Звериной тропой - Николай Инодин

На всякий случай на ночь перегнал лодку вниз по течению и оставил на плаву, длинным ремнём привязав к стволу ивы. Всё-таки не все кошки боятся воды, кто знает, выбрались они за пределы территории Машкиного прайда, или нет. Не хотелось бы проснуться под внимательным взглядом её мамочки.

На следующий день вымотавшийся Роман проснулся, только когда свет поднявшегося солнца упал ему на лицо. Осторожно приподнялся на локтях, и широко улыбнулся — Маха спала, крепко прижавшись спиной к его ноге, положив голову на бедро. Почувствовала шевеление, и лениво приоткрыла один глаз:

— Мррр?

— Не мррр, а вставать пора — ответил Роман, не удержался и почесал мелкую под горлышком.

Наглое животное ме-е-дленно перевернулось на спину, демонстративно потянулось, зевнуло и легонько тронуло протянутую руку передней лапой.

— Ну, ты даёшь — восхитился Роман.

Выбрал причальный ремень, и перевязал так, чтобы корма лодки утыкалась в берег. Выпустил девушку погулять, а сам полез в воду, поплавать. В горах негде было, соскучился.

Наплававшись вдоволь, взобрался на бугорок, прислонился к сосне и стал медитировать, подставив тело солнечным лучам, растворился в их согревающем сиянии, птичьем щебете и шуме ветвей. Очнулся, ощутив в мире какую-то непривычную перемену. Рядом с ним, совершенно по-кошачьи, столбиком, сидела Маха, также подставив мордочку солнечным лучам. Только лапы хвостом не обвела, короток для этого её хвостик.

Посидели вдвоём, погрелись, ночи всё ещё прохладные, особенно под утро, и вода в реке далеко не парное молоко. Потом перекусили, кто печёной рыбкой, а кто и сырую доел. Загрузились на судно, и двинулись дальше. Где-то через час добрались до места слияния рек, их река с небольшим промежутком с левого берега приняла в себя два полноводных притока, и стала вдвое шире. Мелей убавилось, а острова выросли в размерах. Иной раз особо крупная волна, разбившись о лодку, окатывала экипаж брызгами.

***

Не было у бабы забот, так купила порося. С появлением попутчицы кончилась Ромино беззаботное существование. Думай теперь, чем ребёнка кормить да как растить. В лавку не сходишь, витаминов-прививок не прикупишь, нужно натуральными средствами обходиться. А природа предписывает хищникам парное мяско кушать, и обязательно с кровью. Может, его ещё жевать надо, и потом отрыгивать? Роман с сомнением посмотрел на сидящую на лавке под мачтой пассажирку. «Рыбу ела сама, понос не прихватил, не буду ей пайку отрыгивать, обойдётся. Ещё собакам трубчатые кости птиц нельзя давать, а ей? Наверно, нельзя. Или это только к вареным относится? Ни холеры не помню. Кошки голубей целиком жрут, и ничего им от этого не бывает. Блин, мозги вывихнешь».

— Какая это мука, воспитывать! — явно пытаясь кому-то подражать, заявил он, скорчив недовольную рожу, и подмигнул подопечной. Машка вцепилась в лавку когтями и вертит любопытной мордашкой на триста шестьдесят градусов, так ей всё кругом интересно. Судя по всему, детёнышу месяца два — три от роду, поэтому и безбашенная такая. Бояться не умеет, с такой семьёй чего ей было бояться? Когда власть в прайде переменилась, и новый самец детишек предыдущего убивать начал, это в её жизни первый страх был. Машке повезло, видно забилась куда, он её из укрытия не достал, а пока остальными занимался, везучая мелочь сумела удрать, потом напоролась на человека. Может, так всё было, может не так, но для себя Роман версию выстроил. У Махи ведь не спросишь.

Река извивается, как змея в камышах, только что кольцами не сворачивается, но несёт лодку к югу. Неспешно, зато без остановок уплывают за спину берега. Машка за две недели стала заправской путешественницей, научилась свои дела на ходу делать, за борт. Роман для неё водоплавающих грызунов приловчился из пращи бить, в голову, чтобы подранков не оставлять. Они тут большие, как зайцы, Машке на день за глаза хватает, и сам не голодный. Рыба опять же. Можно было бы и быстрее плыть, да капитан дубовой коряги принял решение двигаться только в первой половине дня — ребёнку нужно много двигаться, а в лодке не побегаешь.

Поэтому ближе к обеду Роман начинает выбирать место для стоянки, желательно на большом острове. Требования стандартные — хороший пляж с привязью для лодки, деревья, желательно чтобы и дрова в наличии были. Большая часть островов под это описание подходила. После высадки десанта каждый член экипажа занимался выполнением своих обязанностей, строго закреплённых в неписаном уставе корабельной службы. Роман обустраивал бивак, готовил ночлег, очаг, дрова для костра заготавливал. Машка бегала по острову в поисках достопримечательностей, потом возвращалась с докладом, заодно путаясь под ногами и внося в процесс здоровую, я бы даже сказал, здоровенную порцию рабочего беспорядка.

Нападала на приготовленные дрова, разгоняя их трусливую стаю по всему берегу, и не успокаивалась, пока не перегрызала горло самому жирному полену. Пока Роман собирал и стаскивал в кучу деревянные трупы, она отыскивала в шалаше неправильные ветки и старательно вытягивала их из стенок, рыча от усердия, упираясь в землю всеми лапами. Подкрадывалась к расстеленной в шалаше шкуре, прячась в траве и замирая после каждого шага, только куцый хвост при этом метался из стороны в сторону, полностью демаскируя грозную охотницу. Не выдерживала напряжения, и бросалась в атаку, не преодолев и половины расстояния до цели. После двух- трёх неуклюжих прыжков атака всё равно заканчивалась успешно, глупая шкура ни разу не успела броситься наутёк.

Потом начинались другие игры. Человек подбрасывал шишки, а Машка пыталась шишки ловить и убивать. Или шишка бегала за кожаным шнурком, а она бегала за шишкой. Если находилось подходящее бревно, Роман сажал Маху сверху, и требовал по бревну ходить. Страшно было, аж глаза закрывались. Потом понравилось, смекнула, что всё равно упасть не дадут, поймают. Она иногда специально на человека спрыгивала, только он за это ругал и на Маху сердился. И обратно на бревно сажал. Ещё ей не нравилось на ветке висеть. Человек подсадит так, чтобы передние лапы за ветку зацепились, и отпустит. Попробовал бы сам задние лапы на ветку забросить. А отпустить ветку и падать страшно, земля далеко. Висит Машка, ругается, головой вертит, задними лапами дрыгает. Потом лапы устают, и даже когти удержаться не помогают. Приходится падать, но человек и тут ловит, не даёт об землю удариться.

Набегавшись, напрыгавшись не грех искупаться и подкрепиться. После еды Машка спит, а Роман всякими непонятными делами занимается — то стружки из палок делает, то со шкурками возится. Со шкурками Машка хотела помочь, только он не даёт. Противный. После сна опять игры, только чаще всего плавать приходится. Маху несут в речку, далеко, и отпускают в воду, а она к берегу плывёт, фыркает. Плавать ей нравится, и иногда она плывёт не к берегу, а начинает плавать вокруг человека. Тогда он смеётся, и начинает плавать вместе с ней. Хорошо плавает, быстро. Маха быстро устаёт, выбирается на берег, долго и шумно отряхивается, вылизывает свою дымчатую шёрстку. Под солнцем становятся видны пятна на её шкуре, как у леопарда. Но разглядеть их можно только под солнцем, и только под определённым углом.

До вечера человек опять возится с разными неживыми штуками, Машка дремлет недалеко, приглядывает за ним, время от времени открывая один глаз. Вечером они разводят огонь, и жгут в нём разные палки. Роман жжёт, а Маха лежит поодаль, следит, чтобы всё по правилам было. На костре варится уха. Уха вкусная, только Роман любит уху горячую, а Машка холодную, поэтому человек свою часть выливает в миску, и ест сразу, а Машкину порцию прямо в котелке относит на реку и в воду ставит. Как остынет юшка, в Машкино корытце перельёт. Однажды Машка попробовала из его миски полакать, вдруг там вкуснее, но Ромина уха её за язык укусила, больно, пришлось бежать к речке, лакать холодную воду. С тех пор миску Маха не любит, обходит стороной и рычит на неё, на всякий случай.

Когда огонь в костре становится маленьким, а от дров остаются красно-серые камни, Машка подходит к Роме, садится рядом, и они долго смотрят, как засыпает пламя, а камни превращаются в серый порошок. Человек иногда замирает, дышит очень редко и медленно, и невидимая часть его становится большой, забирает в себя Машку, лодку, остров и может быть, всю их реку. Машке нравится быть внутри человека, она замирает и тоже начинает медленно дышать, и внутри становится тепло и приятно, даже приятнее, чем от тёплого мяса с кровью. Тепло, как от мамы….

Затем они залезают в шалаш, спать. Человек сначала ворочается, но в конце концов засыпает. Машка сначала лежит рядом, только спать не хочется, и она идёт гулять по острову. Хорошо, если на острове живут весёлые мышки, которые ночью вылезают из норок и играют с ней в прятки. Маха тоже прячется, сжимаясь в комок и замирая. Тогда грызун может подбежать близко, и можно на него прыгнуть и поймать. Начинается игра в догонялки. Когда мышка быстрее, когда Машка. Иногда хвостатая устаёт, и не хочет больше бегать, лежит, не шевелится, даже не дышит. Тогда Маха бросает ленивую мышку, и идёт искать другую. Наигравшись, она тихонько заползает к человеку в шалаш, прижимается к тёплой ноге и кладёт голову на бедро. И засыпает.