Похождения штандартенфюрера CC фон Штирлица - Павел Асс

Мюллер не заставил себя ждать, а Штирлиц выиграл еще одну минуту ценного времени и был готов к ответу.

— Ну, так как? Будете говорить? — спросил Гитлер прямо глядя на Штирлица.

— Мой фюрер, прошу меня простить, но все это — чистая правда! Да, я любил и люблю Еву. Кроме того, ночи, проведенные с ней, были прекрасны!

— Что вы сказа…

— Да, мой фюрер, эти ночи мне не забыть никогда!

Фюрер расплакался. Штирлиц принялся его успокаивать. Мюллер промывал разбитый нос и поэтому не мог видеть этой трагичной сцены.

«Ну почему же я импотент?» — думал Гитлер.

«Потому что ты придурок!» — думал Штирлиц, поглаживая черный чубчик на голове Гитлера.

Прошло несколько минут и Гитлер взял себя в руки. Вытерев сопливым рукавом пиджака слезы, он спросил:

— А что она говорила обо мне?

— Вам надо лечиться, мой фюрер!

— Да, она права! — сказал глава Третьего Рейха и покрасневший вышел вон.

Дверь тут же, чьей-то подлой рукой была заперта на ключ.

Штирлиц подошел к двери и попробовал ее толкнуть — дверь не поддавалась. Тогда Штирлиц со всей силы ударил по ней ногой — дверь не поддавалась. Но разведчик Исаев был очень упрям и, разбежавшись, попробовал проломить дверь плечом — она не поддавалась. «Закрыто!» — подумал Штирлиц.

Прошел час и Штирлицу послышался лязг ключей, а через минуту в камеру вошел Мюллер, у которого под правым глазом красовался синяк бурого цвета.

— Штандартенфюрер, вы свободны! Я только что получил приказ фюрера о вашем освобождении!

— Скотина, ты мне еще ответишь за все! — заорал Штирлиц, ясно понимая, что никто иной как Мюллер запер дверь.

— Вы забываетесь, Штирлиц! Я старше вас по званию и, в конце концов, по возрасту!

— Да, пошел ты! — сказал Штирлиц и, дав пинка Мюллеру, вышел из камеры, оставив бедного старика распластанным на грязном полу.

ГЛАВА 18. ВОСПОМИНАНИЯ

Штирлиц решил отдохнуть и поэтому направился в свой любимый кабачок «Три поросенка». Заказав, как всегда, три банки тушенки, пачку «Беломора» и бутылку водки, он сел за свой столик и принялся с животным аппетитом ухлестывать тушенку, чем обратил на себя внимание не только посетителей кабачка, но и фрау Заурих, которая играла в покер со старым, тускнеющим генералом.

— Господин Бользен, можно с вами посидеть? — спросила фрау Заурих, подсаживаясь к Штирлицу.

— Валяйте! — процедил Штирлиц и выпил стакан водки.

— Вы плохо выглядите!

— Хорошо, что еще живу!

— Трудное время?

— Гадкое время!

— Родные пишут?

— Пишут!

— Все хорошо?

— Да, ну их! — махнул рукой Штирлиц.

— Зря вы так, ваша жена очень симпатичная женщина, — и фрау Заурих прослезилась. — Тогда, в тридцать третьем, она была так добра ко мне. Вы помните, в то время меня бросил мой неповторимый Герберт.

— Успокойтесь, найдете себе другого.

— Да, где уж мне!

— Не расстраивайтесь! Жизнь прекрасна! — сказал Штирлиц и выпил еще один стакан водки.

— Расскажите что-нибудь о себе, господин Бользен. Вы так интересно рассказываете.

Штирлиц недоверчиво посмотрел на Заурих. Особой враждебности он к ней не испытывал. Открыв еще одну банку тушенки, Штирлиц налил водки, выпил, закусил и рассказал вот такую байку:

— В 1922 году, когда наша революция, как вы знаете, победила, ЧК меня направила на работу в Кремль для выявления особо опасных врагов советской власти среди членов политбюро. Да, это было в 1922 году. Москва! Эх, фрау Заурих, знаете ли вы, что такое Москва?! Именно тогда я впервые увидел товарища Ленина. Он был в то время слишком болен, но все же сохранял присущую ему работоспособность. Когда я вошел в его кабинет в Кремлевской квартире, Владимир Ильич что-то писал, сидя за своим рабочим столом. Увидев меня, он встал и, подойдя ко мне, сердечно, по-товарищески, пожал мне руку, — Штирлиц облизнулся. — И прямо глядя в мои честные глаза, мягко спросил:

«Товарищ Исаев, вы к нам, как мне сказал Феликс Эдмундович, присланы для оперативной проверки?»

«Да, Владимир Ильич!» — ответил я ему.

«Ну что ж, батенька, тогда приступайте к работе! Может начнете с меня?»

«Ну что вы, Владимир Ильич…» — прошептал я краснея.

«А вы, батенька, не смущайтесь! — засовывая пальцы в жакетку, сказал он. — Время сейчас такое! Доверять никому нельзя! Даже мне! — И Владимир Ильич улыбнулся. — Ах, фрау Заурих, какая это была улыбка! — Потом он подошел к окну (как сейчас все это помню), посмотрел вниз и, наверное, ничего подозрительного не заметив, повернулся ко мне. — «Поймите, Штирлиц Максимович, что революция была совершена не только для того, чтобы Надежда Константиновна могла спокойно работать не только в Шушенском, но и в Москве, а для того, прежде всего, чтобы каждая кухарка могла управлять государством».

«Я понимаю, Владимир Ильич…»

«Ничегошеньки вы, батенька, не понимаете! Революция порождает не только своих героев…»

И Владимир Ильич гордо посмотрел на меня.

«Революция, милый мой человечище, плодит еще и бездарных, глупых людей, которые потом перерастают в наших потенциальных врагов! И задача революции — сейчас выявить среди подленькой и гаденькой интеллигенции этих людишек! Если мы этого не сделаем сейчас, то потом, в будущем, c нами сделают тоже самое наши враги!»

Он подошел к сейфу, открыл его, вытащил оттуда графин, наполненный какой-то белой, прозрачной жидкостью, достал два граненых стакана, поставил все это на свой рабочий стол и, прямо глядя в мои глаза, спросил:

«Пить будете?»

«Пить?» — переспросил я его.

«Да, батенька, пить! И не что-нибудь, а настоящую воронежскую самогоночку! — И Владимир Ильич облизнулся. — Мне ее вчера прислали из коммуны «Заря коммунизма».

«Но, у вас же ранение, Владимир Ильич!»

«Пустяки! Забудем про это!»

И я, фрау Заурих, даже находясь на работе, не сдержался. Выпить с Лениным! О, для меня, молодого сотрудника ЧК, это было величайшей честью! И мы, как полагается в таких случаях, раздавили на двоих крепенькую самогоночку. Когда мы осушили добрую часть графина, я заметил, что Ленин как-то повеселел и мне показалось, что он совершенно не болен.

«А что, батенька, — спросил он у меня, — не махнуть ли нам на рыбалку?! Вот так — все бросить и на рыбалку! А?»

«Но революция, Владимир Ильич…»

«Ах, да, да — революция! Да кому она нужна, эта революция!» — Ленин налил мне еще стаканчик. — «Революция нужна прежде всего идиотам и бюрократам, вроде Троцкого. Кстати, товарищ Исаев, займитесь им!» — И Ленин что-то черкнул в свою записную книжку. — «Понимаете ли, его нужно расстрелять, а еще лучше повесить вверх ногами!»

А глаза — такие добрые, добрые… Нет, фрау Заурих, Ленин — это был человек! Человек с большой буквы!

— Я слышала, — проснулась фрау Заурих, — что он был импотентом?

— У каждого свои недостатки… — задумчиво произнес Штирлиц и выпил последний стакан водки.

ГЛАВА 19. ГЕРИНГ — АГЕНТ ШТИРЛИЦА

Геринг вызвал к себе Штирлица. Правда, сделать это было делом нелегким. Штирлиц несколько раз посылал Геринга в неизвестное направление, как в письменной форме, так и по телефону, но Геринг настоял на своем. Штандартенфюрер согласился встретиться с ним только после того, как Геринг пообещал ему достать ящик отличной французской тушенки. Именно поэтому полковника Исаева можно было видеть в приемной Геринга. Когда Штирлица пригласили, наконец, в кабинет маршала авиации, он зашел туда с явным намерением набить кому-нибудь морду, что ясно было выражено на лице разведчика и по приготовленному для этой процедуры любимому кастету.

— Здравствуйте, товарищ Исаев! — дрожащим голосом, на ломаном русском языке произнес Геринг.

— Прекратите, господин маршал, издеваться!

— А я, дорогой мой, и не издеваюсь! Я вам не маршал, а ваш товарищ по партии! — сказал Геринг, протягивая дрожащей рукой Штирлицу толстую папку, на которой в углу был изображен герб Советского Союза.

— Что это?

— А вы посмотрите!

Просмотрев содержимое папки, Штирлиц опешил и даже спрятал свой любимый кастет.

— Как? Вы секретарь НКПТ?

— Именно!

— Поздравляю вас, товарищ Геринг! Давно пора!

— Означают ли ваши слова, что я и мои доверенные офицеры приняты в ВКП(б)?

Штирлиц загадочно улыбнулся.

— Дорогой мой! — начал Штирлиц. — Партия — это не сброд психов вроде придурка Рибентропа или фаната Геббельса! Партия — это организация в которой действует единый Закон — Закон Братской Любви! — И Штирлиц еще раз вспомнил Ленина.

— Я понимаю…

Партия — это сила класса и дело класса! Вот, что такое партия! — Штирлиц принял особо бюрократическое выражение лица. — Я, конечно, со своей стороны, еще раз просмотрю все эти бумаги и постараюсь что-нибудь для вас сделать.