Сигареты и пиво - Чарли Уильямс

Я подмигнул ему, потом поднялся на ноги и свалил оттуда на хер.

Около “Волли” я наткнулся на Грязного Стэна и спросил, не может ли он первым делом завтра с утра забрать мою “Капри” и пригнать к моему дому. Он согласился, но как только я упомянул Норберт-Грин, он начал так усердно мотать башкой, что жир с его волос полетел во все стороны, как вода с мокрой овчарки. И даже на пятьдесят фунтов не соблазнился. Честно говоря, я его понимаю. За шестьдесят фунтов он согласился подумать, потом снова покачал своей грязной башкой и хотел уебывать. Тогда я показал ему семь десяток.

После этого он кивнул и убрал бабки в задний карман. По-хорошему надо было бы ему вломить за то, что он заломил такую цену, но я не видел другого способа вернуть себе тачку. К тому же, я теперь получаю хорошую зарплату, так что семьдесят фунтов меня не подкосят.

В конце концов, оставалась еще десятка.

Я зашел в ларек на Катлер-роуд и спустил бабло на сигареты, орешки и полбутылки вискаря, а потом пошел домой. Я был в хорошем настроении, так что был не против прогуляться, но будь при мне тачка с полным баком, я был бы куда счастливее.

Когда я учуял запах из “Кафе Барта”, орешки уже кончились, и мне очень захотелось, чтобы я чуть раньше проявил характер и отдал Стэну только шестьдесят фунтов. Интересно, есть у Барта стейк с картошкой? Если нет, то еще с чем-нибудь. Может, с пирогом. Я подумал об этом и решил, что Барт может один разок обслужить меня в кредит, я ж теперь подручный, все такое. В конце концов, в жизни только и делаешь, что берешь и отдаешь, и ему рано или поздно могут понадобиться мои навыки подручного. Прежде чем зайти внутрь, я отошел отлить в переулок рядом с кафе. После этого открутил крышку с бутылки и поднес ее к губам, закрыв глаза и ненадолго погрузившись в это золотое море. Я нырнул на четверть бутылки вглубь, прежде чем вернулся на поверхность и вдохнул воздуха. А потом я заметил ее.

Она сидела на заднице футах в десяти от меня.

— Эй! — позвал я. Она не услышала, так что я подошел поближе. В переулке было темно, я достал зажигалку и присел на корточки.

Так и есть, дочка Дага, Мона.

Я дернул ее за ногу и позвал по имени. Она приоткрыла один глаз, уставилась на меня и слегка усмехнулась. Что-то тихо сказала.

— Чего-чего, дорогуша?

Глаз снова закрылся, лицо обмякло. Я наклонился и принюхался к ее дыханию. Выхлопа опять не было. Как в тот раз, когда я ее видел рядом с “Хопперз” — не в себе, но бухло тут ни при чем. Я начал думать, может, с ней че не так. У нас такой чувак в школе был — Элмером звали. Вдруг съезжал с катушек и валялся на полу, дергая ногами и высунув язык. Забавно было. Пару лет назад он въехал на своей тачке в стену и разъебошил ее к чертовой матери. Очень было обидно. Это был прекрасный серебристый “Форд Зефир”, без единого пятнышка ржавчины.

Но, по-любому, было две причины, по которым я сомневался, что Мона такая же. Во-первых, язык не высовывался у нее изо рта. А во-вторых, я заметил, что в последнее время куча подростков странно себя ведет, а ведь не могли они все болеть тем же, что и Элмер.

Я глотнул еще виски и закурил, думая, зачем я ломаю над этим голову. Ее здоровье — это не мои проблемы, бля. Особенно теперь, когда я стал самым крутым подручным в Манджеле. А Даг может взять свое тухлое пиво и закачать себе в хуй при помощи кузнечных мехов, потому что мне на него насрать.

Да кто он, блядь, вообще такой, чтобы указывать Рой-стону Блэйку, что ему делать?

Я сделал еще глоток и несколько затяжек, потом выпустил дым и поднял Мону. Поднимать там было особо нечего, если честно. Как будто взвалил на плечо свернутый ковер. Я пошел в дальний конец переулка и пнул старую дверь. С другой стороны был засов, но он и в старые времена никогда не работал, чего уж говорить про сейчас. За дверью был старый грязный двор позади магазина приколов. А там можно было перешагнуть через низкий забор и на цыпочках пройти вдоль большой старой стены, которая выходила на Уолл-роуд. Ну, так я и поступил.

На дороге были какие-то машины, но я на этом не морочился. Я ж не делаю ничего такого. Совсем наоборот. Это был мой первый благородный поступок за долгие годы. И если Даг не выдаст признаков благодарности — а еще четыре сотни штук пива и сигарет, которые он мне должен, — я сам из него их вышибу.

Я усадил ее на землю и спрыгнул со стены на парковку за “Хопперз”. Ебаная бутылка вискаря упала и разбилась о бетон. Но я держал себя в руках и не вскрикнул — в конце концов, я шел угонять тачку — нельзя, чтобы кто-то меня запалил.

Перетащить Мону через эту стенку было охуенно сложно. Она, конечно, легкая, но у нее какие-то неудобные руки и ноги, так что в итоге я ее уронил.

— Звиняй, — сказал я, но этим заморочиваться не стоило. Она была в сознании, но, похоже, ей было по хуй — лежит себе на спине с тупой ухмылкой на роже. Че-то с ней, однозначно, было не так. Если нормальный человек так навернется, наверняка заорет. Особенно если это телка. Но у меня не было времени париться на эту тему. Я снова перекинул ее через плечо и погреб на парковку.

Там я снова усадил ее на землю и начал пробовать двери. Обычно тут в такое время стоит машин двадцать, но я не удивился, когда увидел, что сегодня их штук десять всего. В “Хопперз” было до хуя мелкоты, а мелкота тачки не водит. Ну, свои тачки, по крайней мере.

Я достаточно быстро нашел открытую дверь. Это был Мини, а стало быть, ни хера не идеальный вариант. Я в Мини просто не помещаюсь, никогда не помещался и никогда не буду. Зато они легко заводятся. И я уже начал залезать внутрь, когда заметил что-то в дальнем конце парковки.

Это была выебонистая тачка Ника Как-его-там. Как я уже говорил, страшная она была, как жопа от свиньи. И я от этих слов не отказываюсь. Но она была охеренно блестящая, и поэтому уделывала все остальные машины на этой стоянке. Даже красный “Остин Принцесс”, который стоял у мусорных баков. Не, не думайте, не то, чтобы мне это было сильно интересно. Просто что-то такое в ней было. Я убедился, что рядом никого нет, и пошел посмотреть.

Вы когда-нибудь видели, как покрашены эти жуткие новые тачки, нет? Круто сделано, не приебешься. Чем пристальнее смотришь, тем больших искорок, будто от неба отковыряли звезды, размешали как следует и размазали по тачке. Не то, чтобы я впечатлился. В конце концов, у меня есть моя “Капри”. Да, так и есть. А она покрашена в металлик, все такое. Но не так, как эта. Это было охуенно, я несколько минут угробил, пока стоял, дышал на нее, протирал и пялился. А потом через дорогу завелась тачка, ровно там, где я оставил…

Я выпрямился и открыл рот, чтобы что-нибудь заорать. Потом захлопнулся и снова присел. Меня чуть наизнанку не вывернуло. Ну, так мне показалось. Я ничего не видел. Да мне это и не надо было, на хуй. Достаточно того, что я услышал.

А она все равно молчала.

Даже не пискнула, бля.

Движок заглушили, и этот, кто бы он ни был, выбрался из тачки.

Это каким же надо быть удодом, чтобы переехать телку, которая валяется прямо, бля, перед твоей тачкой? Ему ж надо было пройти мимо нее, чтобы добраться до двери. Разумеется, я не особо долго гадал, кто это мог быть. А когда он начал что-то лепетать как младенец, я убедился наверняка.

— Блядь, — сказал я, стекая вниз по блестящей тачке. Конечно, в таких случаях нужно чего-нибудь пафосное сказать, но я больше ничего не смог придумать. — Блядь, — снова сказал я, но уже более пафосно. Суть я по-любому уловил. Ситуация блядская донельзя. И не стоило тут ошиваться, чтобы за нее огрести.

Я перелез через заднюю стену и спрыгнул, рухнув в кустарник и проехавшись на жопе аж до Уолл-роуд. Пусть Дэйв сам разбирается со своими заморочками. Я ни в чем не виноват.

И не начинайте.

К тому времени, как я добрался до своей улицы, я точно знал четыре вещи.

Первое: я, нах, помираю от жажды.

Второе: я устал как последняя сука.

Третье: я проебал шанс стать подручным. Сами посудите, бля: если Мона все еще жива, она всяко растрепет, что я ее унес и бросил на стоянке, а ее там переехали. А если она двинула кони, еще хуже. По Уолл-роуд ездят машины, наверняка кто-то заметил, как я ее тащил. Ну да, всю эту шнягу завернул Дэйв, так что он будет тянуть по полной, и это справедливо, но че-то мне как-то не казалось, что после этого Ник Как-его-там возьмет меня в подручные.

И четвертое, что я знал точно, — если вы меня слушаете, а не просто ковыряете в носу и обдумываете, что у вас сегодня к чаю, вы вспомните, что я называл четыре вещи — что я, нах, умираю от жажды.

Да, это я уже говорил. Возьмите с полки пирожок и заглохните. Я говорю это дважды не просто так. Судите сами:

Жажда мучила в натуре за двоих.

Короче, можете хотеть пить хоть до усрачки, но если у вас за душой ни копья и в доме шаром покати, что тут сделаешь? Это критическая ситуация. А вы знаете, что случается в критических ситуациях.