Досье без названия - Н. Черняк

нам ездить в Израиль, будь это в его силах. Сам-то он мог делать что угодно, но когда речь шла о ком-нибудь из нас, он в первую очередь бросался защищать нас во что бы то ни стало. А еще для него стало ужасным ударом узнать, что я пошел в Моссад.

– И что он сказал?

– Что многие годы молился о том, чтобы у меня даже мысли такой не возникло. Это был единственный раз, когда я видел его плачущим.

– Но… как же он узнал? Вы что, имеете право рассказать об этом членам семьи?

После длинной паузы Рафаэль ответил:

– Я должен был надолго уехать и точно знал, что он начнет меня разыскивать, если я исчезну.

– А что бы сделал он, если бы это вы погибли?

– Точно не знаю, но думаю, что возмездие было бы суровым.

– А для вас это тоже так?

– Я сделаю всё, чтобы его убийца расплатился за то, что совершил.

– Вы уверены, что он был убит?

– У меня нет никаких доказательств кроме того, что предоставили нам вы, но да, я уверен, что он был убит.

– Я? Когда? Я ничего подобного не делала.

– Вы сказали, что 4 января в его записной книжке была ваша визитная карточка. Но ее не оказалось среди его вещей.

– Он мог ее потерять.

– Он? Потерять информацию? Никогда.

– Запомнить и выкинуть?

– Тоже нет. Карточка исчезла, и это доказывает, что там был кто-то третий.

– Ну не знаю. Мне кажется, можно найти столько логичных и простых объяснений… Но в конце концов, это вы профессионал. Давайте лучше продолжим. Вот если бы у него были дети, вам было бы легче пережить потерю брата?

– Не знаю. Может быть, видеть детей, растущих без отца, было бы еще хуже.

– А у вас самого есть подруга или жена, есть дети?

– Вы не нуждаетесь в этой информации.

– Как раз наоборот, это очень важно. Если есть, почему они не вошли в круг близких? Это могло бы быть серьезной причиной для разрыва.

– Настолько серьезной, чтобы я решил его убить?

– Почему бы и нет? Может быть, вы решили связать свою жизнь с настолько неподходящим человеком, что Грэг был готов на всё, чтобы вас разлучить.

– С такой точки зрения, наверное, это важно. У меня нет никого, кого можно было бы включить в круг близких, и у меня нет детей.

– То есть получается, есть всего четыре человека, которых он готов был защищать любыми средствами. Могли бы сказать мне это и вчера! А теперь я буду терять время, придумывая, почему вы не хотели упоминать об этом.

– Не теряйте времени, я уже говорил и могу повторить – я не понимаю, зачем вам нужно лезть в нашу жизнь.

– А я вам уже объясняла, что я не полицейский и не шпион и вообще не знаю, что нужно делать, чтобы вы смогли найти этого мифического убийцу. Если Грэг не считал меня предателем, то, значит, на самом деле думал, что я могу ему помочь. Понятия не имею, зачем Моисей с Гедеоном поставили на меня, но это их дело, хотя я чувствую себя исключительно как «раб ничего не стоящий». Но теперь уж я тут, поэтому делаю, что могу и умею. А умею я только придумывать персонажей и сюжеты. Вот и всё.

– Вы хорошо знаете: я был против того, чтобы вы во всем этом участвовали.

– Ничего я не знаю. Всё это были лишь предположения, и до сих пор у меня нет никаких доказательств, что это так. А кстати, почему вы против? Или были против, если ваше мнение изменилось?

– Вот в этой информации вы точно не нуждаетесь.

– Как хотите. Давайте тогда поговорим об Ари. У вас есть какие-нибудь его фотографии кроме тех, из полицейского досье?

Рафаэль взял одну из коробок, принесенных в первый день, и достал оттуда несколько толстых конвертов с надписью «Ари». Он вскрывал каждый и выкладывал на стол всё новые стопки фотографий, которые, как заметила Камилль, не были отсортированы хронологически. Когда он наконец закончил, она принялась раскладывать их в относительном порядке, чтобы увидеть, как менялся Ари с детства до последних лет.

Он был красив, очень красив, этот молодой человек, и привлекал взгляды и мужчин, и женщин, походил на родителей, но был выше отца и не такой сухопарый. Камилль опять подумала о том, какое горе переживает сейчас его мать.

– Если бы вы могли показать мне только две фотографии, какие бы вы выбрали? – спросила она Рафаэля.

Поднявшись, он встал рядом с ней. Пожалуй, впервые она могла сказать, что видит его за работой. Не успела она сосчитать до трех, как он уже нашел и отдал ей снимки. Камилль сложила остальные обратно в конверты и стала рассматривать те два, что лежали перед ней. Оба были сняты, видимо, в один и тот же период, когда Ари было лет двадцать пять.

На первой фотографии было много людей и Ари что-то рассказывал. Он был центром внимания, все смотрели только на него. На второй он напряженно о чем-то размышлял. Не замечая, что его фотографируют, он печально смотрел прямо в объектив.

– Кто смог его так сфотографировать?

– Его мама. Она никогда не расстается с фотоаппаратом.

– Вы можете объяснить, почему он был одинок?

– Я об этом не думал. У него было полное право жить так, как он хотел.

– В чем заключалась его работа в посольстве?

– Он был дипломат.

– Это всё, что вы можете мне сказать? Я понятия не имею, в чем заключается работа дипломата в посольстве Израиля во Франции.

– Да тут и знать особо нечего. Никаких врагов, прекрасная карьера, разве что он продвигался быстрее остальных, но это было совершенно нормально для его способностей.

– Талантливый?

– Именно так.

– Ну и обычный вопрос: что вы можете рассказать о его недостатках, слабостях или каких-то отличительных чертах?

– Совсем немного, в последние десять лет я нечасто общался с друзьями. Я знаю, что он боялся крови, был очень требователен к себе и к другим тоже. Блистал в обществе, но при этом был крайне скромен и всё время сомневался в себе.

– Ну что же, – сказала она, подумав, – давайте прервемся ненадолго.

– Немного уборки до обеда?

– Как всегда.

Она вышла из комнаты, забрала пылесос и пошла наверх – нужно было привести в порядок спальню Юдифь, пока вещи не вернулись из чистки. К счастью, шкафы были пусты и оставалось только всё как следует вымыть. Она терла, мыла, вытирала, избавлялась от пыли и грязи, не