Сокровище трёх атаманов - Сергей Алексеевич Чуйков

и указал Тобику:

— Смотри, что я говорил! Тут как тут. Наверняка сразу заметила тогда, что семечек в горшке нету. Ой, ругаться сейчас будет!

— Ага, если мы ей семечку дадим… А придётся одной пожертвовать!

На ходу рассказали Дарёнке всё дело. Ей тоже ворону жалко стало:

— Рыжик, ну откопай одну семечку! Смотри, какая она несчастная!

— Ага! Просто ты с этими старыми прохиндейками не общалась пока… Ладно, будь по-вашему! Хорошо, что семечки не взошли ещё!

И Рыжик побежал на край огорода, где он уже успел посадить волшебные тыквы. Дети подъехали к дому. Ворона жалобно, заискивающе смотрела на них.

— Сейчас! Только обещайте не скандалить, и на Рыжика не ругаться! Вот если бы он тогда эту семечку не стащил, век бы вам вороной оставаться, — Тобик решил на всякий случай сказать, что семечка одна.

Карловна энергично закивала клювом. На лавку подскочил Рыжик и выплюнул семечку. Ворона тут же её склевала, и через мгновение во дворе уже сидела старуха в обгорелых лохмотьях:

— Их в том горшке три было! Ворюги! Обманщики! Разбойники! Вот я вас выведу на чистую воду! Иж, банда!

Рыжик крутил хвостом в такт воплям Карловны:

— Ну, что я говорил! Это вам «спасибо», милые жалостливые дети!

— Бабушка, ну Вы же обещали не ругаться! А семечки эти Рыжик честно заработал у Вас, разве можно такой злой быть! — Дарёнка решила вступиться за друзей. Тем временем на шум из сарая выглянул Боцман. Старуха-ворона, однако, и не думала успокаиваться:

— А кто это у нас там, заступница-то выискалась? На краденом осле, в ворованой тележке кто тут разъезжает? Я всё про вас знаю! Докажу, не отвертитесь, — Карловна, распалясь, вскочила с лавки и пошла в атаку, — а тебя, очкастый, правильно из школы исключили, а тебя, рыжий, в живом уголке в клетке держать надо! Я пристрою, я… а-а-а…

Тихонько подошедший Боцман развернулся и как следует лягнул скандальную старуху под зад. Неожиданно для себя она сделала цирковой кульбит и присела под забором. На шум из дома вышла баба Нюра:

— Это чего тут делается-то?

Принятые Боцманом меры оказались верными — Карловну как подменили:

— Добрая женщина, не найдётся ли у вас какой-нибудь одежды и куска хлеба для бедной, несчастной погорелицы! Злые люди дом родной сожгли, голодаю и скитаюсь, помогите, чем можете…

— Откуда ты тут взялась-то?

— Прилетела, — за Карловну ответил Тобик, — она иногда вороной бывает.

— Сейчас дам тебе одёжу и хлеба, и ступай отсюда, ребятишки у мене, а ты тут скандалишь.

— Я не буду, я молча, тихонько в уголку посижу, пустите меня в дом переночевать, пожалуйста, люди добрые, куда ж я пойду… — и Карловна заплакала.

Дарёнке стало жаль старуху:

— Пусти её, бабушка, ей ведь в самом деле некуда идти!

— Вообще-то у неё квартира в городе, моими стараниями! А что они с крысой пожгли друг друга, так сами виноваты! — уточнил Рыжик.

— Это Крисовна первая начала! Она не хотела, чтобы у меня тоже тыквы росли! Она меня первая подожгла! Я же ненадолго совсем! Ну пожалуйста!

— Ладно, заходи пока! — тихо сказала баба Нюра. Наконец-то все зашли в дом.

Через полчаса, наряженная в одежду бабы Нюры, Карловна вместе со всеми обедала. За обедом Дарёнка спросила:

— Карина Карловна, вы ведь немножко… ворона, а вы не знаете, случайно, что-нибудь про Вещего Ворона, сказки это, или был такой на самом деле?

— Ха, был! Чего это ему сделается, он ещё и вас всех переживёт. Он мне в двенадцатом колене троюродный дедушка! Такие, как он, по тысяче лет живут: колдуют помаленьку, да падалью питаются.

— А где же он сейчас обитает? — поинтересовался Тобик.

— Он как стареть начал, в Туманный лес улетел, там теперь и живёт! Хитрый, старый чёрт, знал где поселиться, пожива-то сама в клюв идёт!

— Как это?

— А вот так, сходи, узнаешь! — и ворона громко захохотала, а потом умолкла. Сколько ни пытались друзья её разговорить, не вышло.

До вечера сидела она спокойно, как и обещала. А как только начало темнеть, тихонько вышла из дома и направилась в огород. Рыжик, ждавший какого-нибудь подвоха, шмыгнул следом и увидел, что направилась она прямиком в дальний конец огорода и начала неистово копаться к земле. Рыжик вернулся в дом и сообщил:

— Карловна там в огороде грядки ворошит, сейчас перевернёт всё!

Вышла баба Нюра:

— Эй-а, вот, значить, как! Тебе приютили, накормили, а ты огород громить пошла! Ты зачем картошку с тыквами у мене подёргала! У тебе совесть есть? А ну, пошла отсюда, когда такое дело!

— Три! Семечки три было! Всё равно найду!

— Нету их там! — закричал Рыжик. — Я в лесу их давно перепрятал! Не порть огород! Выпускаю осла!

Услышав это Карловна удалилась в ночь. Баба Нюра вернулась в дом:

— Эх, вот ведь не хотела пускать! Так-то ребятишки, иной раз и жалость до добра не доводить… Теперь картошку подсаживать, успеет вырасти, ай нет… Прямо как в энтой сказке про мыша…

— Расскажи, бабушка! А то Тобик ещё ни одной твоей сказки не слышал! — Видно было, что Дарёнка очень любит слушать бабушкины сказки.

— Ладно, садитесь, слухайте.

Тобик, Дарёнка и Рыжик расселись вокруг стола. В окошке совсем стемнело. На землю спустилась летняя ночная прохлада и тишина. Баба Нюра разожгла немножко печку и поставила чайник. Мягкий красноватый свет чуть озарил избу. Стало уютно и спокойно. Слышно было, как потрескивают угли в печи, а в окне, с той стороны, толкается ночная бабочка.

— Жили-были в одном селе старик со старухой. Дом у них был крепкий, просторный и тёплый, и были они люди добрые, меж собой жили дружно.

Залезла как-то раз к ним в дом мышка. Сидит тихонько в уголку, корочку грызёт. Тут бабка её увидала, да и говорит: «Ой, смотри, дед, какая мышка, малюсенькая, глазки чёрненькие, как бусинки, шубка серенькая, лапки розовенькие! Давай её не тронем, пусть живет!» И дед тоже умилился: «Пущай», — говорит. Так и повадилась мышь лазить к ним в дом: прибежит, наестся, напьётся, сидит и телевизер смотрит. Распоролась, стала жирная, как свинья. А добрые старики всё умиляются. Тяжело стало мыши каждый раз взад-вперёд бегать, она и совсем у деда с бабой поселилась. Вот раз и говорит бабе: «Совести у тебя нет, старая! Ходишь в новом пальто, а я, молодая, красивая, дома сижу, вы меня не наряжаете, мне на людях показаться не в чем». И отжала у бабки пальто. А другой раз говорит деду: «Бессовестный ты старик, эгоист нахальный! Ходишь в новых валенках, а я по снегу босиком,