Дай-сан - Эрик Ластбадер

— Чакмооль, — выдохнул Мойши. С утробным урчанием зверь бросился на него, вытянув шею и выпустив когти в прыжке. Мойши невольно вскрикнул и схватился за медную рукоять кинжала. И тут Чакмооль добрался до него.

Широко разинув пасть, ягуар откинул голову и принялся рвать тело Мойши когтями. Загнутые клыки Чакмооля влажно отсвечивали в лунном свете, обильно смоченные слюной и еще чем-то темным.

Зверь рванулся к шее Мойши. Тот увернулся. Зубы сомкнулись, противно щелкнув. Мойши силился высвободить правую руку и направить кинжал Чакмоолю в брюхо. Яростно зарычав, зверь присел на задние лапы, чтобы добраться когтями до живота Мойши.

Что-то темное промелькнуло у него за спиной, но он этого не заметил. Повалившись на белые камни Ксич-Чи, Мойши сцепился с Чакмоолем. Он напрягся, скрипнув зубами, и сумел наконец освободить правую руку. Снова к нему устремилась разверстая пасть, и он ударил зверя по зубам тяжелым медным браслетом. Чакмооль рассерженно взвыл. Повернув лезвие кинжала, Мойши направил его ягуару в сердце. Удара, однако, не получилось: что-то остановило его руку. Он бился под тяжестью хищника, голова у него кружилась от сильного звериного запаха. Он повернулся, чтобы взглянуть, что…

Чакмооль вонзился зубами ему в шею.

ИГРА БОГОВ

— Время — убийца.

Вереница масок, отраженных друг в друге.

— Время — целитель. Время — граница. Время всегда побеждает.

Каменные Чакмооли с разверстой пастью охраняют свои пределы.

— Мы склоняемся перед твоею несокрушимой мощью.

Как только замерли отголоски заклинания Кабал-Ксиу, зазвучал голос Уксмаль-Чака:

— Как было, и будет, и быть должно. Так было предсказано в Долгом Расчете в Книге Балама маджапанов. — Его слова трепетали на торжествующей ноте. — Сейчас ровно полночь. Наступает катун Ке-Ацатля. Эра шестая!

Они сняли маски.

Лицо Уксмаль-Чака было длинным и узким. Нос как слоновий хобот.

Челюсть Кабал-Ксиу похожа на звериное рыло. Безгубый рот, нос из одних ноздрей.

Глаза у Кин-Кобы — сияющие треугольники, с кошачьими зрачками-щелочками. Уши, поднятые ближе к темени, настороженно вздрагивали при каждом звуке.

Странная троица расположилась на нижней ступени огромной пирамиды в центре Ксич-Чи. У их ног, на белеющем камне, лежали Ронин и Мойши, оба в сознании, но неподвижные.

— Думайте! — в экстазе выкрикнула Кин-Коба, протянув руки вперед. — Вспоминайте! Вы чувствуете?

Она рывком развернулась навстречу ночи.

— Наше утерянное могущество возвращается! Маджапаны, породившие нас в Старое Время, на рассвете вернутся к нам вновь! Эра бесплодия сменяется эрой цветущего изобилия.

— Эти двое вернут маджапанов! — воскликнул Кабал-Ксиу. — Ибо смерть обагрит теплой кровью ступени Священной Пирамиды Тцатлипоки.

Казалось, от звука его звенящего голоса, наполняющего энергией и мощью каждое произносимое слово, закачались верхушки деревьев вдали, а каменный город дрожал, как живой.

— И жизнь возродится в Ксич-Чи!

— Начинается! — выкрикнул Кабал-Ксиу в изменчивую зыбкую ночь, забравшись в черных своих одеждах на центральную лестницу пирамиды. Уксмаль-Чак повернулся, чтобы последовать за ним, но Кин-Коба схватила его за руку и удержала рядом с собой. Ронин, который не мог повернуть головы, напрягал слух, стараясь подслушать их разговор.

— Он видел, Уксмаль-Чак. Видел забытое святилище и… статую.

— Что? — Глаза Уксмаль-Чака сверкнули. — Тот, который последовал за тобой, видел статую Атцбилана?

Бросив быстрый взгляд на Ронина, он покачал головой. Слоновий хобот качнулся из стороны в сторону.

— Не имеет значения. Направляющий Солнце изгнан из этой страны до конца времен, как и его отец, имя которого неизреченно, был изгнан из мира в эпоху Раскола.

Он положил руку на плечо Кин-Кобы.

— Долго правил Тцатлипока в Ксич-Чи, и долгим будет его правление — на вечные времена. Теперь пора совершить жертвоприношение, которое вернет Тцатлипоку в Ксич-Чи, а с Ним — и наших возлюбленных маджапанов.

Кин-Коба заглянула ему в лицо.

— И все-таки я боюсь, потому что он был в том месте и, может быть, он — тот самый…

Уксмаль-Чак ударил ее по лицу, и она отшатнулась.

— Ты с ума сошла? Да, мы такие, какие есть, но посмотри, какими жалкими и убогими стали мы за все эти катуны, когда тень Тцатлипоки не осеняла нас, ибо лишь тень Величайшего может нас возвеличить! Без него мы — ничто.

— Я — Кин-Коба, — гордо произнесла она, не обращая внимания на тонкую струйку крови, стекающую по щеке. — Тебе нет нужды напоминать мне, кто я. Но ты разве забыл, Уксмаль-Чак, о чем еще говорит предсказание Книги Балама?

Его голова дернулась, словно ее слова опалили его огнем.

— Богохульница мерзкая! — сплюнул он.

Кабал-Ксиу уже приближался к плоской вершине Пирамиды Тцатлипоки.

— Как можешь ты благоговеть перед одной частью Книги и отвергать другую? — Теперь голос Кин-Кобы звенел металлом. — Разве ты не видишь? Я сама поняла это не сразу. Ты знаешь, что собирается сделать Кабал-Ксиу. А если все, о чем сказано в Книге, правда, что будет с нами?

— Оставь при себе эти мрачные мысли, Кин-Коба. Мы изменили Книгу Балама, и ты это знаешь. — Он схватил ее за руки. — Неужели память твоя так коротка, и ты забыла уже, как мы сражались с Ним и изгнали Его из страны Ксич-Чи, дабы Тцатлипока смог воцариться здесь единовластно на вечные времена? Неужели ты забыла наших товарищей, павших в этой титанической битве?

— Нет, — печально отозвалась она. — Память об этом осталась в душе моей кровоточащей раной. Но опять наступает год Ке-Ацатля. А Он был создан в год Ке-Ацатля; Он родил Атцбилана в год Ке-Ацатля; мы разбили его в год Ке-Ацатля; и в Книге сказано, что Он вернется в год Ке-Ацатля.

Ее волосы колыхались на ветру; в глазах стояла тоска.

— Ты знаешь, что Его пришествие ознаменует конец правления Тцатлипоки в Ксич-Чи. А без Его покровительства и защиты, когда восстановится равновесие, коего мы так страшимся, мы сгинем и больше уже не вернемся сюда!

Высоко над головой раздался крик, и Ронин, подняв глаза к вершине пирамиды, увидел перед Храмом Тцатлипоки высокую фигуру Кабал-Ксиу в черном траурном облачении. Его низкий раскатистый голос плыл гулким эхом над темным пустынным городом, застывшим будто бы в ожидании:

— О, Итцамна, Властитель Небес, сын Хунаб-Ку, создатель вселенной, Тебя больше нет, ибо свергнут Ты Чаком.

О, Чак, Ты, покинувший истинных маджапанов, друг людей, предавший Тцатлипоку, велика была мощь, что тебя одолела…

Это было заклятие, призывающее скрытые силы. Кабал-Ксиу продолжал завывать, а Священная Пирамида, казалось, налилась свечением, и свечение это, подобное свету луны, что повисла платиновой слезой в блистающей звездами черной небесной реке, набухало энергией и мощью.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});