Пламенный цветок (СИ) - Ризман Мира Keganis

Богатое воображение Торины живо рисовало фантастические и пугающие картинки. Особенно впечатлил её грозный лик Ёно. Она никогда бы не подумала, что призрачный голубоватый свет Онио мог показаться настолько жестоким и страшным в глазах древних жителей южного континента! Время первой луны на Линке считалось прекрасно подходящим для романтических свиданий и таинственных встреч.

— Чаще всего на небосклоне, как и сейчас, можно было увидеть лишь две луны, — продолжал Филипп. — Дневной Янгос встречался с Ёно на закате и с Ерой на рассвете, но однажды красный лик задержался на всю ночь, и произошло слияние. Свет разных лун смешался и пролился на гладь большого озера, наделив его воды невероятной силой. Все, кому доводилось испить из него, получали способность менять свой облик. Но странная магия действовала на всех по-разному. Одни с легкостью подчиняли себе звериные сущности и развлекались частыми сменами облика, другие же надолго застревали в теле животного и только свет лун помогал им вернуть себе человеческий облик. Это отличие породило разделение на волшебников-метаморфов и оборотней. Зависть и злость последних привела к тому, что озверевшие оборотни начали нападать на более успешных собратьев. Ожесточённые стычки едва не переросли в кровавую безумную бойню, если бы один из талантливейших волшебников по имени Гайю не решился отыскать Трёхликое божество и сойтись с ним в великой битве. Легенды твердят, что он сражался с ним несколько дней и ночей, в ходе которых земля ходила ходуном, а небо сверкало от молний. Отчего полуостров, где находилось озеро, оторвался от южных земель, став полноценным островом. Воды опасного источника ушли под землю, а на их месте Гайю воздвиг Храм, в который и заточил коварного Ю и все его лики. После этой оглушительной победы оборотни смогли контролировать своё обличие, за исключением одной единственной ночи — полнолуния алого Янгоса. То была единственная уступка Трёхликому.

Время волшебников давно ушло, и Торине оставалось только недоумевать, как какому-то смертному удалось победить бога, да ещё и заставить его выполнять свои требования. Она даже вздрогнула от крамольной мысли, что кто-то мог захотеть расквитаться с милым и прекрасным Виром. Ведь случалось же такое, когда у кого-то погибал урожай, или от хвори помирала скотина, или же, как у её матери, так и не смог родиться сын, значит ли это, что во всём повинен только цветочный бог? Вир дал им плодородные поля, богатые дичью леса, и наполненные рыбой реки и море, но, чтобы вырастить урожай или поймать зверя всё же нужно приложить усилия, а не ждать от божества, чтобы он сделал всю работу. Когда-то Трёхликий выдал южанам возможность использовать магию оборота, и как он мог быть виноват в том, что жадные люди не смогли справиться с ним?

— Мне нравится ход ваших мыслей, Ваше Высочество, — вдруг заметил Филипп. — Думаю, Трёхликий бог оценит ваше заступничество…

— Я… говорила вслух? — ужаснулась Торина, нервно озираясь по сторонам, но почти мгновенно наткнулась на пронизывающий взгляд наги. Сэйлини буквально прожигала её своими зеленовато-серыми, почти бесцветными глазами. Торина невольно вздрогнула от чудовищной догадки. Уж не пыталась ли эта змея загипнотизировать её?

— Не совсем так, — поправил Филипп. — Сэйлини Ренисе удалось передать ваши мысли мне, что можно считать успехом для всех нас в предстоящем деле. Как вы понимаете, я не забавы ради сейчас рассказывал вам о Трёхликом божестве. Этот корабль плывёт к Потерянному острову, что за Проклятыми землями, на котором и находится тот самый Храм. Если вы хотите спасти ваше королевство и отца, — Голос Данье стал очень серьёзным: — вам придётся встретиться с Трёхликим…

Глаза Торины расширились от ужаса, а по спине волной прокатился озноб. Она же не легендарная волшебница, разве ей есть, что противопоставить неведомому божеству⁈ А ещё эта жуткая нага! Торина покосилась на неприметную сэйлини, и её бросило в дрожь от немигающего взгляда. Почти прозрачные серо-зеленоватые глаза пронзали насквозь, и, казалось, видели саму душу! Самое же страшное заключалось в том, что Торина оказалась полностью беззащитна перед этим вмешательством. Попав под неведомые чары, она даже не смогла закрыть глаза, чтобы прервать пугающий её контакт.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— По преданиям в Храм может войти только тот, кто чист душой и телом, — тем временем невозмутимо продолжал Филипп. — И потому ваша кандидатура видится для того идеальной, но, будем честны, ваш робкий характер и природная боязливость может помешать вам преодолеть те испытания, что таятся в обители Трёхликого. В Храме спрятано множество ловушек, волшебных иллюзий и миражей, так же есть опасения, что коварное божество начнёт искушать вас и более изощрёнными способами. И для этого вам понадобится изрядная доля мужества, отчаянная храбрость и… даже немного змеиной хитрости!

Каждое новое слово было сродни вбиваемому в гроб гвоздю. Торине было совершенно очевидно, что ей никогда не справиться с такими трудностями! Полукровка в тот момент казался ей безумный фанатиком, решившим заманить её на верную смерть. Но, доведённая до невообразимой паники, она уже не могла выжать из себя и звука. Её мысли метались, словно в бреду, рождая всё более чудовищные картины. Она уже и не слышала новых объяснений полукровки, полностью погрузившись в собственные пугающие фантазии. То ей виделось, будто разочарованный её полным бессилием полукровка, бесстрастно сбрасывает Торину за борт, и серые, словно холодная сталь, воды Серебристого моря тянут её бренное тело к песчаному дну. То так и продолжающая впиваться в неё, будто клещ, взглядом нага с жуткой улыбкой на лице начинала отдавать несуразные приказы, противиться которым не представлялось возможным. И Торина, как марионетка, послушно дёргала руками и ногами.

— Вы её совсем запугали! — В отдалении прозвучал тихий обеспокоенный голос. — Лучше вы бы всё объяснили мне одной, а я бы нашла способ донести всё, что нужно до принцессы!

— Я думал, это придаст ей решимости! — Судя по встревоженному тону, второй говорящий пребывал в полной растерянности. — Да и агни Аулус велел ничего не скрывать!

Торина с трудом выплыла из чудовищных видений и осоловело уставилась на подскочившую к ней девушку, запоздало узнав в ней нагу.

— Ваше Высочество? — Сэйлини плюхнулась перед ней на колени и, словно малютка Кэрина, обхватила её за дрожащие ноги. — Принцесса! Я не собираюсь вами управлять! А посол Данье никогда, слышите? Никогда не допустит, чтобы вашей жизни угрожала какая-то опасность!

Слова наги долетали до взбаламученного сознания Торины с некоторой задержкой, и ей ещё некоторое время приходилось вникать в их смысл, но одно она могла сказать точно. Голос у сэйлини оказался вовсе не бесцветным, а довольно приятным. Низковатый, с чарующими бархатистыми нотками. Он не только невольно ласкал слух, но и располагал к себе. То же чувство вызывали и успокаивающие прикосновения наги. От её узких ладоней исходило приятное тепло.

— Мы лишь желали помочь вам! — продолжала повторять сэйлини. — Я вовсе не хотела вторгаться в ваше сознание, но иначе бы вы никогда не осмелились сбежать из дворца!

— Эт-т-т-то… это т-т-тоже были в-в-вы? — заикаясь, проговорила Торина. В мозгу медленно начала складываться истинная картина происходящего. Тот жуткий, дикий страх, затмивший сознание…

— Простите! — виновато взмолилась сэйлини. — Но… отдавать вас этим собакам с Бэрлока мне кажется ещё большей жестокостью!

Торина не знала, что ответить. Она окончательно запуталась и совершенно не понимала, что ей теперь делать. Они уже отплыли из любимой Линкарии, и едва ли этот подозрительный корабль повернёт обратно, чтобы вернуть её во дворец. Но, даже если и так, как она сможет объяснить своё утреннее исчезновение? Да и для чего тогда вообще было всё это? Ей предложили шанс спасти королевство и короля, а она… Она, получается, его отвергла лишь потому, что страх сделать что-то сложное, пугающее и ответственное оказался сильнее, чем боязнь за жизнь отца! Как после этого Торина смеет называть себя любящей дочерью? Мысленно ругая себя за столь постыдное бесчестие, она не смогла сдержать рвущихся наружу слёз. Торина ощущала себя жалкой и эгоистичной трусихой, и безостановочно корила себя за это, и была в том совершенно безутешна. Поток льющихся слёз уже не могли остановить ни заботливые и ласковые слова сэйлини, ни ароматный отвар успокаивающих трав, принесённый смущённым и встревоженным Данье.