Орда встречного ветра - Дамазио Ален

705

туда же. Курам на смех. Детвора! Слушайте сюда, забейте себе это в свои коробки с тремя извилинами. Вам нас никогда не обойти. Потому что у вас нет и никогда не будет настоящего Трассера. Не будет никакого десятого Голгота. Не дождетесь вы от меня детей, понятно? Потому что я не позволю, чтоб эта кучка палачей, как только мальцу стукнет пять, закинула его на корабль и отгрузила (как кусок мяса) в Аберлаас. Я не хочу, чтоб его пинали, колотили, дубасили, пока все слезы не выплачет, пока не добьют до состояния, когда уже не можешь ни плакать, ни звать на помощь, когда остается только впиться шипами в стены. Когда стервенеет кровь. Когда стоишь в Дырявом Зале, а перед тобой мелькают лопасти больше тебя в четыре раза, а с потолка на голову швыряют кварц, специально, чтоб до тебя «быстрее дошло». А вокруг самоубийства сплошняком, целыми сериями, или убийства, о которых не можешь не догадываться. Которые видишь. Которые вынужден принять. Ну что, охота попытать счастья, а? Вы уже в курсе? Фигня дело! Еще одна деталька, совсем мелочь, — реки липкого навоза под ногами, чтоб приятнее жилось. Не будет никаких Орд после нас! Все, можете расходиться по домам! Мы последние! Орда, после которой точка. Предел, финиш. Мы та, на которую вы все молились испокон веков на этой чертовой земле, вы, жалкие застеночники, только и умеете, что захламлять нам линию Контра своими халупами, потому что, видите ли, здесь меньше дует, чем на обледенелых берегах. 34-я, набейте себе на лбу. Что, не ожидали? Ничего, привыкнете. Я кто такой? А ну, повтори! Голгот, говорят тебе, девятый, именно… Смотри-ка, лучше заходит, если хорошенько вколотить…

— Так, а теперь попробуйте по памяти. Запишите вчерашний ярветер, первый вал! У вас тридцать секунд!

704

) Но они меня даже не слушали. Переглядывались себе, толкались локтями, повторяли друг за дружкой, веселились точь-в-точь как дети. Кориолис зарывалась в песок, перекатывалась из стороны в сторону. Темные, волнистые пряди то скрывали, то обнажали ее губы. Она снова и снова заливалась смехом. Обворожительно. Но старалась держаться с достоинством:

— А я-то думала, что быть скрибом это дело суровое!

— Это и есть суровое дело, если рядом не околачивается этот полоумный трубадуришка! Возьми линейку времени, Карак! Ты ставишь пробелы где ни попадя.

— Не сбивай меня, я считаю! А хроны ты как изображаешь?

— Никак я их не изображаю.

— Но это же формы ветра!

— Нет.

— Да!

— И чем ты это докажешь?

— Они выходят из воронок, Сов, это же очевидно! Это все знают!

— Ну, может, ты и знаешь, а я нет! Хроны — это сопутствующее явление при появлении воронок, не спорю, но с научной точки зрения ничто не доказывает подобного происхождения.

— Я не могу транспонировать ярветер без хронов!

Он снова хохотал, ставил кляксы на своем листе, размазывал их, пачкал лицо Кориолис, она злилась. Для вида.

— Хватит разводить балаган, Карак! Давай серьезнее, если хочешь стать скрибом во второй позиции, и ты тоже, Кориолис, если хочешь быть в третьей. Это вам не шутки. Если я умру, ведение контржурнала перейдет Караколю, вы это хорошо понимаете?

— Ты не умрешь!

703

— Да? И почему же?

— Потому что ты герой журнала!

≈ Сов весь подрагивал, как стебелек на ветру. Бедняга! Он такой милый, такой добрый ко всем. Всегда выслушает, пожалеет, защитит, если Голгот разбушуется, всегда готов помочь Свезьесту, подбодрить всех нас. Они вчера с Пьетро были на высоте. Я их очень уважаю. Сов, конечно, не красавец, слишком худощавый, суховатый, но в нем есть что-то трогательное, что-то очень настоящее. И еще он очень умный, но это скорее пугает.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Герой — это сама Орда, ученичок! Контржурнал повествует нашу общую историю.

— Она повествует историю того, кто ее пишет. Твой грядущий путь. В этом ее единственная ценность, писака!

— А я думала, что нашим героем будет Караколь…

— Наш герой — ветер, принцесса, это ради него мы учимся писать. Только ради него.

— Но к чему все это? У каждого ветра свои выкрутасы, невозможно все зашифровать! Можно целыми днями заниматься этим бумагомарательством, рисовать точки, запятые, апострофы, кто больше, тот и молодец, и что с того? Мы станем счастливее?

— Сейчас ты его раздраконишь, нашего бумагокропателя.

) Я, конечно, не злился, но вот только что ей ответить? Что потребовалось восемь веков и тридцать три Орды, чтобы скриб за скрибом, благодаря (в первую очередь!) деревенским эрудитам, человечество начало осознавать, что ветер обладает глубинной структурой? Что это не чистый хаос в движении, не высвистанная наугад разноголосица, не полнейшая бестолковщина? Что существует невероят-

702

но сложная, вполне возможно и вовсе не имеющая границ аэроритмика, которая выстраивается вокруг девяти форм ветра, и что по итогам бесконечных дебатов только шесть из них были признаны архитектурными и различимыми? Что теперь оставалось найти еще три, и многие считают, что только Орда способна встретить их на своем пути? Объяснить ей, что вокруг этих канонических тем, подразделенных в свою очередь на мажорные и минорные, развертывались сотни орнаментаций, тончайших вариаций, каденций и периодов, темпов и размеров, исполняемых ad libitum? Что не проходило и ночи без того, чтобы какой-нибудь ветровед на этой земле не открывал нового мотива, не принимался бы заново исследовать уже давно установленные связи между залпами и турбулами, не выявлял бы систолярного упорядочивания шквалов на 17, 29, 40 долей, которого никто ранее не уловил? Что, одним словом, в плане необъятности возможностей ветер был столь же богат, как и музыка или литература, с той разницей, что нам до сих пор не известен композитор — полупрозрачный грубый гений, сочинявший симфонии почти за гранью нам доступного, бросавший нас в недоумении под ливнем этого диктанта, с нашим набором из жалких двадцати значков, одним-единственным пробелом для меры времени и разжиженными мозгами на прицепе, в телеге из костей, нас, способных в лучшем случае на несколько сомнительных соединений, на некое подобие местной алгебры соотношений да на растительную интуицию несчастной горстки структурных взаимосвязей, которые лучшим из нас удавалось почерпнуть из математики или теории деревьев?

— Сколько тебе, Кориолис?

— Двадцать пять.

— Кажешься моложе.

701

— Физически?

— Физически тебе через полгода будет тридцать. Ветер любит женщин. Помогает им созреть побыстрее. Кроме воздухосеятельного дела что ты еще знаешь?

— Я же говорил, что он на тебя разозлится!

— В смысле — что еще?

— Чему тебя учили в твоем селе, о ветре например?

— Много чему… Как ставить по две сети для лучшей фильтрации. Как узнать, что ветер несет хороший урожай… Ну, такого плана вещи.

— Ты знала, что существует девять форм ветра?

— Знала, конечно.

— Ты знаешь, куда мы идем?