Кольцо златовласой ведьмы - Екатерина Лесина

– Выдать меня замуж?

– Точнее, женить кого-то из нас на тебе.

Ну да… Вика уже об этом слышала.

– Тебе не следует меня опасаться. Я не собираюсь выходить замуж.

Крапива сменилась кустарником, к счастью, не настолько густым, чтобы в нем застрять. А тропка, напротив, стала шире, удобнее. На ней даже сохранился отпечаток чьего-то следа.

– Это ты так думаешь. Светка вон тоже не собиралась, а отец приказал – она и вышла. Поплакала и вышла. Проще сделать так, как он хочет.

То есть подчиниться и выйти замуж?

Хотя, нет, сначала вернуться в гостеприимный дом, который все больше становился похож на тюрьму, отдаться в заботливые руки Елизаветы. Сменить одежду, обувь, прическу… соответствовать большой дружной семье. А потом уже – стать ее частью.

Да ни за что!

И вообще, у них же траур! Какая свадьба?!

Но у Семена имелось собственное мнение. Остановившись у высокой ивы, чья шатрообразная крона свисала до самой земли, он поманил Вику:

– Только тихо. Смотри.

За зеленой завесой ветвей виднелась дорога. По ту сторону ее и правда находилась остановка, кирпичная, разрисованная яркими красками и нарядная, как пряничный домик. Автобус дремал на солнце.

И черный джип, который явно кого-то дожидался.

– Он в политику полез. И теперь набирает лоск, – Семен прислонился к стволу ивы, нимало не заботясь о том, что костюм пострадает – ствол вряд ли отличался чистотой, да и успел покрыться толстой корой лишайника. – У него имидж патриарха. И советники его убедили, что семья у него – неправильная.

Ну да, пятеро детей, из которых трое – не от жены.

– Не в том смысле, в котором ты подумала. Он уже дал интервью, где раскаялся в ошибках молодости. У нас не Запад, у нас если налево ходишь, то – мужик! И вообще, он же детей не бросил.

Странно так было это сказано, со злостью.

– Лучше бы бросил, честное слово.

Из джипа вышел парень в сером костюме. Он осмотрелся, подошел к водителю автобуса и о чем-то принялся его расспрашивать. Долго. Подробно. Водитель пожимал плечами, махал руками, словно пытаясь отбиться от такого назойливого интереса.

– Нет, дело в другом. Светка – вдова. А мы вот… до сих пор не женаты.

– И при чем здесь я?

– Ну… при том, что тебя одобрили. Дочь партнера, но – не родная. Не фотомодель. Не актриска. Не светская львица. Не феминистка, не анархистка… короче, много чего «не».

Нет, это не с Викой происходит!

– Ни родни. Ни чинов. Ни связей. Ты – обычная. Среднестатистическая, – Семен смотрел на нее с сочувствием. – Пролетариату такое придется по вкусу. У нас любят сказки о Золушках.

Охранник с кем-то связался по рации. Доложил. Выслушал. Вернулся к джипу.

И не уехал.

А если он вообще не уедет? Сколько еще Вике в кустах прятаться?

– Твой отчим нуждается в поддержке нашего отца. А твоя мать…

…будет рада устроить Викину личную жизнь.

Вот это попала, так попала!

– И что мне делать?

Бежать на край мира? Не к Машке, а… куда?

Бросить работу? Квартиру?

Город?

– Я же говорю, распишитесь с Серегой. А потом – разведитесь. Всем головной боли меньше будет. Или если Серега не захочет доигрывать, то со мной можно расписаться.

Замечательная идея – выйти замуж, чтобы все от нее отвязались!

– Не думай, я понимаю, что не слишком-то интересен сам по себе…

Ветви ивы покачивались, и Вика не могла отделаться от ощущения, что убежище это крайне ненадежно. Вот сейчас парень, который расхаживает вокруг джипа, остановится, обернется, заметит Вику…

– …и не собираюсь на чем-то настаивать. Я бы тебе не мешал. И ты мне тоже.

– Послушай, – Вика отодвинулась в тень. Вот что ей делать? До заката в кустах сидеть? Она – взрослая самостоятельная женщина, несмотря на то что маменька считает Вику глупой девочкой, которая без маменькиного благословения и шагу сделать не способна. – Я не собираюсь играть в эти игры. Возможно, ты привык поступать так, как тебе отец велит, но для меня он – посторонний человек. – А маменька – нет. Подло это с ее стороны – такую сделку заключать! Но сама влезла, сама пусть с Антоном Сергеевичем и разбирается. Вика – ни при чем. – Ты извини, – она вдруг поняла, что накричала на человека, который вполне искренне пытался ей помочь. – Я не на тебя злюсь. Просто… как-то дико это все, верно?

– Ага, – Семен кивнул. – Мне возвращаться надо. – А Вика? – Пойдем. – Нет уж! Лучше кусты, чем тот дом. – Я тебя в одно место отведу. Там ждать удобнее будет. – Кого? Или чего? – Я Сереге эсэмэску скину, он тебя подберет и в город отправит. Там уж вы придумаете что-нибудь вместе. Ему с отцом не впервой воевать.

Тайное место находилось недалеко, аккурат за зарослями крапивы, за прогнившим, покосившимся забором, из которого торчали ржавые гвозди. Заросший малиной двор. Старые яблони, подымавшиеся из колючего кустарника, словно рифы из зеленого моря. И древний дом.

– Ты не бойся, он крепкий, – поспешил успокоить ее Семен и первым ступил под осевшую крышу. – Мы тут в детстве когда-то играли… ну, или прятались. – В доме пахло гнилым деревом, плесенью и еще чем-то химическим, резким. – Тут, конечно, не фонтан, но лучше, чем на улице. – Вика могла бы и поспорить, но это было бы крайне невежливо с ее стороны. Из полуразрушенной печки Семен вытащил раскладной стульчик, какой используют рыбаки, стопку газет двухлетней давности и одеяло, которое кинул на пол. – Вот, посиди… почитай. Эти на остановке сидеть будут до темноты. Побоятся назад идти без тебя… а Серега, думаю, через час-другой появится.

Час-другой-третий… затянувшаяся игра в прятки. А главное, чем дальше, тем острее Вика ощущает собственное одиночество. Ведь глупость же – прятаться!

А еще большая глупость – позволять применять к себе методы «дрессировки».

Вика обошла комнату, перевернула газеты – пыльные влажноватые листы пожелтели. Присев на стул, она некоторое время просто сидела. Но было скучно. И Вика вышла из дому.

На малине зрели ягоды. Розовые, на вкус они были кислыми, но все лучше, чем ничего. Вспомнила, что утром она завтрак проспала, а до обеда так и не дотянула. С ужином тоже затруднения предвидятся.

Маме, что ли, позвонить?

Волнуется, небось. Сказать ей, что она жива, здорова, но возвращаться не станет?

А если ее звонок отследят?

Нет, это уже паранойя. Антон Сергеевич, конечно, человек с большими возможностями, но не настолько же! И она почти решилась набрать номер маменьки, когда вдруг заметила чью-то тень. Тень двигалась вдоль забора – с обратной стороны дома он был почти целым и довольно-таки высоким. А заросли малины поднимались высоко, и Вика, прежде чем успела подумать, что действует глупо, присела, скрываясь в этих зарослях.

Сергей?

Или еще кто-то? Вот забор зашатался – человек открыл калитку, для чего потребовалось приложить немалое усилие, – петли проржавели, а дерево разбухло. Но нежданный гость с этим справился.

Сквозь кружево листвы Вика видела лишь его ноги – в черных ботинках и черных брюках со «стрелочками». Такие же носил Семен… и наверняка не только он.

Он прислал кого-то Вике на выручку?

Или выдал ее убежище и теперь Вику хотят поймать и водворить на положенное место?

Она осторожно, пятясь, двинулась вдоль забора, в обратном от человека направлении, туда, где заросли были особенно густые. Колючки цеплялись за одежду, полосовали ее руки, и Вика укоряла себя за глупое поведение, но ничего не могла с собой поделать – ею двигал беспричинный, но непреодолимый страх. Безумно колотилось сердце, и боль от царапин казалась ничтожной платой за убежище.

А незваный гость не спешил уходить. Он заглянул в дом, вышел… обошел его… остановился у калитки. И, постояв какое-то время – Вике показалось, что вечность прошла! – убрался. Но она все равно не рискнула покинуть свое убежище сразу же. Вдруг тот человек где-то затаился?

Время шло.

Расцарапанную кожу саднило. Гудели пчелы. И в приближавшихся сумерках ее поджидали комары. А комары всегда выделяли Вику среди прочих людей. Но она терпеливо сносила эти трудности.

А потом вдруг поняла, что дальше прятаться не имеет смысла.

И почему-то выбраться из кустов оказалось сложнее, чем в них забраться. Среди малины вдруг оказалась и крапива, которая «наградила» Вику россыпями белых волдырей на коже и невыносимым зудом. Колючие плети вцепились в подол платья, совершенно не предназначенного для сидения в кустах. Да и вообще, все стало плохо. Настолько плохо, что Вика едва не разрыдалась.

А ведь она даже на конкурсах красоты, куда ее маменька вытаскивала, надеясь, что однажды Вика оправдает ее ожидания, не ревела. Пусть и обзывали ее толстой, неуклюжей, кривоногой… не ревела! Теперь же, из-за этой малины… нет, не только. Из-за того, что маменька опять все за Вику решила!

И только сказать не сказала, а действовала в обход, а это – предательство…

…и главное, что никто не поймет причины Викиных обид.