Линия фронта прочерчивает небо - Нгуен Тхи

Он расстелил одеяло на полу, у двери на балкон, подвесил накомарник и, укладываясь, подумал: «У меня есть здесь теперь «свое» место…»

Когда он проснулся утром, Туйен уже ушла на работу. Полог над кроватью в углу был опущен: под ним крепко спал Шон. Лыонг вышел на балкон, умылся и увидел, что в очаге еще тлеют угли, и на них тихонько пофыркивает котелок с похлебкой. Рядышком в горячей золе стоял глиняный горшок. Он приподнял крышку: из горшка потянуло сладким духом клейкого риса[46].

Шон проснулся, уселся под пологом и огляделся вокруг. Увидев Лыонга, он скорчил плаксивую мину и захныкал:

— Ма-м… Где мама?…

Но он позволил Лыонгу взять его на руки, отнести на балкон и вымыть лицо и руки.

— Я твой дядя, Лыонг. Ты что, не узнал меня? Поешь-ка супу, и дядя отведет тебя к маме. Тетя Туйен сварила для тебя суп — вкусный-превкусный.

— Я знаю, она пошла на завод.

— Верно, ты у нас умница.

Лыонг старательно кормил малыша. «Он, пожалуй, исхудал, и глазенки растерянные».

Шон, исправно открывая рот, таращил на Лыонга глаза и помалкивал. Он как будто понимал, что сейчас, без матери, капризничать ни к чему.

— Ну как, пойдем проведаем маму?

Лыонг взял малыша на руки. Шон обнял его обеими ручонками за шею.

На улицах было не протолкнуться: народ шел на службу. Ехали на велосипедах рабочие с винтовками за спиной. Люди терпеливо выстраивались в очереди у прилавков, где продавали рис, у дверей столовых, около продавцов угля и хвороста. Под деревьями вдоль тротуаров стояли вереницы грузовиков, поблескивавших свежей краской. «Газики», ехавшие всю ночь по дорогам и добравшиеся наконец до места, — запыленные, с болтающимися ветками маскировки, — пробирались среди тысяч велосипедистов.

Войдя в больничные ворота, Лыонг замешкался: несколько дорожек разбегались по широкому двору между, убежищами и траншеями., Навстречу шла медсестра. Он решил спросить у нее дорогу. Сестра сочувственно поглядела на офицера с малышом на руках и повела его к длинным двухэтажным корпусам.

— Это здесь. Зайдите в регистратуру, узнайте, в какой она палате. Сколько тебе лет, маленький?

— Благодарю вас. Слышишь, Шон, тетя спрашивает, сколько тебе лет.

— Уже три!

— О-о, какой молодец.

Молоденькая санитарка отвела их в палату, где лежала Дао.

— Кажется, она еще спит, — прошептала девушка. — Давайте мне мальчугана, лучше ему сначала обождать здесь.

Койка Дао стояла у окна, выходившего на террасу. Окно было открыто. В просторной палате стояло несколько коек. Это была послеоперационная. Больные — бледные и усталые — лежали молча, лишь изредка кто-нибудь негромко стонал. Лыонг тихонько подошел к железной койке, прикрытой пологом. Дао спала, побледневшие веки ее были неподвижны. Он взглянул на висевший у изголовья температурный листок: кривая, выведенная красным карандашом, хоть и клонилась книзу, в общем не уходила от отметок «тридцать восемь» и «тридцать девять».

Лыонг вышел обратно на террасу.

— Эту ночь она спала хорошо, — сказала санитарка.

— Температура почему-то не падает.

— Врач сказал: теперь надо опасаться осложнений. Но состояние у нее неплохое. Посидите здесь с ребенком. Она скоро проснется.

Он взял Шона на руки, вышел во двор, сел на скамейку рядом с цветочной вазой и пустил племянника поиграть. Посидев, он снова поднялся на террасу и заглянул в окно.

«Кажется, Дао приподнялась на постели…»

Осторожно открыв дверь, он вошел в палату. Дао тихо стонала. Он подошел к ее койке. Она повернула голову, протянула руку, подняла край полога. Лыонг нагнулся, взял у нее сетку и подтянул к раме. Глаза у Дао радостно заблестели.

— Брат, ты? — прошептала она.

Он кивнул.

— Я приехал сегодня ночью.

Она снова закрыла глаза, губы ее легонько дрогнули. Открыв глаза, она огляделась, словно ища кого-то.

— Тебе что-нибудь нужно?.. Я привел Шона, он играет во дворе.

— Позови, пожалуйста, санитарку.

Он пошел в комнату дежурных и отыскал там знакомую девушку. Пока она хлопотала у постели сестры, он вышел во двор за Шоном. Малыш подкрадывался к стрекозе, шевелившей радужными крылышками на зеленом кусте.

— О, господи! Ну-ка, пойдем вымоем руки, а то нас к маме не пустят.

Лыонг взял его на руки и отправился на поиски водопроводного крана. Когда они вошли в палату, Дао успела уже умыться; несколько тонких прядей волос прилипли к ее влажному лбу. Она не казалась уже такой болезненной и бледной.

Шон, едва завидя ее, сполз на пол и прижался лицом к ее щеке. Дао поцеловала сына, пригладила его растрепавшиеся волосики. В уголках ее глаз показались слезы.

— Шон, не надо утомлять маму.

Лыонг снова взял его на руки. Дао едва заметно улыбнулась:

— Он, наверно, тебе докучает?

— Чего там, мы ведь оба мужчины, правда, Шон?... Он молодец. Ты за него не волнуйся. Я договорился с Туйен: завтра отвезем его в деревню, к ее старикам. Ньону я, как уйдем отсюда, сразу дам телеграмму. Ты-то как себя чувствуешь? Полегче стало?

Она кивнула, закрыла глаза.

Санитарка принесла стакан горячего молока, присела на койку и стала кормить Дао из ложечки.

— Сегодня у вас счастливый день. Теперь надо стараться кушать побольше, все съедать до конца, чтоб скорее поправиться и вернуться домой, к сыну. Если что понадобится, позвоните мне, вот здесь кнопка. Не вставайте, врач запретил вам двигаться. Лежите спокойно.

Допив молоко и проводив глазами санитарку, Дао спросила негромко:

— Ты сразу обратно?

— Да нет, пробуду здесь весь день, завтра уеду. Ребята все просили тебе кланяться. А Ви, наш комиссар, послал сгущенки.

— Не забудь их поблагодарить. Ты теперь, когда уедешь… — Она подняла на него глаза. — Как ты находишь Туйен?

— Она очень хороший человек, чудесный! Дао помолчала, но вдруг улыбнулась, и в глазах ее промелькнули искорки.

— Янки так и остались с носом. Плотина-то наша цела… Да, ты не давай телеграмму, он будет там беспокоиться… я после сама напишу…

Должно быть, разговор ее утомил. Она закрыла глаза.

* * *

Лыонг провел в больнице все утро. Когда они поднялись наконец по лестнице домой, было начало двенадцатого. Шон заявил, что он очень голоден. К счастью, от завтрака осталось немного рису. Малыш заморил червячка, а Лыонг отправился на балкон, намыл рису и стал кашеварить.

После обеда он уложил Шона и обмахивал его веером, пока тот не уснул. Тогда он расстелил свою постель, улегся и сам не заметил, как задремал.

Его разбудила сирена и взрывы, от которых ходуном заходили стены. Он выскочил на балкон. Прямо над головой, в слепящих лучах солнца тянулись круглобокие оранжевые облака, словно продернутые длинной белой нитью. Слышался гул самолетов. На большой высоте — тысяч десять метров — появились два крохотных пятнышка дыма, стремительно вытянувшихся в долгие черные дуги.

«Драпают на форсаже…»

Впереди них и по бокам повисли белые шары разрывов. Одна дуга сломалась, крученым отвесом пошла к земле и исчезла.

«Первому — крышка!…»

Зенитки вели огонь безостановочно. Длинные кусты разрывов все гуще вырастали над пригородом. Группы «фантомов» черно-серыми силуэтами промчались вдали над самыми крышами и пропали среди деревьев. К небу взлетел столб пыли и желтоватого дыма. И вдруг в гром канонады и рев «фантомов» ворвался привычный гул. Повернув голову, Лыонг успел заметить серебристо-белый МиГ, мелькнувший между кровлями.

Он снова взглянул туда, где только что взорвались бомбы. Пушки умолкли. На ветру медленно таяли следы разрывов. Белыми молниями сверкнули набиравшие высоту МиГи и исчезли.

Через несколько минут загудела сирена: отбой! Лыонг вернулся в комнату. Шон спал, как ни в чем не бывало.

«А я уже чувствую себя здесь совсем как дома! Теперь, пролетая над Ханоем, всегда буду искать среди океана крыш свою, единственную…»

МиГи вернулись и сделали круг над городом.

Лыонг присел, потом заходил взад-вперед по комнате. Он вдруг почувствовал, что ждет не дождется, когда вернется Туйен.

Услыхав быстрые шаги на лестнице, он вскочил и отворил дверь. Туйен, сняв с плеча винтовку, поставила ее в угол.

— Наши сегодня сбили самолет! Видели?

— Ага. Это был, очевидно, разведчик.

Даже в темной своей спецовке Туйен была очень мила. Сняв синюю матерчатую кепку, она набросила ее на вешалку.

— Как Дао чувствовала себя утром?

— Температура высокая. Но спала она хорошо и выпила немного молока. Они с Шоном так обрадовались друг другу!

— Вы тут, наверно, оба умираете с голоду.

— Нет, мы обедали. Вы не посидите немного с ним? Я схожу к родным Тоана, передам письмо и загляну еще раз в больницу.

— Конечно. Только возвращайтесь к пяти, чтоб я тоже успела проведать Дао.