Ради милости короля - Элизабет Чедвик

– Боже праведный! – присвистнул Анкетиль, выпучив глаза, когда она расстегнула подвязку и чулок полетел в толпу. Он порылся в кошельке и тоже бросил монету. – Выше, красотка, выше! Покажи свою щелку!

Оливер и Гамо сидели с разинутыми ртами и пускали слюни. Роджер плотно сжимал губы и притворялся равнодушным, но и он чувствовал растущее возбуждение.

Дразня зрителей, задыхаясь от осознания своей власти, женщина на мгновение показала мужчинам крутое белое бедро и уронила юбку. Возмущенные крики сменились одобрительным ревом, когда она засмеялась, облизнула губы и расстегнула ворот платья. Роджер сглотнул. У него пересохло горло и жарко пульсировало в паху. Он хотел отвернуться, но, как и остальные, был захвачен похотью.

Ее груди оказались пухлыми белыми подушками, покрытыми синей сеточкой вен и увенчанными длинными коричневыми сосками, и у нее, очевидно, недавно родился ребенок, поскольку она схватила грудь и сжала, брызнув молоком в пародии на семяизвержение.

Гамо Ленвейз грязно выругался себе под нос, а Анкетиль едва не подавился. Роджер стиснул зубы и заставил себя сидеть спокойно, пока остальные мужчины скакали вокруг, словно спущенные на оленя собаки. Похоть висела в воздухе, будто кольца дыма. Для мужчин, которым с детства внушали, что плодородие и материнство – две самые желанные черты женщины, для мужчин, почитающих образ Девы Марии с Младенцем Иисусом у груди, для мужчин, чье первое знакомство с миром вне утробы произошло у пухлой, теплой, сочащейся молоком груди, зрелище было предельно будоражащим.

Наиболее возбужденные солдаты, не в силах больше выносить дразнящий скандальный танец, стащили девку со стола и отнесли на солому в углу. Один вонзился между ее раздвинутыми бедрами, пока его друзья спорили из-за ее рук, рта, ложбинки между полными молока грудями. Анкетиль, Гамо и Оливер протиснулись сквозь толпу, чтобы понаблюдать и, возможно, занять очередь. Роджер последовал за ними, но встал поодаль. При виде совокупляющейся, дергающейся плоти его похоть мгновенно испарилась, сменившись отвращением и чувством опустошения и горечи, какое испытываешь при пробуждении от греховного сна. Чем занимаются его люди – дело их совести, а с него хватит. Развернувшись, он вышел из кордегардии, но по пути швырнул монету на усыпанный серебром стол и утвердился в своем обете никогда не ложиться с женщиной, к которой не испытываешь нежности и уважения.

Глава 8

Винчестер, Пасха 1179 года

Соскочив на землю в конном дворе замка Винчестер, Роджер передал лошадь конюху. Порывистый апрельский ветер играл с перьями зимородка на его алой фетровой шляпе, а покатый козырек прикрывал глаза от яркого весеннего солнца. Два голубя учтиво раскланивались и танцевали на крытой дранкой крыше конюшни. При виде их он криво усмехнулся, вспомнив танцы в королевском зале. Голубям проще найти себе пару, чем людям.

Последние недели он провел в своем поместье недалеко от Байё, но слишком надолго покидать двор не следовало. С глаз долой – из сердца вон, а он должен быть на виду и на хорошем счету. Поскольку старший сын и наследник Генриха гостит у отца, показываться на людях – разумный политический ход. Не считая визита в фамильное поместье, Роджер постоянно находился при короле. Он удостоверял хартии, управлял имуществом, выполнял юридические поручения, засиживался допоздна, но так, чтобы Генрих видел, сколь усердно он трудится. Роджер приобрел друзей, обзавелся связями, укрепил свое положение. Колеса необходимо было смазывать, но смазывать с умом, а не ляпать сверх меры. Глубина – только она имела значение, а глубина требовала тяжкого труда и размышлений.

Он повернулся к лошади, которая шла за его конем на чомбуре[14], и отпустил поводья. Кобыла с конного завода в Монфике предназначалась в дар Генриху. Ее шкура лоснилась светлым медом с россыпью темного янтаря на крупе. Грива и хвост искрились морозным серебром, а поступь была такой плавной, что кобыла могла нести всадника весь день, не причиняя ему ни малейших неудобств. Генриху исполнилось сорок шесть лет, в таком возрасте подобные мелочи имеют больше значения, чем прежде.

Роджер подробно объяснял конюху, как ухаживать за иноходцем, когда прибыл еще один рыцарь с боевым конем и вьючной лошадью на чомбуре. Роджер восхитился молодым золотисто-рыжим жеребцом и красивым серо-стальным иноходцем. Оба были превосходны. Затем он перевел взгляд на всадника и понял, почему лошади столь прекрасны. Уильям Маршал командовал войском Генриха Молодого. Он был прославленным турнирным воителем, непобедимым в пешей схватке и метании камня. Все придворные юнцы стремились походить на него.

Уильям кивнул Роджеру, хотя его больше интересовала лошадь на поводу, чем ее владелец.

– Доброе животное, милорд, – с восхищением произнес он.

Роджер радостно улыбнулся, и в его голосе прозвучала нотка гордости.

– Это дар королю. Родом из Монфике.

– И весьма щедрый дар. Я слышал много хорошего о породистых лошадях Биго. Разрешите?

Роджер жестом выразил любезное согласие. Уильям передал своих лошадей конюху и подошел к золотистому иноходцу. Он провел опытными руками по бугристым плечам и крупу, заглянул в зубы, поднял копыта и отступил, чтобы осмотреть лошадь целиком.

– Смею ли я надеяться, что на ваших пастбищах найдутся такие же? – спросил он.

– У меня есть годовалый жеребенок от тех же родителей, – ответил Роджер. – Он немного темнее – янтарная шкура и рыжие пятна.

– Уже обещан?

– Пока нет. Если вы заинтересованы, буду иметь вас в виду.

Уильям подтвердил, что заинтересован, и Роджер спросил, достаточно ли у него средств для такой покупки. Возможно, у Маршала не много земель, но его одежда и снаряжение говорят сами за себя.

– Ваш конь восхитителен.

– Неплох, верно? – самодовольно произнес Уильям. – Прекрасный ломбардинец.

Роджер в свою очередь осмотрел коня, задал вопросы, и мужчины быстро и непринужденно сошлись. Роджер отчасти ожидал, что маршал Генриха Молодого окажется подобием своего господина – обаятельным, но поверхностным. Обаяния и вправду оказалось в избытке, но, кроме него, имелись сила и глубина. Роджер разбирался в людях не хуже, чем в лошадях. Уильям Маршал не из тех, кто может оказаться на обочине из-за недостатка выносливости, подумал он, хотя при таком господине ему понадобится каждая капля его чудовищной мощи.

* * *

Ида посматривала на Роджера Биго, который в другом углу комнаты беседовал с группой мужчин, в том числе с Уильямом Маршалом и Генрихом Молодым, прозванным так потому, что был коронован при жизни собственного отца, дабы обозначить порядок престолонаследия.