Хедхантер без головы - Галина Куликова

– Личный.

– Это в каком же смысле?

– Я тут подумал, может быть, нам с тобой сходить куда-нибудь? Если ты не против, конечно.

– Ты меня на свидание приглашаешь? – конкретизировала Марина, все больше удивляясь такому развитию событий.

– Типа того, – обрадовался Юра. – У меня есть на завтра билеты в театр. Очень интересная антреприза, премьера, и актеры классные. Думал, думал, с кем бы сходить.

– Сходил бы с этой, беленькой секретаршей, Дина, кажется, зовут. Мне показалось, вы очень дружны. Или она занята Валеркой-охранником?

Юра смущенно хмыкнул.

– Ну и память у тебя! Хоть ты всего два дня проработала, но уже ориентируешься.

– Это профессиональное. То ли еще будет, – пообещала Марина.

– Ну что, пойдешь? Развеешься. Знаешь, там играют эти два мужика прикольных, из сериала «Детский сад».

– Хорошо, я подумаю, – пообещала Марина, совершенно не уверенная, что даст согласие. Все это было довольно неожиданно. Кроме того, она не могла понять, настолько ли ей нравится этот молодой человек, чтобы идти с ним в театр. И потом, она старше. И потом, Васин.

– Долго будешь думать?

– Не знаю. Завтра позвони днем, ладно?

– Слушай, а давай ты сейчас немного подумаешь, где-нибудь с полчасика, и потом дашь мне знак.

– Какой знак? Что значит – дашь?

– Подойдешь к окну и махнешь правой рукой, если согласна. Если нет – покачаешь головой.

– Ты хочешь сказать, ты где-то рядом?

– Ага, стою внизу. Только думай недолго, а то стемнеет, и мы друг друга не увидим.

По-прежнему прижимая телефон к уху, Марина подошла к окну. Прямо под ее окнами, опершись о заднее крыло красивого серебристого седана, стоял Юра. Марина усмехнулась.

– Откуда ты узнал, где я живу?

– Зашел в кадры и спросил адрес. Сказал, Адрианова просила срочно отправить к тебе курьера с письмом.

– То есть использовал в личных целях служебное положение?

– Каюсь, так и было.

– Я не буду махать руками и вертеть головой, – строго сказала Марина. – Поезжай домой, а завтра созвонимся.

– Как скучно мы живем! В нас пропал дух авантюризма. Мы перестали лазить в окна к любимым женщинам. Мы перестали делать большие хорошие глупости, – голосом своего тезки, актера Яковлева, продекламировал Юра. – Ирония судьбы!

Марина засмеялась.

– Или – с легким паром. Здорово получилось.

Действительно, ирония судьбы. Проблемы на работе, Бойко и Васин, которые прямо сейчас, наверное, заняты расследованием странных самоубийств. И здесь же, как противовес всему тяжелому и мрачному, – референт Юра… И он вполне может привнести в ее жизнь что-то новое.

– Значит, ты собираешься лезть на двенадцатый этаж? Учти, лестницы здесь нет.

– Ничего, я привычный, стажировался в Японии. Тамошние университетские преподаватели все сплошь потомственные ниндзя. Они научили меня по отвесным стенкам взбираться.

«Ладно, – подумала Марина, – сходим разок, а там посмотрим. Конечно, перед Савелием неудобно, он так ради меня старается. Но, с другой стороны, я не давала ему клятву ни с кем не встречаться. Тем более, по такому невинному поводу, как поход в театр. Между прочим, у самого-то Васина рыльце в пушку. Так что мы будем квиты».

– Ладно, на сегодня больших и хороших глупостей довольно, так что расслабься.

– Ты пойдешь в театр?

– Пойду, в виде исключения. Просто потому, что я нахожусь в вынужденном отпуске.

– Здорово! – в голосе Юры звучала искренняя радость. – Я за тобой в шесть часов заеду, будь готова.

– Не надо заезжать, я сама приеду, – заупрямилась Марина. – Скажи, куда ехать, что за театр.

– Нет, так нечестно. Ты лишишь меня удовольствия проводить тебя.

«Надо же, какой активный, – отметила про себя Марина. – А с виду не скажешь».

– Ладно, договорились, приезжай. А теперь – до свидания, у меня еще дела.

– Помашешь мне?

– Никогда.

Юра еще немного постоял, осматривая фасад дома. Видимо, искал Марину. Затем отвесил шутовской поклон, сделал прощальный жест рукой, не зная, какому окну его адресовать, и лишь потом, наконец, уехал.

Марина с улыбкой наблюдала за этой пантомимой. Проводив глазами удаляющийся серебристый седан, она уже хотела отойти от окна, когда ее взгляд наткнулся на нечто знакомое и весьма неприятное. Вглядевшись, Марина тихо охнула, а по спине тут же побежали противные мурашки.

На противоположной стороне улицы, наискосок от подъезда приткнулась грязно-зеленая пузатенькая машинка, очень похожая на ту, которая сегодня весь день ее преследовала. Возле машины, точно в такой же позе, в какой недавно стоял Юра, опершись о заднее крыло, стояла небольшого роста крепенькая дама. Она была в черных джинсах и черной куртке, темный платок скрывал волосы. Завершали этот траурный наряд гигантские черные очки, скрывавшие лицо.

Двух мнений быть не могло – внизу находились та самая противная лягушачья машинка и та самая женщина.

* * *

Первую половину дня можно было считать удачной. Для начала Савелий договорился с Геной Щипачевым о возможности беспрепятственно участвовать в расследовании смерти Анатолия Парменского.

Васин сообщил об этом по телефону Юрию Ивановичу, который тут же отправился в банк, чтобы почувствовать, как он выражался, атмосферу места, составить для себя полную картину второго по счету самоубийства.

Затем, что не менее важно, Васин переговорил с Мариной и удостоверился, что некоторое время может быть спокоен за нее. Она собиралась в поход по магазинам, а это значило, что по крайней мере до вечера девушка будет находиться в оживленных, людных местах. То есть в относительной безопасности. Риск, конечно, все равно существовал, но выбора не оставалось.

А потом вдруг начались проблемы. Битых сорок минут Савелий пытался дозвониться жене, точнее вдове Новокшанова, и все безрезультатно. Бойко дал ему домашний и мобильный телефоны, но ни по одному из номеров Земфира Леопольдовна не ответила. Это здорово осложняло дело. Разговор с этой Земфирой должен был состояться именно сегодня.

– Почему вы сами не хотите с ней поговорить? – полюбопытствовал Васин, когда Бойко давал ему поручение заняться Новокшановым, его родственниками и связями. – Вы же ее знаете, она вам расскажет то, чего не скажет постороннему человеку.

– Савелий, ты не прав. Как раз новому человеку она расскажет гораздо больше. Я для нее – хороший знакомый, приятель мужа, поэтому разговор будет в основном крутиться вокруг и без того известных мне вещей. И мне придется не допрашивать ее, а в основном утешать. Не получится сейчас нужного разговора, я это точно знаю. Только через какое-то время. А времени у нас нет. Надо получить информацию сегодня.

– Помню, цейтнот, – усмехнулся Васин. – Раз так, я поговорю с ней, не беспокойтесь.

– Мне кажется, – задумчиво молвил Бойко, – Горин здесь недоработал. Он сказал, что с Земфирой почти не общался. Одна беседа, и та для проформы. Но ведь Аркадий тогда не знал того, что сейчас знаем мы. Уверен, здесь можно покопаться.

– А почему у нее такое имя заковыристое? – не удержался Васин. – Не говоря уже про отчество.

– Это любопытная история. Ее отца, тестя Вити Новокшанова, звали Леопольд Леопольдович. У них в роду уже много десятилетий первенцев, старших братьев, всегда называли Леопольдами, так как происхождение их род вел от немецко-польской знати.

– Чего только не бывает, – хмыкнул Васин. – Всяк по-своему с ума сходит.

– Не скажи, Савелий, родовые традиции – великая сила. В общем, была нормальная интеллигентная семья, чьи предки несколько столетий назад осели в России. Они всегда гордились своим аристократическим происхождением, своими древними корнями.

– Голубая кровь, – понимающе кивнул Савелий.

– Так вот, этому Леопольду Леопольдовичу то ли бабушка, то ли другая родственница, как-то по секрету рассказала, что предки его матери – настоящие кочевые цыгане. И с тех пор у него какой-то сдвиг на этой почве произошел. Он стал изучать цыганский фольклор, выучился играть на гитаре и петь романсы и даже перекрасил свои рыжеватые волосы в черный цвет. Будучи прекрасным стоматологом, он несколько раз пытался бросить профессию и устроиться в театр «Ромэн».

– Лечить зубы?

– Если бы! Он хотел попасть в труппу, а когда его не взяли, стал проситься администратором, билетером, гардеробщиком, короче – кем угодно.

– Его не показывали психиатру?

– Зачем? Во всем остальном, как рассказывал мне Виктор, это был абсолютно нормальный, интеллигентный, прекрасно образованный человек. Так вот, его тоска по всему цыганскому вылилась в то, что свою единственную дочь он назвал Земфирой. Помнишь, у Пушкина: «Моя Земфира неверна! Моя Земфира охладела!»

Савелий, сделав умное лицо и стараясь не встречаться взглядом с Юрием Ивановичем, закивал головой. Что, мол, за вопрос, естественно, помню.

Бойко с сомнением посмотрел на своего воспитанника и продолжил: