О чем молчит ласточка - Сильванова Катерина

– Видишь, как бывает.

Володе казалось, что музыка окружает их, толкает друг к другу, заставляя сблизиться сильнее. Видимо, и Маша ощутила это, разоткровенничалась:

– Я любила тебя, ты знаешь?

– Знаю. А я хотел только дружить с тобой. И, как видишь, оказался прав – дружба сильнее любви.

– Да уж, она поддерживает, а не мучает.

– Прости за то, что не смог ответить тебе взаимностью, – негромко сказал Володя. – Я хотел, чтобы тебе было легче, но даже сейчас не знаю, мог ли помочь тогда.

– А я тогда чуть не разрушила тебе жизнь.

Володя подумал: «Я сам ее разрушил».

Песня закончилась, они сели. Володя улыбнулся:

– Опять не туда свернули, да?

Маша кивнула. Они помолчали, потом выпили еще и еще, и вдруг время будто ускорилось. Они окончательно опьянели, а разговор потек, сам собой став беззаботнее и легче. Они говорили о будничном: о ремонте Машиной квартиры, повышении цен на коммунальные услуги и курсе доллара. Как вдруг ни с того ни с сего Маша оживилась, глуповато улыбнулась и воскликнула:

– Володь, а расскажи про себя, как ты сейчас живешь?

– Ну работаю. – Володя аж растерялся. – Живу в частном доме.

– У тебя кто-нибудь есть?

Володя кивнул и, чуть пошатнувшись на старой неустойчивой табуретке, ответил:

– Собака есть.

– Нет, я про другое. Ну это… – Она нелепо подмигнула. – Есть кто?

– А… ну да, вроде того.

– Расскажи. Кто такой, как зовут? Вы вместе живете?

Володя усмехнулся:

– Живи мы вместе, думаешь, я бы смог бегать к тебе по первому зову? Нет, конечно.

– Но почему?

– Он женат, у него семья, дети, – ответил Володя и невпопад добавил: – А у меня собака…

– Получается, ты любовник? Во дела… Нет, ты достоин большего. – Маша воздела палец вверх. – А может, ну их, этих мужиков, а? Мужики ж такие козлы! Найди себе хорошую бабу, чтобы варила борщи и давала по требованию!

Володя расхохотался. Маша возмущенно посмотрела ему в глаза и добавила твердо:

– Нет, я серьезно!

– И изменять ей с Игорем? Или что, может, вообще шведскую семью завести? Нет уж, Маш, я за честность – партнер у меня должен быть один.

– И ты любишь этого Игоря?

– Нет, не думаю. А что?

– Да вот интересно, нахрена он тебе тогда нужен. Для здоровья? Просто ведь и бабу можно для здоровья…

– Маш, прекрати!

– Все-все… я просто, ну знаешь, типа раз не любишь, то как бы заключи доро… говор.

– Ты уже заговариваешься.

Володя хмыкнул, а вот Маша стала серьезной:

– Ну да, ну да. Слу-у-ушай, Володь, ты говоришь «Игорь». А почему Игорь, почему не Юра? Почему ты его бросил?

Володя развел руками, как бы говоря: «Не знаю», но тут же безвольно уронил их на колени.

Маша перегнулась к нему через стол, нахмурившись, посмотрела в глаза и залепетала:

– Ой, Володя, солнышко, ну что ты, ну… у тебя лицо, будто ты сейчас заплачешь. – Протянула к нему ладонь, погладила по щеке.

– Я не бросал его, – с трудом выдавил из себя Володя. – Я его любил. Только его. Никого больше – никогда. Но «я тебя люблю» так и не сказал – не успел.

Маша прикрыла рот ладонью, тихонько охнула:

– А что с ним случилось?

– Не с ним, а со всеми нами. Девяностые.

– Вы что, после «Ласточки» больше не виделись? – догадалась Маша.

Володя покачал головой.

– Мы переписывались несколько лет, потом меня забрали в армию, а Юра уехал в Германию. Мы просто потерялись. Такие времена тогда были… сложные. Сама понимаешь. А я, дурак, решил, что там ему будет лучше. Что раз наши пути разошлись, такова судьба… До сих пор жалею, что тогда не поискал по-хорошему: не поспрашивал у соседей, не обзвонил знакомых. И потерял его окончательно.

– Неужели ничего не осталось: ни адреса, ни телефона? Вообще ничего?

– То, что осталось, не помогло мне его найти.

– Скажи, в том, что вы разошлись вот так, виновата не я? – Маша стиснула его руки в своих. – Я ведь вмешалась однажды, так, может быть…

– Нет. Виноват в этом я. Хотел его уберечь от себя, от своей участи.

Маша отпрянула, откинулась на спинку стула, посмотрела на него серьезно, сложила руки на груди.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

– Не нашел тогда, значит, найдем сейчас! Кем он работает, не знаешь?

– Нет, да и откуда? Все мосты уже давно сожжены.

– Тогда он занимался музыкой, может, продолжает до сих пор?

– Может быть… – нахмурился Володя. – Почему ты так настойчиво интересуешься?

– Мне кажется… это маловероятно, но вдруг это Юра… вдруг… – Маша встала и, чуть пошатываясь, принялась ходить по кухне кругами. – Недавно я видела одну афишу у филармонии. Я просто проходила мимо, особо не вглядывалась, но мне запомнилось, что там было написано, будто скоро выступит какой-то дирижер Конев. На имя не обратила внимания, откуда приедет – тоже не знаю. Но вдруг это он?!

Володя не принял эту новость всерьез. Он был твердо уверен и попросту не мог вообразить, что сказанное Машей – правда. «Нет, – думал Володя, – это либо какая-то выдумка, либо полуправда». Маша аж светилась от радости, сообщая ему эту новость, и Володя решил: она так сильно хочет порадовать его, что сама себя убедила, будто приезжает именно Юра. А на самом деле либо афиша была не концерта, а фильма, либо фамилия была не Конев, а какой-нибудь Канев, либо что… Да что угодно, но это не Юра.

Но свою теорию он не стал озвучивать.

– Нет, Юра же пианист. Тем более Конев не самая редкая фамилия. Мало ли сколько существует на свете музыкантов Коневых, Коневых строителей, реализаторов…

– А ты узнай! – Она протянула ему телефонный справочник. – Вот позвони в филармонию, она через час откроется…

– Нет, даже не уговаривай. – Володя отвернулся к окну. – Не вселяй ненужных надежд.

– Чего ты так сразу в штыки? Зачем надеяться – ты просто проверь!

– Маша, я не хочу проверять! – Отрезал он и встал. Эта тема оказалась для него не просто неприятна, а даже болезненна.

Их разговор, Маша, ее кухня, серый день за окном в один миг стали противны настолько, что Володя решил как можно скорее уйти отсюда. Маша тоже поднялась со стула, встала в дверях, посмотрела на него снизу вверх.

– Почему? Я не понимаю – объясни!

– Если я хотя бы на одну минуту допущу такую возможность, то стану надеяться. А если ты ошиблась и надежды не оправдаются, мне будет больно, понимаешь? Больно! Достаточно хорошо объяснил?

Настроение мигом упало. Володя взглянул на часы. Маша оказалась права: филармония действительно откроется через час. Но Володя и правда не собирался туда звонить.

– Я пойду, – сказал он, отодвигая Машу от двери.

– Куда? – спохватилась она. – Поздно же… Ой, то есть рано.

– Домой.

– Зачем? Останься, я постелю тебе на диване. Выспишься – сам уедешь.

– Собаку надо покормить. Я забыл в спешке, – бросил Володя, выходя.

Глава 4

Симфония хаоса

Коньяк, распитый на двоих с Машей, нагонял сонливость, но не способствовал здоровому отдыху. Володя лег спать, как только вернулся домой, и провалился в липкую пьяную дрему, которая сменилась беспокойным похмельным сном. А среди ночи он проснулся от головной боли и дерущей сухости во рту. Пришлось выпить таблеток – смешать аспирин со снотворным. Помогло так себе. Володя вроде уснул, а вроде и нет: ему было холодно и жарко одновременно, он слышал тихий, осторожный стук каблучков о деревянный настил и плеск речной воды о борта лодки.

Его разбудил шум – стук капель о брезент, и Володя не сразу понял, что этот звук ему тоже приснился. Он сел на кровати, уронил тяжеленную голову на руки, минут пять тер лицо и пытался вернуться в реальность. До чего ненавистными были эти сны. Володю подводило собственное сознание: вот уже несколько последних ночей оно опутывало его паутиной безумия. И самое ужасное, что это безумие было слишком приятным, слишком желанным, чтобы захотеть с ним бороться.

На ощупь найдя на тумбочке очки и телефон, он набрал СМС Игорю: «Таблетки не помогают. Мне нужны другие. Сегодня».