Две Дианы - Александр Дюма

– А почему же мне нельзя называться Монтгомери? – ужаснулся Габриэль.

– Наши старые соседи Монтгомери, по-видимому, причинили королю какое-то зло, он на них очень сердит.

– Вот как? – воскликнул Габриэль, чувствуя, как у него сжимается сердце. – Но кто кому причинил зло – они королю или король им?

– Мой отец так добр, что не может быть несправедлив, Габриэль.

– Добр к своей дочери, это верно, но для врагов…

– …беспощаден, быть может, – ответила Диана. – Но какое нам дело до Монтгомери, Габриэль?

– А что, если я все же принадлежу к этому дому?

– О, не говорите этого, мой друг!

– Но все же… что бы вы сделали, будь это так?

– Будь это так, – сказала Диана, – я бросилась бы в ноги к обиженному, кто бы он ни был, и плакала бы и умоляла его до тех пор, пока ради меня отец не простил бы вас или пока вы не простили бы отца.

– И обиженный наверняка бы уступил вам, если бы, впрочем, тут не было пролитой крови, ибо только кровью смывается кровь…

– Ах, вы меня пугаете, Габриэль!.. Довольно меня испытывать. Ведь это было только испытание, правда?

– Да, Диана, простое испытание… Бог не допустит этого… – пробормотал он как бы про себя.

– Ведь не может же быть вражды между моим отцом и вами?

– Надеюсь, Диана, надеюсь… Я бы слишком страдал, причинив вам такую боль.

– В добрый час, Габриэль! И если вы на это надеетесь, – добавила она с милой улыбкой, – то и я надеюсь упросить отца отказаться от своего решения, равносильного моему смертному приговору. Такой могущественный государь, как он, сумеет возместить ущерб, который понесут господа Монморанси.

– Нет, Диана, всех его сокровищ и всей его власти мало, чтобы возместить им такую утрату.

– Не бойтесь, друг мой: Франциск де Монморанси смотрит на это, слава богу, иначе, нежели вы, и предпочтет вашей бедной Диане деревянную палку маршала. Я же, когда он согласится на эту славную замену, постепенно подготовлю короля… Я напомню ему о наших родственных узах с домом д’Эксмес, о ваших личных подвигах, Габриэль… – Она умолкла. – Боже, пьеса, кажется, идет к концу!

– Пять действий! До чего она коротка! – огорчился Габриэль. – Вы правы, вот и Эпилог, сейчас он изложит мораль комедии.

– Хорошо еще, что мы успели поговорить почти обо всем…

– Нет, я вам не сказал и тысячной доли…

– Да и я тоже, – ответила Диана, – благосклонность королевы…

– О, злая! – перебил ее Габриэль.

– Злая – это та, которая вам улыбалась, а не я, которая вас отчитывает, слышите? Больше не говорите с нею сегодня, друг мой, так я хочу!

– Вы хотите? Как вы добры! Я не буду с нею говорить… Но вот и пьесе конец! До свидания! Скажите мне на прощание хоть одно слово, чтобы оно подбодрило и утешило меня!

– До скорого свидания, Габриэль! Твоя навеки, мой муженек, – радостно шепнула Диана остолбеневшему Габриэлю.

И она исчезла в шумной, бурлящей толпе. Габриэль поспешил тоже уйти незаметно, чтобы, согласно обещанию, избежать встречи с королевой… Вышел он из Лувра в глубоком убеждении, что Антуан де Баиф великий человек и что никогда он еще не присутствовал на спектакле, который бы доставил ему такое громадное удовольствие.

В передней к нему подошел поджидавший его Мартен-Герр. Его новый костюм так и блистал.

– Ну что, видели герцогиню Ангулемскую, монсеньор? – спросил оруженосец своего господина, когда они вышли на улицу.

– Видел, – рассеянно ответил Габриэль.

– И что же, герцогиня Ангулемская все еще любит господина виконта? – продолжал Мартен-Герр, видя, что Габриэль в хорошем настроении.

– Бездельник! – крикнул Габриэль. – Кто это тебе сказал? С чего ты взял, что госпожа де Кастро любит меня или что я люблю госпожу де Кастро? Ни слова об этом, плут!

– Ладно, – пробормотал Мартен. – Монсеньора любят, иначе бы он тяжело вздохнул и не стал бы кричать на меня… Да и сам монсеньор влюблен, иначе заметил бы, что я в новом костюме!

– Что ты мне толкуешь про костюм?.. А ведь и вправду, на тебе его раньше не было.

– Не было, монсеньор, я купил его нынче вечером, чтобы оказать честь моему господину и его госпоже, да еще заплатил наличными.

– Хорошо, болтун, раз ты потратился на меня, я возмещу тебе этот расход.

– О, монсеньор, какое великодушие! Но монсеньор желает скрыть от меня свою тайну, а в то же время дает еще одно доказательство, что он любим и любит. Так легко опустошить кошелек может только влюбленный…

– Пусть так, но молчи наконец, Мартен.

– Предоставляю вас, монсеньор, вашим думам.

Габриэль и в самом деле так размечтался, что, вернувшись домой, почувствовал властную потребность поделиться с кем-нибудь своими мечтами и в тот же вечер написал Алоизе:

«Добрая моя Алоиза, Диана любит меня! Но нет, не с этого нужно было начать. Моя добрая Алоиза, приезжай ко мне; после шестилетней разлуки мне не терпится тебя обнять. Теперь я крепко стою на ногах. Я – капитан королевской гвардии, а это один из самых завидных военных чинов. Все это поможет мне восстановить честь и славу имени, завещанного мне предками. Ты и для этого нужна мне, Алоиза. Нужна, наконец, и потому, что я счастлив, ибо, повторяю, меня любит Диана, да, да, прежняя Диана, подруга моего детства, которая не забыла своей доброй Алоизы, хотя и называет своим отцом короля. Так вот, Алоиза: дочь короля и герцогини де Валантинуа, вдова герцога де Кастро никогда не забывала и всем сердцем всегда любила своего безвестного друга из Вимутье. Она мне призналась в этом час назад, и ее сладостный голос еще звучит в моем сердце. Так приезжай же, Алоиза! Право же, я так счастлив, что не в силах сносить одиночество».

XI. Мир или война?

7 июня Королевский совет заседал в полном составе. Рядом с Генрихом II и принцами крови расположились коннетабль Анн де Монморанси, кардинал Лотарингский и брат его Карл де Гиз, архиепископ Реймский, канцлер Оливье де Лаквиль, президент Бертран, граф Омальский, графы Седан, Юмьер и Сент-Андре с сыном.

Виконт д’Эксмес в качестве капитана гвардии стоял у дверей с обнаженной шпагой.

Весь интерес заседания, как и всегда, заключался в своеобразном состязании в честолюбии между враждующими домами Монморанси и Гизов, представленных в Совете на сей раз самим коннетаблем и кардиналом.

– Государь, – говорил кардинал Лотарингский, – опасность велика, враг у ворот. Огромная армия скапливается во Фландрии, и завтра же Филипп Второй может вторгнуться на нашу территорию, а Мария Английская – объявить нам войну. Государь, тут нужен бесстрашный полководец, молодой и сильный, который бы мог действовать смело и решительно и одно имя которого уже приводило бы в трепет испанца.