Женщина-рыцарь. Самые необычные истории Средневековья - Брезгам Галинакс

без них нашлись сильные предводители: герцоги и графы из разных областей христианского мира выступили со своими армиями, а от дворян, желающих присоединиться к походу, не было отбоя.

Я и мои друзья хотели попасть в отряд графа Гуго, брата нашего короля, но у него был переизбыток молодых дворян, и для нас не нашлось достойного места. Однако граф Гуго милостиво позволил нам идти вместе с его воинами до Константинополя и далее до Азии, где мы должны были присоединиться к графу Танкреду из Италии, объявившему через своих людей, что он нуждается в хороших оруженосцах. Замечу, что оруженосцев у него набралось немало, всех возрастов, – от отроков до почти стариков, – в иное время это было бы невозможно.

Мы выступили в конце лета, из лагеря, расположенного за городом, и надо было видеть эту величественную и красочную картину! Ранним утром, на огромном поле стояли стройные ряды конницы и пехоты; парадные доспехи рыцарей блистали в лучах восходящего солнца, от разноцветных вымпелов, флагов и гербов рябило в глазах; породистые разномастные кони, покрытые вышитыми попонами, горячились и кусали серебряные удила; пешие воины в нетерпении переминались с ноги на ногу и звенели щитами и копьями, а толпы празднично одетого народа приветствовали войско бурными радостными криками.

Наконец, был дан сигнал к выступлению, и наша армия медленно двинулась по дороге; в этот момент в накрывшем солнце облаке показался просвет в виде креста, а под ним отчетливо виднелся опрокинутый полумесяц. Тут вся огромная масса людей выдохнула, как одно живое существо, а потом неистово взревела: «Божий знак!», – возликовала и вознесла Господу благодарственную молитву.

– Будьте любезны, мессир, не торопитесь, – попросил монах, стремительно строчивший пером по пергаменту. – Я не успеваю записывать, а это надо обязательно записать.

– Пожалуйста, пожалуйста, святой отец, – замахал руками Робер. – Я вас совсем загнал; вы уж извините меня, но я разволновался от своих воспоминаний. Записывайте, я подожду, – куда нам спешить…

* * *

– Прошу вас, продолжайте, – вскоре произнес монах.

– Можно только позавидовать вашей выносливости, – сказал Робер. – Сколько часов вы уже пишете, а готовы писать и дальше. Ваш дух, действительно, превозмогает вашу плоть.

– Когда нужно, я могу работать несколько дней и ночей подряд и чувствую себя бодро, – ответил Фредегариус и смутился: – Господи, прости меня за гордыню! Грешен я, грешен…

– Эх, святой отец, мне бы ваши грехи! – воскликнул Робер. – Я совершил много зла, сам не желая этого; всей душой, всем сердцем, разумом своим я всегда стремился к добру и к Богу, но мои поступки часто вели меня к дьяволу, во тьму кромешную. Я ужасался, каялся – и грешил опять; видимо, я просто слабый человек, не способный совладать со своими страстями.

– Господь не отставит вас, если вы предадите Ему всего себя, – заметил монах. – Слабости человека возникают от недостатка веры, – кто крепко верит, тот силён.

– Ваша правда, – кивнул Робер. – Мне не хватало веры, меня одолевали сомнения, и я грешил. Бог высоко вознёс меня: Он дал мне выбор, предоставил мне самому строить свою жизнь, но как мне хотелось иногда, чтобы Он вёл меня, давая знать об этом. Ах, если бы мне были какие-нибудь видения от Бога, – жалел и продолжаю жалеть, что их не было!

– Но вы только что рассказали о таком видении, – возразил Фредегариус.

– При нашем выступлении в поход? – переспросил Робер. – Ну, оно было не для одного меня, а для всех. Впрочем, вы и здесь правы: для всех – значит, и для меня.

Хорошо, вернёмся к моему рассказу… Я не буду говорить о том, как мы достигли Константинополя, мы дошли туда без особых приключений. На византийских землях я впервые увидел, что такое православие. По вашему мнению, святой отец, что это?

– Ересь и раскол в доме христианском, – коротко ответил монах.

– Да, да, да! – подхватил Робер. – Православные издеваются над религией Христа. Как можно было выбросить из Символа веры слова об исхождении Святого Духа от Бога-Сына, оставив только Бога-Отца! Так принизить нашего Спасителя могли лишь еретики! Они же еще изгаляются над Девой Марией, уверяют, что она была не свободной от первородного греха до того, как Иисус принес свою искупительную жертву на кресте. Выходит, что Христос был рожден, вскормлен и воспитан грешницей? Какой надо иметь извращенный ум, чтобы додуматься до этого!.. А учение о несотворённой благодати? Если она несотворенная, то существовала всегда, как и Бог? Но разве не Бог сотворил всё сущее, в том числе и благодать?

А крещение с полным погружением в воду, когда достаточно обливания или кропления? А употребление квасного хлеба на литургии, что прямо противоречит Священному Писанию? А причащение младенцев – это разве не насмешка над тем, что говорил Христос, который призывал к осознанию этого таинства? Может ли младенец осознавать, что такое причащение?.. Много у них и других отступлений от веры и искажений её. Понятно, что опасаясь наказания за свою ересь, они не признают власти святейшего папы и дерзко выступают против него.

– Вы, я вижу, неплохо разбираетесь в теологии, – заметил монах.

– Недаром же я обучался при монастыре, а после долгие годы защищал нашу веру, – сказал Робер. – Но будем, всё же, снисходительны к нашим заблудшим братьям во Христе, – они, ведь, тоже по-своему любят Бога, – и кое-что в их обрядах мне, признаться, понравилось. Скажем, у православных очень красивое песнопение во время службы – торжественное, величественное и трогательное. Также я бы отметил их поистине детскую наивность в вопросах веры: они не мудрствуют и не ищут для неё глубокого обоснования, но верят именно как дети, просто и бесхитростно. Нам остается лишь молиться, чтобы Господь не оставил их и не дал им погибнуть…

Однако большего всего меня поразило в Константинополе даже не православие, а характер правления и жизнь народа. Император обладает там громадной властью: его почитают, как Бога, и беспрекословно слушаются – все, от высших сановников до бедноты, – а он вправе распоряжаться их жизнями, подобно какому-нибудь Навуходоносору. В подчинении императору греки видят высшее счастье; что такое свобода, они не знают, и мне кажется, если бы они получили её, то наделали бы больших бед, не умея распорядиться свой свободой. Рыцарства у них нет совсем, отсюда нет понятия о чести и благородстве; обман и воровство у них так распространены, что считаются сами обычными вещами.

Получается замкнутый круг: для управления этим народом нужна жёсткая власть, однако она же порождает в нём те пороки, о которых я говорил. Чем жёстче власть – тем больше пороков, и чем больше пороков –