Тёмный рыцарь - Пол Догерти

Потом посмотрел в глазок, проделанный в заслоне. Полоса земли впереди казалась совершенно безлюдной ничто не двигалось по ней, только стервятники взмахивали крыльями, то приближаясь, то отдаляясь. Когда королевский рыцарь тихонько предупредил, что впереди может оказаться засада, Эдмунд так же тихо согласился с этим: канюки и грифы подозрительно старались держаться подальше от валунов — самых заметных вех на пути к городским воротам.

— Будем осторожны, — вставил свое слово Майель. — Вон те бугорки укреплены. — Он с силой ударил кулаком по доскам заслона. — Я надеюсь, что так и окажется!

— Deus Vult![66] — громко выкрикнул королевский рыцарь. — Deus Vult!

Клич был подхвачен, и весь отряд навалился на заслон; натужно заскрипели колеса. Де Пейн толкал заслон вместе со всеми, не обращая внимания на зной, на забивавший нос и рот песок. На ходу он оглянулся через плечо. Арбалетчики, сержанты его ордена, шли следом, слегка рассредоточившись на флангах, чтобы держать в поле зрения и стены, и упомянутые Майелем бугры. Еще дальше, за линией лучников, выстроился большой отряд рыцарской конницы, готовой устремиться на противника. Де Пейн задумался было, по какому принципу отобрали в передовой отряд его самого и всех остальных, но потом отбросил эти мысли. Бремя осады тяжело легло на всех воинов. Он шепотом стал читать псалом об идущем долиною тени смертной.[67] Огромный заслон, громыхая и позвякивая, достиг нижнего края насыпи и дальше пополз еле-еле, то и дело натыкаясь на камни и застревая в ямах. Один из спутников де Пейна громко выругался: его сапог застрял в останках убитого; кости застучали и затрещали под жерновами колес. Один из сержантов крикнул: «Берегись!» Де Пейн поглядел через знакомый глазок. Со стен теперь валил густой дым. Еще одно «берегись!» — и свистящий звук прорезал воздух, а вслед за ним налетел огненный смерч горшков с углями, пылающих вязанок тростника и облитых горящим маслом камней. Все это шлепалось на землю, вздымая фонтаны огня и рассыпая снопы искр. Волна удушающего жара обдала заслон, заставив прикрытых им воинов закашляться; искры зашипели на одежде. Со стены летели все новые огненные снаряды. Большинство из них не долетало до цели или падало в стороне, но один, просвистев над заслоном, врезался в цепь арбалетчиков, превратив трех из них в живые факелы. Они вопили от боли и в ужасе метались, пока их товарищи, проявляя милосердие, не прикончили несчастных.

Заслон снова покатился вперед. И снова — огненный град. Одна просмоленная связка тростника попала в кромку заслона, опалила лицо одному из воинов, покрыла волдырями кожу, выжгла глаза. Тот упал на колени, моля о скорейшей смерти. Королевский рыцарь приказал толкать заслон быстрее, чтобы защитникам стен было сложнее прицеливаться. Передовой отряд как раз приблизился к первым буграм. Арбалетчики снова криками предупредили об опасности: прятавшиеся за нагромождениями камней аскалонцы выбежали теперь из-за укрытий и помчались к заслону. Де Пейн и все его товарищи рассредоточились, выхватывая из ножен мечи. Подбежали арбалетчики, опустились на колено, дали залп. Несколько атакующих упали наземь, но остальные добежали, схватились с крестоносцами. Де Пейн двинулся навстречу оказавшемуся поблизости турку; у того полы халата развевались на бегу, как крылья, лица же было не видать под кольчужной сеткой, свисавшей с остроконечного шлема. Вооружен он был тяжелым копьем и круглым щитом. Турок зашел справа, сделал выпад копьем, целясь в бок. Де Пейн уклонился и напал на противника, тесня его и мечом, и щитом, пытаясь прижать к заслону. Нанеся страшный рассекающий удар по лицу врага, рыцарь отпрыгнул в сторону. В вихрях пыли повсюду теснили других нападавших. На стенах города загрохотали литавры, им ответило пение рожков в лагере франков. Де Пейн на мгновение прижался лицом к доскам заслона, повернул голову — и тут же арбалетный болт впился в доску чуть выше того места, где только что находилась его голова.

Эдмунд огляделся. Схватка затихала, враги повсюду отступали, лишь вилась густая пыль. Королевский рыцарь прокричал команду, и заслон снова покатился вперед. Никто уже не прятался за буграми, остатки засады бежали к запасному входу, проделанному в стене одной из башен, стороживших Иерусалимские ворота. Кое-кому удалось добежать до спущенной из башни лесенки; других же перехватила франкская конница: их сбивали наземь копыта коней, а затем добивали палица или копье рыцаря. И снова воздух огласился криками, стонами, боевыми кличами, скрежетом стали. Рожки в лагере протрубили сигнал отступать. Инженеры и каменщики, в своих кожаных доспехах с нашитыми стальными пластинами, в круглых шлемах с назатыльниками, пробрались к воротам совсем близко, так что, скорее всего, узнали все, что было нужно. Заслон потянули назад, а де Пейн изо всех сил старался справиться с охватившим его паническим страхом, так сильно сжавшим горло, что рыцарь едва не задохнулся. Он никому не признался бы в том, что испытал такой страх, ясно представив, как арбалетный болт чуть не разнес ему череп вдребезги. Это видение поколебало его мужество. Он нимало не сомневался в том, что в него целились отнюдь не случайно, только вот кто? У турок не было с собой арбалетов, а сам Эдмунд находился в тот момент у середины заслона. Враги были только на флангах, ни один не зашел в тыл. И все же, рассуждал де Пейн, смаргивая стекавшие в глаза капли пота, загадочный убийца ждал, пока он повернется, прицелившись чуть-чуть выше головы. Что бы это значило?

— Это не случайность, — пробормотал рыцарь сквозь зубы.

— Что именно?

Де Пейн повернул голову вправо. Майель смотрел на него вопросительно, не забывая крепко держать рычаг заслона. Парменио нигде не было видно. Де Пейн покачал головой. «Объяли меня волны смерти, — прошептал он, — сети смерти опутали меня».[68] Не о такой жизни он мечтал. Прав был Низам, все вокруг лишь иллюзия, греза. Нет паладинов в белых одеждах, на резвых скакунах, и не поются псалмы в прохладе сумерек предрассветного часа, и нет ни настоящей дружбы, ни боевого товарищества. Скорее уж все вокруг напоминает долину смерти, тропу с ловушками и волчьими ямами, меж которых ему приходится идти. Что ж, он пойдет этой тропой!

Достигли подножия лагерной насыпи. Легкий ветерок, все такой же горячий, гнал понизу песок. Раздалась команда оказать помощь раненым; к ним побежали слуги-носильщики, схватили пострадавших и, как прохудившиеся мешки, потащили в лагерь. Прошагали три сержанта с плетеными корзинами, нагруженными головами убитых врагов. Под заунывный вой волынок и угрожающие выкрики в адрес аскалонцев головы немедля водрузили на острия кольев, которыми щетинился лагерный вал. Простые воины спускали штаны и непристойными телодвижениями дразнили защитников города. Враг не замедлил дать свой зловещий ответ. Через поле брани со стен донесся грохот могучих литавр. Взвилось черное знамя. Над зубцами показались фигуры и несколько обнаженных тел столкнули вниз. Они тут же стали извиваться, дергаться в пляске смерти: вокруг шеи у каждого была затянута веревочная петля. Крестоносцы, не желая уступать, выволокли нескольких упирающихся пленных, сорвали с них одежду и живьем насадили на острые колья. От криков несчастных кровь стыла в жилах. Стервятники стали спускаться ниже, потом немного отлетели в ожидании своего часа.

Де Пейн поднялся на ноги и, пошатываясь, побрел в смрад лагеря. Добравшись до своей палатки, он откинул полог и сразу повалился на кучу мешков и одеял, служивших ложем. Образы, воспоминания и мысли завертелись в голове, словно самум в пустыне: убийцы в Триполи, насмешливые глаза Низама, неискренность Тремеле, коварные, настороженные ухмылки Великого магистра. Эдмунд кожей ощутил висящую на шее ладанку с зашифрованным сообщением, которое дал ему Низам. Расшифровать арабские цифры ему было не под силу, но он догадывался, какую тайну они скрывают. Быть может, Тремеле, зная о кровной вражде между ассасинами и семейством де Пейн, намеренно отправил его в Хедад, чтобы Эдмунда там убили? А до этого его должны были убить в Триполи? За что, интересно?

Утопая в поту, он метался во сне. Разбудил его взволнованный Парменио. Де Пейн выглянул за полог палатки: дневной свет угасал, потянуло приятной вечерней прохладой. Издалека доносился скрип канатов, стук колес, визг тележных осей, громкие команды, крики, резкий свист бича.

— Что случилось?

— Осадная башня уже готова. — Парменио на миг умолк, пережидая рев труб. — Эдмунд, Великий магистр собирает нас всех. Вот-вот начнется решительный штурм Иерусалимских ворот. Всех созывают под знамена.

Ворча и ругаясь, де Пейн поднялся с ложа. Уснул он прямо в кольчуге, поэтому все тело болело, истекало потом, к тому же Эдмунда нестерпимо мучила жажда, губы его потрескались, а язык слегка распух. Де Пейн схватил мех с водой, плеснул на лицо, прополоскал рот. В палатку вошел Майель. Оба рыцаря нашарили в полутьме свои мечи, шлемы, щиты и кинжалы, потом вышли вслед за Парменио на воздух. Генуэзец комично смотрелся в надвинутом по самые брови шлеме, по виду напоминающем походный котелок. Собирались все у оружейной и алтаря, рядом с украшенным золотыми кистями шатром Великого магистра. Тремеле стоял на повозке, над которой реяли священные хоругви ордена. Зычным голосом он потребовал тишины, сержанты быстро навели порядок. Неуклюже подползла и замерла рядом шестиэтажная громада осадной башни: задняя стенка открыта, остальные три обтянуты пропитанными уксусом бычьими шкурами. Оглядевшись, де Пейн заметил и осадные навесы, баллисты и катапульты; позади них выстроились повозки с горючим материалом: горшками смолы, связками соломы, кипами шерсти, старыми веревками, горами стружек, — все наготове, осталось лишь поднести факел. Воздух был пропитан запахами смолы и масла. Парменио не ошибся: ждали вечерней прохлады, чтобы начать штурм города. Тремеле объявил, что все огромные осадные машины франков, носящие имена «Злой сосед», «Воздаяние Божье», «Адский пламень», вверены Ордену рыцарей Храма. Именно они пробьют брешь в самих Иерусалимских воротах или в стене рядом с башней ворот и будут нести боевое охранение, тогда как главные силы франков устремятся в пролом. Выявлено слабое место городских укреплений, вот туда и будет нацелен удар.