Хранительница меридиана - Владислав Бахревский

Ленькин отец проверял не только дневник, но и тетрадки.

— Тройка, тройка, тройка с минусом. Скажи по-честному: учиться будешь или тебя, как маленького, пороть надо? Мне-то ведь стыдно уже тебя пороть! Большой ты.

Что было сказать Леньке? Он старался, а выше тройки не получалось.

— Хватит носом шмыгать! — насупился отец. — Думай!

И Ленька вдруг рассердился. Тройки, двойки! Василиса без отца остается, а тут какие-то тройки!

— Ты слушаешь меня?

— Не кричи, — сказал Ленька. — Ты лучше скажи, как Василисе помочь. Я маме говорил.

Отец посмотрел на Леньку, как на марсианина.

— Мать, о чем это наш сын?

А когда ему растолковали, совсем рассердился.

— Душонка! Нарожал детей — и бежать. Характером небось не сошелся. Бить таких прощелыг надо, ремнем.

— Ремнем ты меня можешь бить, — сказал Ленька. — Чужого не стукнешь.

— Ты на отца худую память не держи. Понял? — Ленька с удивлением заметил, что отец покраснел. — А с этим поговорить надо. Ты Василисе своей скажи — поговорю, мол. Мол, отец у меня рабочий. Он поговорит.

8. Шурпо

Краски не хватило, и восклицательный знак пришлось дописать углем. Теперь все было как надо.

Возле окна стоял треногий письменный стол, изъеденный жучком-точильщиком. На одной стене висело тридцать репродукций, вырванных из «Огонька», на другой, где была дверь, карта Европейской части СССР и ковер с лосями, у которых моль отъела ноги. Самая широкая, самая светлая белая стена выглядела особо. Оранжевой краской для полов было нарисовано:

РЕСПУБЛИКА ДЕТЕЙ ИМЕНИ ЛАНГОРА.

— Мальчишки! — сказала Василиса. — Вы только подумайте, у нас свой дом! Все свое: стол, картинки и даже суп.

— А не пора ли отобедать? — спросил Роман.

— Пора! — сказал Ленька.

— Хотите шурпо? — у Василисы заблестели глаза. — Мы жили в Средней Азии, и там все варят шурпо.

— Хотим! — сказал Ленька. — А ну, выкладывай добычу.

Варежка подошел к столу и выложил две луковицы, четыре сырые котлеты, пачку индийского чая, стручковый перец и две горсти манки.

Ленька выставил бутылку подсолнечного масла. Еще он принес кусище баранины.

— Тебя не заругают? — забеспокоилась Василиса.

— Подумаешь!

— Так дело не пойдет. Масло надо отнести назад. Мы немного возьмем для обеда, а остальное мы отнесем.

— Ничего я не понесу.

— Отнесешь, — сказал Варежка. — Ты, Василиса, не волнуйся, он правда отнесет.

Роман притащил целую сумку. Здесь было двадцать три картошины, восемь сдобных сухарей, кулек с конфетами «Буревестник», луковица, буханка черного хлеба и мешочек с пшеном.

— Эх вы, мальчишки, всего принесли, а соль забыли!

— Я хотел взять, — сказал Варежка.

Василиса была молодец. Она принесла и соль, и лавровый лист, капусту и морковь, рис, сливочное масло, маргарин. Всего понемногу, но Роман, глядя на продукты, подергал себя за ухо.

— Обед гигантов.

Но Василиса сказала:

— Сегодня, конечно, можно устроить пир, но вообще будем соблюдать экономию.

Варили на керогазе. В кастрюлю налили воды, положили мясо. Воду посолили. Стали то и дело снимать крышку — когда же закипит? Стали тыкать вилкой в мясо — когда же сварится?

— А что это такое — шурпо? — спросил Варежка.

— Суп. Сначала варят мясо. Потом его обжаривают, а в бульоне варится картошка. Картошки надо много, и луку много, морковь еще нужна, перец.

— А может, сварить что-нибудь известное?

— Ну уж нет, — сказала Василиса. — Если вам делать нечего, пожарьте лук.

Шурпо ели, изнемогая от восторга. Было оно золотое, и казалось, что и пар от него золотистый.

— Ай да Василиса! — кричал Роман. Вдруг он стал смотреть на нее и даже жевать перестал.

— Ты что?

Он постучал себя по лбу.

— Как же я мог забыть!

— Что? — испугалась Василиса.

— Не скажу. Секрет.

На улице, под окнами, зарокотал бас:

— Лезь, Ваня, сюда. Я эту нору знаю. Ребята глянули друг на друга.

— Кто это? — спросила шепотом Василиса.

Дверь распахнулась, и сразу черную дыру коридора закрыла тяжелая сутулая спина.

— Давай, давай топай. Мы ее тут и ахнем!

Человек трудно развернулся и потряс бутылкой водки.

— Это что за детский сад? Брррысь!

Ребята вскочили. Попятились в угол. Но Ленька раздвинул их и загородил Василису. Глядя прямо перед собой, вытянув шею, встал рядом Варежка. Роман тоже шагнул вперед.

— Смотри, Ваня! Они нас будут бить.

Великан захохотал, раскачиваясь и закрывая лицо рукой.

А Ваня был совсем обыкновенный. В заляпанной белилами куртке, в негнущихся штанах, он долго непонимающе смотрел на ребят.

— Смотри-ка, — сказал он, указывая на стену. — Галерея.

И вдруг шевельнул ушами.

- Рес-пу-бли-ка детей…

- Гал-лерея! — хохотал великан. — Рес-пу-блика!

— Рес-пу-бли-ка детей, — повторил Ваня. Он посмотрел на Василису и всхлипнул.

Я Нюрку свою вчерась побил ни за что.

— Правильно, — сказал великан. — Плакай не плакай, а выпить надо.

Ваня отодвинул от себя друга и шагнул к ребятам.

— Я Нюрку побил, — пожаловался он, — ни за что. Василиса тихо сказала:

— Вы нехороший.

Ваня печально кивнул головой. Потом резко повернулся к великану.

— Пошли!

— А ее? — великан поиграл бутылкой.

— Пошли, — сказал Ваня. — Тут республика.

Они с грохотом вывалились из дома. Ребята все еще стояли, заслонив Василису. Вдруг Роман засмеялся.

— Все-таки Ленька у нас рыцарь.

— Сами вы рыцари.

Варежка подпрыгнул, замахал руками.

— Победа! Они ушли!

— Испугались твоих страшных кулаков, — сказал Роман.

— Испугались не испугались, а все-таки ушли. И мы были вместе. И каждый стал бы драться!

— Мальчишки, а мне ведь за Катькой пора, — сказала Василиса.

— Подожди! — попросил Роман.

— Я уже опаздываю.

— Тогда вот что. Завтра встречаемся в три часа у колонки, что в начале улицы.

— Почему возле колонки? — спросил Варежка.

— Потом объясню. Поняла, Василиса?

— Хорошо, — сказала она.

9. Конец республики

Варежка спросил:

— Александра Александровна, а что дарят на день рождения женщине?

Брови у тетушки поднялись и не опустились.

— Женщине?

— Ну, что бы вам понравилось?

— Мне?

Брови встали на место. Тетушка улыбнулась.

— Розы, мой милый, алые розы.

Варежка невольно глянул на розовый куст, распустивший вчера поутру два бутона. Он тут же перевел глаза, помрачнел.

— Это я так, — сказал он. — Просто на литературе обсуждали.

Тетушка усмехнулась и подошла к окну. Она смотрела на улицу, на воробьев, облепивших провода, на красные шапки рябин, на лужи, плохо просыхающие теперь. Она потрогала белыми пальцами розы и сказала:

— И еще одна осень. И опять в нашем окне — розы. Не удивительно ли? Николаша!

— Да, — сказал Варежка. — Очень даже.

— Я не люблю осени, — тетушка отломила ветку с розами и попросила: — Николаша, намочи тряпку и обмотай ею веточку.

— Это мне? — испугался Варежка.

Александра Александровна поправила на плечах вязаный платок и села в кресло листать журналы и смотреть в окно, где опять наступила осень.

Носить цветы дело не мальчишеское. Варежка завернул ветку в газету, потом в другую, но все равно боялся встречных мальчишек. Он очень обрадовался, когда увидел, что возле колонки стоят Роман и Ленька.

— Что у тебя? — спросили они разом.

— Подарок.

— Цветы? Варежка покраснел.

— Роза.

— Здорово! — сказал Роман. — Осенью — розы. Где достал?

— Тетка дала.

— Баба-яга?

Варежка опять покраснел.

— Она в общем-то добрая…

— Идет!

Ленька сказал это шепотом, но все вздрогнули и заволновались.

— «То» — на месте? — спросил Варежка.

— На месте.

Улица была длинная. И оттуда, где смыкались желтые осенние деревья, шла Василиса.

— Ну вот и я. Здравствуйте!

— Здравствуй, — сказал Роман. — Поздравляем тебя…

— С днем рождения! — хором выпалили Варежка с Ленькой.

— Спасибо! — Василиса смутилась и тоже покраснела, как все они.

— На! — Варежка сунул ей в руки газеты.

— Спасибо!

Она развернула газеты и засмеялась от радости.

— Розы! Осенью — розы! Варежка, милый! Надо же — розы!

Проходившая мимо женщина остановилась. Посмотрела на розы и вздохнула.

Мальчишки были горды. Розы понравились.

— Идем! — сказал Ленька торжественно.

Они втроем пошли вперед, оборачиваясь и приглашая взглядами Василису, словно были добрые сказочники и вели ее в удивительную страну. Она догадалась, что мальчишки задумали что-то. Она шла за ними и улыбалась. Они вдруг посмотрели куда-то вверх, потом на нее. Она засмеялась, глядя на их возбужденные лица, подняла глаза и остановилась.