Аллен Даллес - Георгий Иосифович Чернявский

Фостер открыл встречу вступительным словом, в котором твёрдо настаивал на продолжении операций в Германии, предупреждая, что утрата связей с партнёрами в этой крупнейшей европейской стране принесёт фирме огромные убытки и, главное, подорвёт её престиж в других заокеанских странах.

Основным оппонентом оказался младший брат. Ссылаясь на свои впечатления от недавнего посещения рейха, Аллен настаивал на том, что дальнейшее обслуживание германского делового мира стало невозможным. Он говорил: «Там теперь нет никакой возможности практиковать. Люди приходят к вам, чтобы попросить совета, как обойти закон, а не как относиться к закону с уважением. Когда такое происходит, вы перестаёте быть юристом»109.

Можно не сомневаться, что, произнося эти высокопарные слова, Аллен в значительной степени лукавил. В его юридической практике было немало случаев, когда он, находя всевозможные правовые и логические уловки, успешно помогал своим клиентам обойти существовавшее законодательство. В данном же случае речь шла о том, что обойти нацистское тоталитарное и в то же время демагогическое законодательство было крайне сложно. Суды выносили вердикты, угодные Гитлеру и его клике. Американским юристам становилось невероятно тяжело работать в Германии, не вступая в конфликты с её властями. В то же время продолжение работы в нацистской Германии безусловно осложняло положение фирмы «Салливан энд Кромвелл» на родине, население которой в подавляющем большинстве осуждало гитлеровский режим, причём на аналогичных позициях стояло высшее государственное руководство во главе с Рузвельтом. В образе мыслей, в ментальности Аллена Даллеса явно преобладали рассуждения, чувства, в какой-то степени инстинкты разведчика. Они подавляли внутренние контраргументы юриста и бизнесмена. Аллен всё более понимал, что в перспективе активные контакты с нацистской Германией окажутся вредными для его фирмы.

Старший брат не разделял этих соображений. Он оставался юристом, дельцом и потому мыслил с формальных позиций. При всех высокоморальных рассуждениях, к которым был склонен старший брат, он со значительно бо́льшим трудом и медленнее, чем Аллен, осознавал опасность гитлеровского режима для всего мира. Его приверженность германской культуре, германским строгим порядкам, не говоря уже об интересах бизнеса, ослепляла его при рассуждениях о сущности гитлеровского режима и всей ситуации в Германии после прихода нацистов к власти. Фостер рассматривал их как опору против коммунистической опасности в центре Европы, как щит в борьбе против проникновения большевизма в Западную Европу при помощи послушных Сталину коммунистических партий, а не как тоталитарную систему, для лидеров которой хороши были все средства, включая массовые убийства, геноцид евреев, территориальные захваты во имя создания в Европе и за её пределами Тысячелетнего рейха. Фостер считал Великобританию и Францию «статичными», а Германию «динамичным» государством. В своих книгах, в частности в работе об искусстве разведки, Аллен явно преувеличивал дальновидность и аналитические способности своего брата, идеализируя его, скорее всего искренне, под влиянием родственных чувств110.

Фостер не оставался в одиночестве. Однако некоторые авторитетные юристы на этот раз поддержали Аллена. Поддержка одного из них, Артура Дина, была особенно важной. Этот 37-летний адвокат считался близким другом Даллеса-старшего, с которым часто выступал вместе по одним и тем же делам, как правило, добиваясь успеха. Его фамилия часто появлялась в прессе в связи с громкими юридическими успехами по делам, ставками в которых были миллионы долларов. Дин являлся юридическим советником президентов Гувера и Рузвельта. Теперь же Дин явно поддержал Даллеса-младшего, заявив: «Мне кажется, что лучше всего было бы, чтобы мы больше не представляли никого из германских клиентов». Когда вопрос был поставлен на голосование, оказалось, что все члены правления фирмы, кроме Джона Фостера, высказались за прекращение юридической деятельности в Германии111.

Любопытно, что позже, после Второй мировой войны, вспоминая события середины 30-х годов, Д. Ф. Даллес слегка сдвигал прошлые события, утверждая, что его фирма прекратила связи с Германией в 1934-м, а не в середине 1935 года112. Применительно к тому времени это было важно, так как создавало представление, что уход из Германии произошёл вскоре после прихода к власти нацистов, что не соответствовало действительности.

Позиция Аллена Даллеса и других деятелей фирмы «Салливан энд Кромвелл», которые его поддержали, получила одобрение политического руководства Соединённых Штатов.

В Белом доме с интересом и одобрением ознакомились с книгой А. Даллеса, подготовленной в соавторстве с его другом Гамильтоном Армстронгом, у которого, как оказалось, сложились сходные представления. Книга под названием «Можем ли мы быть нейтральными?» вышла в январе 1936 года в авторитетном нью-йоркском издательстве113. Актуальность этой работы оказывалась тем большей, что она появилась на книжном рынке вскоре после того, как в 1935 году Конгресс принял закон о нейтралитете. Часть конгрессменов голосовала за этот закон, исходя из изоляционистских соображений. Другая часть, как и глава государства, считала — и это было справедливо, — что США не готовы к крупным международным акциям ни на Европейском, ни на Тихоокеанском направлениях, где всё более проявлялись агрессивные намерения Японии, вступившей в фактический, пока ещё не закреплённый документально, союз с Германией.

Рузвельт подписал закон о нейтралитете 31 августа 1935 года, признав, что «его негибкие положения могут вовлечь нас в войну, вместо того чтобы удержать от неё»114. Главной в законе была 1-я статья, предусматривавшая, что с началом войны между двумя и более государствами или в ходе неё президент «объявляет об этом факте, после чего запрещается экспорт оружия, боеприпасов или военного снаряжения из любого пункта в Соединённых Штатах или в их владениях в любой порт для транспортировки в воюющее государство или для его использования». Было решено учредить особый орган для надзора над экспортом оружия. За нарушение эмбарго грозили штраф до 10 тысяч долларов, или тюремное заключение сроком до 5 лет, или то и другое одновременно.

Хотя исполнительная администрация не была довольна этим законом, Рузвельт не счёл возможным вступить в борьбу, учитывая и настроения в обществе, и расстановку сил в Конгрессе. Многие американские историки с полным основанием полагают, что Закон о нейтралитете приблизил мировую войну, ибо агрессоры посчитали, что в случае развязывания ими войны США останутся в стороне.

Книга Даллеса и Армстронга полностью соответствовала настроениям в Белом доме. Непосредственно не оппонируя Закону о нейтралитете, авторы полагали и доказывали, что этот акт носит временный характер, что после очередных президентских выборов, которые должны были состояться в ноябре 1936 года, законодательство вполне может быть изменено, на что они выражали надежду. Даллес и Армстронг были убеждены, что вслед за фашистской Италией, которая развязала войну в Африке в 1935 году и превратила Эфиопию (Абиссинию) в свою колонию, в военные авантюры ввяжется нацистская Германия, причём её действия будут угрожать Великобритании