Бог-без-имени (СИ) - Кокоулин Андрей Алексеевич

— И снова мыться.

— Чего уж теперь? Обойдемся.

— Не нужно?

— Нет. Пошли.

Подпоясываясь, Унномтюр направился к воротам. Фьольвир, как мог, счистил кровь, смочив ладони в лужице, натекшей у колодца, потом натянул рубаху и двинулся следом.

За разбитыми створками был подъем из десятка каменных ступеней. Одолев их, Фьольвир оказался на широкой, округлой площади, выложенной черными и серыми плитами. С одной стороны площадь опоясывали низкая стена из розового камня. С другой стороны высилось крепкое, мрачное здание, сложенное из крупных, ноздреватых блоков. Здание украшали темные колонны, и часть из них беглецами отступали от правого крыла, словно стремясь продолжать строение и дальше.

Вся площадь была уставлена постаментами.

На взгляд их было больше двадцати, но статуи, которые когда-то на них стояли, были все разбиты, и мрамор, песчаник и известняк усыпали площадь, застыв где внушительными валунами, где нагромождениями камней.

В остатках угадывались фрагменты человеческих и нечеловеческих конечностей и тел.

Самый крупный постамент располагался перед зданием. На неровном, неряшливо отесанном камне, похоже, когда-то, свесив ноги, сидел могучий каменный исполин, но и он не избежал разрушения и был повержен, разбит на кусочки, которые густо покрыли плиты у постамента.

О том, что это был именно исполин, можно было понять по сохранившейся — от стопы до колена — мраморной ноге, которая уткнулась в неровность камня. Фьольвир видел даже прожилки вен.

Размером часть ноги была с него целого.

— М-да, — сказал незнакомец.

Постояв у постамента, он завертел шеей, потом, видимо, заметив нужное, двинулся туда. Взяв влево, незнакомец присел перед крупным, высотой ему по плечи валуном.

— Иди сюда, арнасон! — позвал он.

— А где хозяин? — спросил Фьольвир, выбирая, куда поставить ноги, чтобы не разбить их о камни. — Мтаг его убил?

— Не совсем.

— А что?

— Подойди, и сам увидишь.

Фьольвир перебрался через кучу известняка и оказался рядом с Унномтюром.

— Ох, Йорун! — вырвалось из него.

Валун, у которого присел незнакомец, был частью каменной исполинской головы. Покатый мраморный лоб пересекали две крупные морщины, упираясь в излом, проходящий через правое надбровье и переносицу. При этом уцелели лишь левая щека, левый, закрытый веком глаз и мочка уха.

— Вот, полюбуйся на хозяина первого ключа, — сказал незнакомец.

Какое-то время Фьольвир рассматривал валун.

— Он был статуя?

— Он был Эйяльтог, каменный великан. А вокруг было его воинство. Но, как видишь, воинство не устояло.

— И куда мы теперь?

— А вот сейчас и спросим.

Унномтюр без всякого почтения пнул носком свейки мраморную щеку, оставляя мокрый след.

— Эй, Эйяльтог! — крикнул он, наклонившись, прямо в сомкнутое веко. — Хватит уже притворяться!

— Стыдно! — внезапно прогудела площадь.

Голос, казалось, шел из-под плит, заставляя их вибрировать. Фьольвир едва устоял на ногах.

— Он жив! — воскликнул он.

— Он и не умирал, — сказал незнакомец.

— Я — бессмертный, — подтвердил разрушенный великан. — Эйяльтог, сильный и могучий. Хранитель первого ключа. Только я не смог, не смог…

Он застонал, и мелкие камешки заскакали по плитам.

— А что ты хочешь? — сказал Унномтюр, прохаживаясь. — Тебя разбил Мтаг, один из первых учеников повелителя подземного мира.

— Все равно, — выдохнул Эйяльтог, и валун открыл глаз с рубином вместо зрачка.

Глаз уставился на Фьольвира.

— А это кто? — спросил исполин.

— Герой, конечно же, — сказал незнакомец. — Фьольвир Маттиорайс, медвежий сын, арнасон из арнасонов.

Эйяльтог хмыкнул.

— Не чую в нем силы.

— А в себе? — ехидно спросил Унномтюр. — В себе чувствуешь? Божественную помощь и богов чувствуешь?

Исполин прикрыл глаз.

— Странно, — прогудел он через несколько мгновений. — А я-то думаю, почему мне так тяжело снова собраться в целое.

— Боги, друг мой, — пыфф! — Унномтюр изобразил маленький взрыв, когда сжатые пальцы, распрямляясь, разлетаются в стороны вместе с ладонями. — Уже пять лет как.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Пять лет! — ужаснулся Эйяльтог.

— Здешних пять лет, — уточнил незнакомец. — Сам понимаешь, время в разных местах течет по-разному. Кому год, кому месяц. Ты и проиграл-то Мтагу потому, что тот дождался, когда власть богов повсюду ослабнет.

Исполин сверкнул рубиновым зрачком.

— Я так и знал! — громыхнул он так, что камни из разных куч перемешались между собой. — Какой-то макафик будто бы сильнее меня! Я даже Тот-Камота победил, а он был не чета человечку.

— Тем не менее…

— А где Йорун? Стергрун? Офнир? Их жены?

— Их нет, — сказал незнакомец.

— Что, все ушли воевать с вахенами? — удивился Эйяльтог. — Все-все? А почему меня не позвали?

— Все сложнее, мой друг.

Морщины на лбу исполина сделались крупнее.

— Как это?

— Ты видел у Мтага шкатулку? — спросил Унномтюр.

— Нет.

— Он носит ее с собой. Это шкатулка Телеотта.

Унномтюр вкратце рассказал Эйяльтогу, что произошло и чего хочет макафик. По мере рассказа глаз великана сверкал все яростней.

— О, Генгиль, мать всего сущего! — воскликнул он, когда Унномтюр умолк. — Этому Телеотту руки бы пообрывать! А потом Хэнсуйерно! А потом — Мтагу! Или наоборот. Надо же такое придумать!

— У Мтага, должно быть, осталось не много сил, — вернул его к действительности Унномтюр.

— О, да! — прогудел исполин. — Я ему показал! Он едва меня одолел! Еще немного, и я бы прихлопнул его как муху. Или как шмеля.

— А куда он пошел, не знаешь? Тонкий путь, как я думаю, ему пока не открыть.

Эйяльтог хмыкнул.

— Здесь одна дорога, в город Хройтхельм. Спуститесь к подножью, увидите. Там верят в Офнира и в меня, — с гордостью сказал он. — Офнир им настроил всего, а я у них хранитель.

— На сколько он нас опережает? — спросил Унномтюр.

Великан задумался.

— Это сложно. Я ж разбитый лежал.

— Понятно, — сказал Унномтюр. — Ладно, ты собирайся. Мы пойдем.

— Я быстро! — пообещал Эйяльтог. — А то как так? Вахены ринутся, а я в беспорядке…

— Арнасон, — позвал Унномтюр.

Он направился в дальний конец площади, где стена из розового камня поднималась уступами и зубцами. В ее теле виднелся широкий проход, окаймленный поверху красной тканью. Фьольвир, словно очнувшись, двинулся вслед за незнакомцем, досадуя на то, что мелкие камни так и норовят попасть под пальцы босой ноги.

— Эй, герой! — окликнул его исполин.

Фьольвир обернулся.

— Да?

— Еще поборемся. Посмотрим, кто сильнее! Только без всяких штучек, понял? Я со своими ребятами, а ты один.

— Но разве так честно?

— Конечно! Никто не жаловался. Ты герой или нет?

— Не знаю.

— О, Генгиль, мать всего сущего! Что за люди валятся на мою голову? — услышал огорченное бормотание исполина Фьольвир, но предпочел больше не оборачиваться.

— Ты идешь? — поторопил Унномтюр.

— Да.

Створки в проходе были прикрыты, но легко подались. Их Мтаг не разбил — то ли сил не было, то ли необходимости. Дорога серыми извивами сбегала по склону, делила стылое черное поле далеко внизу на неровные части, скользила по деревянному мосту и упиралась в городскую стену.

За стеной теснились черепичные крыши. Крыш было много, и часть из них пряталась за холмом. Вились дымки из труб.

— Хройтхельм? — спросил Фьольвир.

— Он самый, — сказал незнакомец.

Они пошли по дороге. Фьольвиру скоро надоело прихрамывать, он стянул свейку и зашагал босиком. Густая облачная пелена текла по небу. Ветер, налетая злыми порывами, трепал на Фьольвире рубаху, которая и так была едва жива. Унномтюру было хоть бы что. Оно и понятно — не человек, холода не испытывает. Но везинг зачем-то напялил.

То слева, то справа от дороги всплывали столбики ограждения с подвязанными между ними жердями. Встретившаяся им телега, лишенная передней оси, смотрела днищем в небо с обочины.