Три года революции и гражданской войны на Кубани - Даниил Скобцов

Но вопрос заключался не только в легализации. Дошедшие известия из центра о петроградском и московском опыте утверждения новой власти посредством пушек и пулеметов никаких иллюзий уже не оставляли. Нужно было, следовательно, и самим думать об организации неизбежной борьбы.

И вот в стремлении добыть себе легальный титул, получить определенный мандат на борьбу, Краевое правительство, почти непосредственно за своим образованием, решило вновь созвать Краевую раду, лишь месяц тому назад распущенную.

Размер бедствия, которое накатилось на край, был теперь уже стихийного значения. Лавиной шел поток демобилизующихся воинов Кавказского фронта, забивал железнодорожные станции и расползался по селам, городам и станицам. Среди даже своих иногородних казачье начало становилось враждебным, а жажда реванша со стороны горячих голов группы «иногородних» толкала их искать поддержки вне казачьих антибольшевистских сил. Именно в этот момент вышло от какой-то части иногородних обращение к 39-й дивизии Кавказского фронта с просьбой поддержать на Кубани иногородних против казаков.

Для организации так называемых казачьих заслонов, о которых гак много кричали все лето и осень, ничего не было сделано правительством Макаренко.

Казачьи части, начавшие приходить последними с демобилизующегося фронта, отказывались организовать эти заслоны. Делала свое дело всеобщая усталость от войны. Кроме того фронтовики заявляли:

– На фронте мы с солдатами делились последним сухарем, – как же теперь мы будем с ними воевать?

Это был суровый приговор нашим ура-казакам, но их участь теперь должно было разделить все казачество.

Казаки-фронтовики усвоили себе такую практику. С фронта они приходили своими частями и с оружием. В Екатеринодаре в Войсковом штабе производили полный расчет за недополученное содержание по различным частям военного обихода и затем с индивидуальным оружием рассыпались по станицам и хуторам. А там через какой-то промежуток времени организованно-вооруженные большевистские группы, под угрозой расстрела, заставляли их сдавать и индивидуальное оружие.

Председатель Л. Л. Быч скоро, видимо, понял, какую большую ошибку сделали его предшественники, так неосторожно обращавшиеся с принципом внутреннего гражданского мира в крае. Сам Быч уже принял в свое правительство неказака Ф. С. Леонтовича, бывшего городского голову г. Новороссийска. Быч попробовал привлечь еще одного иногороднего в правительство – доктора Долгополова, – но этот, поставив свое согласие войти в правительство в зависимость от согласия на это своих однопартийцев эсеров, потом отклонит предложение. Попытка бесшумно перелицеваться частично в общий казаче-иногородний цвет не удалась. Значит, нужно особо договариваться.

Законодательная рада избрала для переговоров с иногородними комиссию, в которую были посланы: К. Л. Бардиж, Д. А. Филимонов (однофамилец атамана) и я, от горцев – Султан-Шахим-Гирей.

В Екатеринодаре как раз в это время происходил съезд иногородних, созванный для установления отношений иногородних к октябрьским постановлениям Краевой рады. Уже приглашение на съезд сопровождалось упреками по адресу рады, что она, «несмотря на пожелание Войскового совета ввести на Кубани бессословное земство, даже не нашла нужным рассмотреть проект такого земства», а «самочинно провозгласила федерацию» с управлением на представительстве лишь коренного населения» и т. д. Бардижу и мне было поручено переговорить с деятелями съезда о желательности присылки уполномоченных от съезда в нашу комиссию. На съезде иногородних тогда уже фигурировала своя большевистская фракция, пока в небольшом числе, она будоражила съезд, но порождала зато желание у благоразумной части съезда поскорее изжить распрю с казаками. Поэтому наша с Бардижом миссия вполне удалась и от съезда были присланы в нашу комиссию Турутин, доктор И. П. Покровский и рабочий Морозов. Я был избран председателем комиссии, успеху ее дела много способствовал К. Л. Бардиж.

Комиссией были выработаны следующие основания соглашения:

I. Население Кубани, впредь до издания Всероссийским Учредительным собранием основных законов для Государства Российского, создает органы местного самоуправления и управления, как в пределах края, так и в пределах организующегося Юго-Востока России, – самостоятельно.

II. Безотлагательно создаются бессословные органы местного самоуправления на демократических началах, но с одногодним цензом оседлости для приобретения активного избирательного права.

III. До введения постоянного положения о самоуправлении состав станичной администрации и станичных сборов обновляется привлечением в них представителей от иногороднего населения на пропорциональных началах, но не больше половины общего состава.

Однако для большинства Законодательной рады однолетний ценз оседлости оказался неприемлемым, и она отказалась утвердить положения нашей комиссии.

Возражения против короткого ценза оседлости мотивировались в раде тем, что на Кубань в годы войны, – ввиду особо льготных условий мобилизации здесь неказачьего населения, – прибыло много полулегальных дезертиров, которые, будучи ничем не связанными с Краем, могут оказаться нежелательным бременем при организации краевого самоуправления. Большинство рады предлагало трехгодичный ценз оседлости, но иногородние его не приняли, и мы, казаки в комисии, попросили отложить окончательное решение о цензе до доклада нами этого вопроса Краевой раде, созываемой на начало декабря.

Глава XI

Краевая рада собралась. Обстановка на ней обнаружилась другая, чем была в октябрьско-ноябрьскую сессию. Обыкновенно на ней члены ее составляли семь фракций по числу семи отделов (административных единиц края) и плюс к ним восьмая – горская (национальная) фракция. А в этой же раде образовалась еще девятая фракция – энергичная, шумливая – фракция фронтовиков, руководящим ядром которых обнаружилась группа уполномоченных казачьих частей на один из прифронтовых съездов и принятая здесь на раде как представительница молодого фронтового казачества. В качестве лидера ее оказался молодой энергичный (таким он тогда казался) полковник Роговец.

Эти фронтовики определенно высказывались за установление добрых отношений с иногородними. Мотив тот же: на фронте с солдатами мы делились последним сухарем, – была их обычная реплика. Но они шли дальше: в их критике краевых учреждении слышались нотки из «Окопной правды». В возражение им их спрашивали:

– С какими солдатами вы делились сухарем – не с теми ли, что пошли за Лениным и Троцким?!

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});