Люди со звезды Фери - Богдан Петецкий

Температура океана превысила сто семьдесят градусов. Всего океана. Некоторые его слои, особенно в прибрежной полосе, горели. Что же касается суши…

Она была точно так же затянута дымом, что и море. Временно у нас не было над ней зондов, которые могли бы передать более точные данные.

Позади меня что-то шевельнулось. Я вздрогнул и резко повернулся, инстинктивно уклонившись в сторону. Все спокойно. Просто кто-то поудобнее устроился в кресле.

Сумасшедший дом. Если так пойдет и дальше, мы просто перестреляем друг друга.

— А как быть с обедом? — неожиданно очнулся от своего оцепенения Гускин. Словно служил кухаркой на пригородной вилле, на которую нагрянула целая куча нежданных гостей.

— Все знают, где раздатчик… — буркнул Сен.

К счастью, нам можно не устраивать «общий стол». По той простой причине, что его здесь нет.

В беспрестанный грохот разрывов вклинился усталый женский голос.

— Что… что же будет?

Иба. Та, которая у стены.

В кабине неожиданно воцарилась тишина. Сен вырубил прослушивание. Он еще некоторое время проверял параметры орбиты, потом заблокировал управление, перевел цепи пилотажа на компьютер и развернулся в кресле. Обвел взглядом кабину, освещенную лишь приглушенными светляками индикаторов и молочной подсветкой, идущей от экранов, потом уперся глазами мне в ноги. Я отшатнулся, отступил на несколько шагов и уселся, сперва проверив, нет ли кого-нибудь у меня за спиной.

Теперь и Гускин смог отвести глаза от экрана. Орбита была высокой. Нам ничто не грозило. Мы могли смело полагаться на акустическую сигнализацию. До сих пор из-за пронзительного грохота, творящегося на планете, это было невозможно.

Нам ничто не грозит. Тут все верно. Снаружи, в любом случае. За исключением того груза, который оказался у нас на борту.

— Поздно теперь, — раздался тот же самый голос.

Но не из того же места. Его произнесли такие же губы. Но не те же самые.

«Не любят они друг друга», подумал я. Но это не вызвало у меня неудовольствия.

— Поздно, — согласился Мусперт. — Я думаю…

— Разговаривать будем? — перебил его Реусс. «Наш» Реусс. — Или спать отправимся?

Голос его прозвучал резковато. Все правильно. На «Аниме» он был шефом. Теперь у нас на борту оказалось три шефа. Слишком много счастья для одного раза.

— Как вам угодно, — произнес Гускин.

Тактичный наш Гус. Он всегда умел приспосабливаться.

— Что касается меня, — заявил я, неожиданно для себя самого, — то не думаю, чтобы у нас ушло на это слишком много времени. Если вы считаете, что что-то требуется выяснить, давайте выясним это сразу.

— А ты так не считаешь? — спросил Сеннисон.

Я пожал плечами. Буркнул:

— Не исключено. Но не в такой толкучке.

— Хочешь сказать, что мы должны вас оставить одних. Втроем. Так?

Это были первые слова, которые я услышал в своей жизни от Петра. Петра Може.

— Нет, — тут же вмешался другой Петр. — Он не это хотел. Он подразумевал…

— Минуточку, — заявила Нися. У нее был высокий, ровный голос, напоминающий звук деревянного инструмента. Очень приятный голос.

— Вы думаете о том, что с нами делать, ведь правда? — спросила она. — Вам кажется, что мы не способны быть… объективными?

— Именно тебя-то это не касается? — проворчал Сен.

Вот именно. Он уже знал.

— Почему? — тут же спросила она. — Потому что я одна?

«Славно, — подумал я, — что не мне это пришлось говорить.»

На какое-то время стало тихо. Ласково перемигивались индикаторы, их неяркий свет вырывал из темноты очертания лиц. Теперь кабина напоминала боковой зал в клубе, во время приема по случаю смены экипажа. Такого, от которого всеми способами открещиваются «Технарь» и ему подобные.

Но это не было приемом. Хотя экипажу и предстояло смениться.

— Кто прилетел с Земли? — спросил я.

Несколько голов тревожно шевельнулись.

— Не таким способом, Жиль, — произнес Сен без особой уверенности. — Так нельзя…

— Нельзя? — подхватил я. — Так каким же способом, черт побери, мы можем это сделать?

— Почему ты, — теперь я обращался к первому из Реуссов, — не отвечал Сену на его вопросsы? Или уже позабыл? Или ты, на месте кого-либо из нас, смог бы понять, почему человек, многие месяцы находившийся на дне океана в плену у чужой расы, мог не обрадоваться при виде спасательной экспедиции? Чего же вы ожидаете от нас? — я выпрямился и скользнул взглядом по маячащим в темноте лицам, после чего снова вернулся к Реуссу:

— Ну и как? Побывал ты на его могиле?

— Не успел… — буркнул он после некоторой паузы.

— И это все? Ты бы принял такой ответ?

Тишина. Из узла кабины послышался чей-то тяжелый вздох.

— Согласен, — произнес через какое-то время Може, тот, что сидел ближе ко мне. — Вы представляете здесь базу. И даже, — он развел руками, — землю. Решайте. Нам останется просто вас выслушать.

— Не о том речь, — Сеннисон поспешил сгладить впечатление. — Решать будем мы все. Впрочем, пока не стоит об этом, — тут же поправился он, словно и сам в конце концов почувствовал фальшь в том, что сказал. — Жиль прав в одном, — продолжал он, — мы обязаны знать. Знать, — повторил он с нажимом. — Все. И безразлично, что потом будет. Но цель эту мы можем достичь только совместно. Думаю, что нет необходимости еще больше затягивать это дело…

— А раз так, — подхватил я, — то повторяю вопрос. Кто прилетел с Земли?

На этот раз никто не стал возражать.

— Я, например, — отозвался Муспарт.

Второй или третий, в любом случае, один из тех, что до сих пор молчали.

— Я тоже, — сказал кто-то справа.

— И я.

— Любой из нас, — прозвучал серьезный голос Може. — Не понимаете? Вы в самом деле не понимаете? Или вам удобнее не понимать?

Жаль, что я не повстречался с этим парнем при других обстоятельствах. Кто знает, может, тогда я предпочел беседовать бы с ним, а не с автоматами?

— Это все бесполезно, Жиль, — произнес Реусс примиряющим тоном. — Ты сам сказал, что мы проторчали там несколько месяцев. О чем, как ты думаешь, мы разговаривали? Особенно, когда у каждого из нас уже имелось по нескольку… изданий?

Он поднялся и подошел ко мне. Наклонился, словно хотел набраться уверенности, что это воистину мое лицо, и именно на него он смотрит, после чего выпрямился и сделал несколько шагов, выбираясь в центр кабины.

— Каждый из нас является самим собой. Это — одна-единственная правда, до которой мы сумели додуматься. Мы перебрали в разговорах все наше прошлое, от родителей, до потерянных игрушек. Прозондировали друг друга насчет мельчайших деталей всей нашей жизни. Постоянно надеясь, что поймаем другого на неточности, ошибке, которая позволит тебе самому сохранить иллюзию неповторимости, своей человеческой индивидуальности. Что таким образом мы демаскируем своих двойников в качестве враждебных, искусственных созданий, лишь внешне похожих на нас самих, и таким подобием маскирующих намерения их создателей. Несколько месяцев, говорите вы. А можете вы себе представить, что это такое — несколько месяцев? Там? Вы думаете, что если бы можно было что-либо выяснить, выяснить что-либо такое про каждого из нас при помощи разговоров, то мы стали бы для этого дожидаться вас?

— Он прав, — сказал Гускин.

Правды бывают разные. Мы оказались перед классическим, я бы сказал, примером, подтверждающим эту правду.

— Прав, — процедил я сквозь зубы. — При условии, что мы ему поверим. Не знаю, как вас, а меня учили уважать факты. Я даже склонен думать, что это необходимое качество, особенно для тех несчастных людей, которым приходится летать к звездам…

— Почему ты нам не веришь? — спросила Иба. Бог ее знает, которая.

Я ужаснулся.

— Оставим это, — проворчал в ответ. — Почему я должен вам верить?

— Нельзя же так, Жиль… — опять замел свое Сеннисон.

Его перебил лишь самую малость напрягшийся голос Петра Може:

— Может, хватит крутиться вокруг да около. Что ты хочешь знать?

Я пригляделся к нему. Мне было симпатично его широкое, ясное лицо. Его чуть ли не белая шевелюра. Мне был симпатичен его способ подходить к делу. Я подумал, что было бы не плохо, если бы он оказался…

Оставим это. В конце концов, их тут двое. Можно выбирать.

— Меня интересует разница, — пояснил я. — Мы уже слышали, что вы — такие же. Те же самые, — поправился я с нажимом. — Согласен. А теперь подумайте о различиях. Я знаю, что их нет. Но вы подумайте…

Довольно долго все хранили молчание. Первым нарушил его Реусс.

— Он, например, — он указал на своего двойника, — уже выходил на сушу. От него мы и узнали, что происходит на самом деле. Я впервые оказался на берегу только вчера. С определенного момента мы начинаем самостоятельную жизнь. Накапливаем впечатления, каждый для себя. Но это не свидетельствует о…