необычным, что монахи не могли объяснить его словами…

«Не бери в голову. Это лишь ночные кошмары тех, кто хочет привлечь к себе немного внимания. Видит Бог, в монашеских орденах этого достаточно».

Но сегодня утром, вскоре после восхода солнца, отец Пьетро отпер часовню для заутрени и обнаружил… что? Он предположил, что это была собака, возможно, та самая, которая время от времени встречалась ему на улице возле часовни, хотя по нынешнему ее состоянию определить это точно было невозможно. Священнику потребовался целый час, чтобы все убрать, однако сладковатый привкус крови до сих пор висел в воздухе. Вероятно, убийце — если это был человек — потребовалось почти столько же времени, чтобы проделать с животным то, что он учинил. Отец Пьетро молил Бога о том, чтобы несчастная собака распростилась с жизнью еще до того, как началось худшее.

Он решил, что непременно поговорит об этом с отцом Джованни. Как-нибудь потом.

«И что ты ему расскажешь?»

Пожилой священник знал, что отец Джованни, человек уравновешенный, трезвомыслящий, не любит Фонтанеллу. Это место постоянно стояло между ними, подобно заболеванию, слишком тяжелому, чтобы его обсуждать, и молодой священник знал о нем только из проникнутых ужасом перешептываний тех, кто там никогда не бывал. Наверное, отец Джованни надеялся, что, когда Церковь передаст Фонтанеллу городским властям, а те снова откроют ее для доступа широкой публики, отец Пьетро оставит это место в покое. Однако произошло обратное. Отец Пьетро ничего не мог с собой поделать. Он проводил там еще больше времени, чем прежде, возвращаясь туда снова и снова, в любое время дня и ночи, украдкой, осторожно.

«Сгорая от стыда».

Католикам всегда стыдно. От этого им не отделаться.

«Однако есть те, кто просто чувствует ответственность за грех, и те, кто его заслуживает. Разве это не так, ваше преосвященство?»

— Господи, пожалуйста, — взмолился отец Пьетро. — Пусть в этом не будет моей вины. Пусть не я стану тем, кто…

«Пробудил чудовище?»

Да, Господи, только не это.

«Да, ваше преосвященство, молитесь. Но не о том, что вы уже сделали, не о прошлом, а о том, что может произойти. Оно уже началось».

Глава 21

Стив Девон оторвался от экрана переносного компьютера, на котором в окне размером два дюйма воспроизводилась любительская видеосъемка, дрожащая и низкого качества.

Откинув голову назад, он радостно рассмеялся и сказал в сотовый телефон:

— Да! Я как раз это смотрю. Парень, ты отбил мяч на край земли!

— Понимаешь, я просто видел его! — воскликнул сын Стива. — Так говорят профи, когда хорошо замечают мяч. Я просто разглядел весь его путь от круга до базы. Как только мяч покинул руку подающего, я его увидел. Разве это не сумасшествие?

— Наверное, порой бывает и так, — сияя, согласился Стив, снова нажимая кнопку воспроизведения. — Марк, я так тобой горжусь! Месяц назад ты ни за что не попал бы в этот мяч. А теперь посмотри! Поза у тебя великолепная, ты полностью сосредоточен. Все в порядке. Бах! Ты только посмотри! У подающего такой вид, будто ему отменили Рождество!

— Мне его даже жалко, — заметил Марк.

— Ничего, на его улице еще будет праздник, — сказал Стив. — Но этот день остался за тобой. Ты был просто молодец, малыш.

— Спасибо, папа.

— Передай телефон маме, хорошо?

— Да. Я тебя люблю, папа.

— И я тебя тоже люблю, Марк. Да, чуть не забыл.

— Что?..

— Наслаждайся. Ты это заслужил.

— Спасибо, папа.

Послышался щелчок, затем приглушенное бормотание в отдалении, и наконец в трубке раздался женский голос:

— Ну как, ужасно или терпимо?

— Весьма прилично, — сказал Стив. — Спасибо за то, что прислала.

— Жаль, ты сам этого не видел, пропустил такую игру!

— Ничего, в следующий раз Марк сыграет еще лучше.

— Мы по тебе скучаем, — нежно произнесла жена.

— Аналогично, — ответил Стив. — Слушай, я тут подумал, может быть, снять бунгало на неделю? Будем только мы трое.

— Замечательная мысль. Как ты считаешь, когда все это завершится?

— Я должен вернуться домой на следующей неделе. Самое крайнее, в конце месяца…

В кармане у него бесшумно завибрировал другой телефон.

— Подожди, — сказал Стив. — Это из конторы. Я тебе перезвоню.

— Хорошо. Я тебя люблю.