Мой (СИ) - Пырченкова Анастасия

И по-прежнему глядя ему в глаза, залезла в чужой карман, в котором был запрятан ключ. Вот только наткнулась отнюдь не на искомое, а на кое-что иное. Так и замерла, держась за выступающую часть мужского тела. Испуганно сглотнув, медленно перевела взор на свою ладонь, скрытую спортивной тканью штанов Акимова.

Мама дорогая!

Открыла рот, чтобы извиниться, и тут же закрыла, не найдясь вот так сразу со словами. Снова открыла и закрыла.

Что вообще в такой ситуации можно сказать?

Вот и я не знала.

Просто стояла и смотрела на свою руку и…

В общем, смотрела я.

И хоть умом понимала, что надо разжать ладонь и отойти, а на деле — не могла даже пошевелиться, настолько растерялась.

Но кто же знал, что он… что у него… он… там… такой!

— А-а… Я… Вы… — протянула бестолково всё-таки.

Очень понятно, угу.

— Медовая моя, будь хорошей девочкой, ручку разожми, — попросил Артём меня жалобно и охрипшим голосом.

— А-а… ага, — кивнула и продолжила стоять.

Наоборот, кажется, только крепче сжала ладонь.

Мужчина резко выдохнул и сам ухватился за моё запястье.

— Галь, отпусти, очень тебя прошу, если не хочешь повторения подъездной ситуации. Или даже хуже.

Не хочу…

Не хочу?

— Не хочу, — пробормотала и резко одёрнула руку, ещё и отпрыгнула подальше, спрятав конечность за спину. — И-извините меня, — проговорила, заикаясь, уставившись в пол.

— Проехали, — донеслось в ответ.

Посмотрела на мужчину исподлобья и вся сжалась под его внимательным взглядом. Просто он у него был такой… такой… Впору бежать от греха подальше!

Ко всему прочему Артём то и дело сжимал и разжимал свои кулаки, явно борясь сам с собой.

— А-а… вы меня хотите, — пробормотала зачем-то, снова уставившись на довольно внушительную выпирающую часть мужского тела, размер которой обычные спортивные штаны не могли скрыть.

Размер оказался приличным. Вчера я вот как-то не обратила на это внимания, а сегодня… Невольно уставилась на свою ладонь, которой недавно сжимала в руках мужское достоинство.

— Хочу, — довольно уверенно произнёс Акимов и прошёл за стол, усевшись на стул. — И в этом заключается наша с тобой проблема…

Артём

Стоит, смотрит на меня своими огромными удивлёнными глазищами и ни черта явно не понимает, что я имею в виду.

На кой чёрт я вообще завёл этот разговор?

Выгнать её надо, чтоб глаза не мозолила, а вместо этого, как последний мазохист удерживаю возле себя, впитывая образ стройного девичьего тела, попутно представляя без одежды. А ведь хотел только отчитать за безрассудство.

Угу. И отчитал. И прогнал.

На шее словно петлю затянули, душа изо всех сил, без возможности удушить.

А ведь я все выходные старательно отгонял от себя памятные картины нашего общения в подъезде. То, каким мягким и податливым ощущалось её тело в моих руках. Как хотелось стянуть те злосчастные целомудренные белые трусики из обычного хлопка. Смешно, но их наличие возбудило больше, чем отсутствие или какое-нибудь кружевное безобразие. Невольно задался вопросом, какое бельё на ней сегодня. А ведь раньше меня такие мелочи не интересовали вовсе.

Уставился на виднеющиеся белые лямки от нижнего топа, а перед глазами предстала очередная картина полуголой девчонки, на этот раз у меня дома, в коридоре.

Твою мать!

Так и умом тронуться недолго!

А ещё только начало дня!

Точно сдохну до вечера, когда можно будет сбросить пар!

— Проблема? — произнесла тем временем растерянно Галина.

Звук её мягкого голоса отозвался в теле своеобразным взрывом. Как те пресловутые пузырики шампанского или конфет, лопающиеся на языке.

Докатился…

Сравнения уже девчоночьи в голове крутятся.

— Проблема, Галь. И не маленькая, — усмехнулся печально. — Сейчас я скажу тебе одну вещь, которая покажется тебе наверняка слишком обидной, жестокой и грубой. Но и врать я тебе не хочу и не буду, — замолчал, собираясь с духом, сцепив ладони, чтобы скрыть видимую нервозность тела. — Начнём с того, что ты должна понять одну простую вещь: "Я тебя хочу" не приравнивается к "Ты мне нравишься" и всему такому, — сказал, как есть. — Да, меня привлекает твоё тело, твоя неопытность и невинность, но это не любовь. Просто желание. Просто секс. Не больше. Прости, но это так, — вздохнул, потерев ладонью лицо. — Я, как могу, стараюсь держаться от тебя на расстоянии и тебя держать подальше от себя, но, сама знаешь, не всегда это получается. А потому я тебя сейчас открыто прошу: не провоцируй меня, пожалуйста, — посмотрел на неё прямо, выражая тем самым не только голосовую, но и немую просьбу быть хорошей девочкой. — Не смотри в мою сторону, не спорь со мной, если этого можно избежать. Лучше вообще снизить наше общение до самого минимума. Иначе в какой-то момент я всё же не сдержусь, понимаешь? — поморщился на собственные слова, в то время как сознание вмиг нарисовало самые пошлые картины с участием медовой девочки.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Даже зажмуриться пришлось, чтобы фантазия не накладывалась на реальность.

Уж слишком манящей выглядела растерянная Галина, стоящая передо мной едва не плача.

Чёрт!

Вот если она сейчас ещё и разревётся…

Точно не сдержусь.

И без того крышу рвёт. А после её выходки с ключом…

Из груди вырвался смешок.

Да уж… нашла ключик. Жаль, применить нельзя.

А потому возвращаемся к реальности и сосредотачиваемся на главном.

— Просто не смогу себя контролировать, — почти что проскрипел я, так как голос отказывался повиноваться, а калейдоскоп из самых неприличных картин продолжал разрушать мой самоконтроль. — И то, как ты себя в последние дни вызывающе ведёшь, не помогает моей сдержанности. Пойми, Добровольская, с одной стороны тебе повезло, что я давно не маленький мальчик и могу сдержать свои порывы, но в этом есть обратная медаль — рано или поздно любому терпению приходит конец, а я как раз уже далеко не маленький мальчик, чтобы остановиться. В один прекрасный момент, я сорвусь, понимаешь?

Не понимала.

Видел это по её глазам.

Я даже не был уверен, что она меня слушала, несмотря на то что, вроде бы как, слышала.

— Тогда твоё "нет", "не хочу" и "не готова" станет жалким оправданием, которое я просто не услышу, — всё же продолжил вбивать в её голову простую истину. — Чёрт, Галь, после подъезда ты должна была понять, что не стоит меня дразнить, — сорвался всё-таки. — Я очень тебя прошу: не надо! — откинулся на спинку стула и прикрыл глаза, старательно абстрагируясь от колотившего всё тело возбуждения. — Ты можешь меня соблазнить, я не спорю. У тебя есть все шансы для этого. Только я не смогу дать тебе больше, чем секс, — посмотрел на девушку с усталостью. — Я не люблю тебя. Всего лишь хочу. А тебе нужен парень, который в первую очередь будет желать тебя, как личность, а уже потом твоё тело. Лучше обрати внимание на своих одноклассников. Двое из них как минимум в тебя влюблены. Один так вовсе этого не скрывает. А я… Я самый дерьмовый вариант для первой любви, медовая, — усмехнулся горько.

Галина, которая в течение всего моего монолога молчала, так и продолжила молчать. И теперь уже кусала губы, привлекая к ним внимание, провоцируя на поцелуй…

Я же в этот момент вдруг понял, насколько жестоко встрял. Мы оба. Потому что вместо того, чтобы представить её ротик на своём члене, я представил, как целую его. Осторожно. Едва касаясь. Побуждая девчонку ответить, сдаться мне.

— Вот дерьмо! — выдохнул едва слышно. — Добровольская, уйди, — откровенно взмолился. — Очень тебя прошу, исчезни и сегодня не попадайся мне больше на глаза.

Чтоб не видеть её.

Желательно ещё и не слышать.

Пусть просто молча уйдёт, будто её и не было здесь никогда.

— Вы дверь так и не открыли, Артём Николаевич, — отозвалась она глухо, срывающимся голосом.

Бл*дь!

Сам не заметил, как оказался рядом с девушкой, приподняв её лицо за подбородок. Слёзы малышки отозвались глухой болью в груди. Захотелось самого себя придушить за то, что заставил Галину так страдать. Ведь совсем ребёнок. Только учится чувствовать, и тут я, циничный и эгоистичный ублюдок, взял и самым наигрубейшим образом растоптал эти самые чувства.