В свободном полете - Дженнифер ван дер Куаст

А во-вторых, как я уже упоминала, Барб крошечная, миниатюрная женщина. Я же, конечно, не амазонка, но во мне, несомненно, больше восьмидесяти фунтов, да и рост мой превышает пять футов. Примерить ее пиджак — смешная затея, и меня бесит, что Барб осенила подобная мысль. Ее пиджак мне не удастся даже натянуть на плечи.

— Э-э… о'кей. — Барб неохотно надевает пиджак. — Может, если вы чуть ниже опустите блузку…

Борясь со слезами, натягиваю нижний край блузки, скрывая соблазнительную полоску живота.

Я ничуть не удивилась, что Владимир окинул меня критическим взором. Несомненно, беседа пройдет весьма болезненно. Схватив свою рабочую папку, он бросил мне первый оскорбительный вопрос:

— У вас есть достоинства?

Поверьте, я не готова к такому варианту допроса. Все мои прошлые собеседования проходили довольно неформально, просто как разговор. Убеждена: во мне есть нечто большее, чем набор достоинств, слабостей или сомнительных познаний. Может, он хочет, чтобы я немного рассказала о себе?

Поскольку готового ответа у меня нет, перехожу к обычному плану, то есть к наступлению. Бессвязно бормочу, пытаясь ублажить Владимира интеллектуальным анекдотом. Надеюсь, что это и будет ответом на его вопрос. На самом деле я хочу выиграть время. Рассказываю ему об Энди Эдгаре, лидере киноандеграунда, который искал способ распространения информации, чтобы вызвать интерес к своему новому экспериментальному художественному фильму.

— Слушайте, это было что-то! — восклицаю я. — Да, он был грандиозен. Но знаете что? Очаровательный и забавный, Энди носился с фантастической идеей, но — увы! Парень не мог сосредоточиться даже ради спасения собственной жизни. Придать проекту определенную форму — вот что стало проблемой. У вас есть невероятный парень и невероятный проект. Но нет никого, способного заставить все это работать, понимаете? Так что, естественно, проект рухнул на мои плечи, и мне пришлось пробивать его. В конце концов, после множества ухищрений мне удалось превратить все это во вполне пристойное рабочее предложение. Выражение лица Владимира оставалось бесстрастным. Либо он не понимает меня, либо понимает слишком хорошо. Просто я не нравлюсь ему.

— Я пытаюсь сказать, что стремлюсь использовать все возможности.

Владимир кивает, пишет у себя на листочке: «использовать возможности» и вновь смотрит на меня.

— У вас есть слабости?

Я смеюсь:

— Признаться, я не хватаю все на лету.

Не обращая внимания на мое остроумие, Владимир помечает у себя: «не хватает все на лету».

После этого наше собеседование, слава Богу, прерывается. Владимира вызывают на совещание, а мне предлагают пройти к выходу. Все бы ничего, если бы я помнила дорогу сюда. Для начала — я плохо ориентируюсь. А в офисе без окон нельзя даже полагаться на солнечный свет, чтобы отличить восток от запада.

Бреду по лабиринту кубиков, поспешно проскальзывая мимо секретарш, которые злобно косятся на полоску моей бесстыдно обнаженной кожи. Вот бы найти вестибюль! Но вместо этого я натыкаюсь на один кабинет за другим. Вероятно, я уже сделала несколько кругов.

Инстинкт побуждает меня повернуть налево, поэтому я иду направо. И наконец, вижу массивную дубовую дверь, которую так долго искала. С остервенением толкаю ее, стремясь вырваться из душного офиса.

И оказываюсь в зале совещании.

Разгневанные лица оборачиваются ко мне. С торца длинного стола сурово поднимается Владимир. Воинственно указывает на меня пальцем:

— Повернитесь! Идите в конец зала.

Поворачиваюсь. Иду в конец зала.

Возвращаясь домой, захожу в банк. Хочу пережить захватывающие минуты, проверяя свой банковский баланс. Прикидываю, не снять ли со счета все сорок долларов. Эта абсурдная идея вызывает у меня смех, и я снимаю двадцать. Тоже неплохо. Банкомат выплевывает мой чек и сообщает, что на текущем счете осталось девятнадцать долларов.

Хорошая новость состоит в том, что сегодня четверг и днем должно поступить пособие по безработице. Смотрю на часы. 12.30. У меня полно времени, чтобы перехватить почтальона по дороге. Потом я вернусь и обналичу чек.

Комкаю квитанцию и выбрасываю в корзину уже на выходе. Охранница, грузная темнокожая тетка, улыбнувшись, открывает мне двери.

— Пока-пока, малышка, — подмигивает она.

О'кей, полагаю, плохая новость заключается в том, что обналичивать чек придется в другом отделении банка. Если уж охрана узнает меня в лицо, неловко будет возвращаться сюда. И без того неудобно толкаться в дальнем углу у стойки, как какой-нибудь хулиган-подросток, пытаясь прикрыть локтем чек со штампом в верхнем углу «Нью-Йоркский департамент занятости». Неужели государству так трудно принять закон о прямом перечислении денег, чтобы сделать мою жизнь чуть менее унизительной?

Прохожу несколько кварталов и задерживаюсь на углу, чтобы купить кофе у уличного торговца. Новую двадцатку менять не хочется, выуживаю из сумки мелочь и наскребаю семьдесят пять центов. Продавец смотрит на меня, вздыхает и, склонившись над прилавком, пересчитывает монеты.

— Пять, десять, пятнадцать…

В 12.45 устраиваюсь на лавочке напротив своего дома в ожидании почтальона. Но едва я уселась поудобнее, как зазвонил телефон. Ну конечно!

— Сара?

— Привет, Грейси.

— Привет, куколка. Сделай одолжение, напомни, где ты теперь живешь?

— Хм, на Шестьдесят восьмой.

— Это запад, да?

— Да.

— Отлично. Кажется, я тут по соседству. Не встретишься ли со мной примерно через полчаса у входа в мой спортзал? У меня с собой книжка, которую я хотела бы передать тебе.

— О, конечно. А где твой спортзал?

— Куколка, ты прекрасно знаешь, где он. «Равноденствие», на Бродвее. Угол Бродвея и… Девяносто второй, кажется?

Девяносто второй? Каким образом это может быть по соседству со мной?

— О'кей, Грейси. Скоро буду.

— Пока, куколка!

Нехотя поднимаюсь и начинаю долгий путь в двадцать четыре квартала к северу.

Принцесса стоит на улице, прихлебывая из двухдолларовой бутылочки природную минеральную воду. Глаза ее защищены от слабого солнечного света очками от Армани. Судя по виду Грейси, она собралась вовсе не в спортзал. Скорее, она выглядит так, словно принарядилась для вечеринки, посвященной теме спорта. Ладно бы она просто надела велюровый спортивный костюм — курточку на молнии и соответствующие штаны. У нее и повязка на голове была в тон. И новые спортивные туфли того же оттенка, что и голубая полоска сбоку на штанах. Если вы думаете, что Грейси сняла свои бриллиантовые сережки или свои часики от Картье, то жестоко ошибаетесь.