Почтальон (Управдом-2) - Андрей Никонов

через забор.

— Обязательно, только не сейчас, — Травин подхватил портфель, подтянул шнуровку у ботинок, — я по делам, поиграй пока с ребятами, можешь им даже мотоцикл вблизи показать, только смотри, чтобы не свинтили ничего.

— Пусть попробуют, — девочка нахмурилась. — Нет, лучше тебя подожду. Ты надолго?

Травин рассчитывал управиться за два часа, получатели корреспонденции жили кучно, Глаша выбрала их так, чтобы самой особо не бегать по улицам. Один частный дом, и два бывших доходных, разгороженных на квартиры и комнаты, по пять минут на адрес.

В Пскове, как и во всех крупных городах, или считающих себя таковыми, были улицы с повторяющимися названиями. Одна Пановая улица тянулась от Баториевых ворот к вокзалу, а вторая, перпендикулярно ей, пересекала Пролетарский бульвар, соединяя Бастионную и Крестьянскую улицы. По ней Сергей дошёл до бульвара, там, в бывшем доме Станкевича, жили первые четыре адресата. До революции в доме было шесть квартир, но потом жильцов уплотнили, и их количество перевалило за четыре десятка.

Два получателя «Псковских набатов» жили на первом этаже, и никуда в воскресное утро не пошли, Травин пометил, что почту они получили, записал примерное время, когда Глаша им эти газеты и письма занесла. Третий адресат, который выписывал «Лапоть», тоже оказался дома в совершенно невменяемом состоянии. Дверь в комнату была открыта, хозяин лежал на кровати, что-то мыча, сам журнал обнаружился на столе, разобранный на печатные страницы, на которых лежали остатки закуски.

— С пятницы пьёт, — пояснила соседка. — Тихий, вреда от него нет. А вы что хотели узнать, товарищ?

Глашу соседка тоже отлично знала — та жила вместе с очень приличным, по её словам, мужчиной на втором этаже, в соседней квартире, тоже поделённой на комнаты. Заходить туда Травин не стал, где живёт Лакоба, он выяснил заранее, на почте, подняв карточку адресата. Таможенник выписывал газету «Правда», и получал номера два раза в неделю.

Четвёртый адресат с фамилией Савушкин жил на последнем, третьем этаже дома, и выписывал журнал «Радио всем». Невысокий тощий мужчина с всклокоченной шевелюрой и щекой, подвязанной марлевой повязкой с резким запахом, провёл Сергея в комнату, показал журнал, переложенный закладками, предъявил, хотя Травин его об этом не просил, два распечатанных конверта, один из Нижнего Новгорода, второй — из Ленинграда.

— А Глафира, уж не знаю как её по батюшке, принесла всё это мне в семь тридцать шесть, ни минутой раньше или позже, — Савушкин говорил невнятно, поминутно трогая щёку, на его руках места живого не было от царапин, следов припоя и крохотных ожогов, — и сразу же ушла. Я её не задерживал, вы же понимаете, корреспонденцию надо прочитать, она ждать не будет. А что случилось, товарищ?

— Проверяю работу почтальонов, народный контроль, — туманно ответил Сергей. и хотел было уйти, но заметил в углу комнаты нагромождение ящиков, проводов и вакуумных ламп. — Что это у вас тут?

— Это, товарищ контролёр, радиопередатчик, — хозяин комнаты с гордостью посмотрел на перемешанные радиодетали. — Коротковолновой, но можно и на волнах меньше двадцати метров передавать. Смотрите, вот это ключ, азбука Морзе что такое, знаете?

— В курсе. А микрофон, значит, для переговоров?

— У меня всё зарегистрировано, — разволновался радиолюбитель. — И с милицией согласовано, и с окружной связью, передатчик на учёт поставлен в обществе радиолюбителей. Справку показать?

— Нет, не нужно.

— Уверяю вас, всё есть. Вот и письмо, смотрите! С Нижегородского телефонного завода, между прочим. Ответ пришёл на моё предложение. Вот, видите эту коробочку? — Савушкин схватил Сергея за руку, тут же извинился, и начал вертеть у него перед носом деревянным ящичком с ручками, — это не П-5, как вы могли бы подумать, а новая усовершенствованная модель, которая способна ловить и короткие, и ультракороткие волны. У Нижегородского телефонного завода сейчас модель П-8 выходит, она меньше, но и диапазон они порезали, а значит, часть радиостанций не поймать. Понимаете?

— Почти.

— Проблема, товарищ, в том, что ламповые приёмники дорогие, а детекторные — слабые. Я кое-что добавил в схему усиления, поставил лампы, как в приёмнике Борусевича, но только две и с меньшим напряжением. Теперь эта штука может и от сети работать, и сама по себе, как вам такое?

— Отлично, — не покривив душой, сказал Травин, — и что, почему другие так не делают?

— Да вот же он, конверт, вы же видели его. Ответ пришёл от товарища Маскальского, что моё изобретение оценили. Представляете, по моей схеме будут делать совершенно новый приёмник. Нет, вы послушайте, какой звук, — изобретатель протянул Травину наушники, в них что-то гудело и щёлкало. — Мы даже из Америки сможем передачи принимать. А главное, лампы здесь две, и менять их можно в три раза реже, это же какая экономия в масштабах страны!

— А что, — Сергею идея понравилась. — Вы, товарищ Савушкин, для меня такой сможете собрать? Я заплачу сколько нужно.

— Отлично. Конечно, конечно. Надо будет купить приёмник П-5, он стоит 10 рублей 45 копеек, к нему лампы по два рубля, их правда сейчас нет, в Ленинграде закажу, а остальное я вам сделаю совершенно бесплатно.

— Нет, бесплатно не надо, — Травин достал из портмоне две бумажки, — давайте так, вот вам двадцать рублей, и я заберу ваш приёмник, а вы себе сделаете другой. Двух червонцев достаточно?

— Лучше три, а то у меня денег не хватает на новый образец, — сказал изобретатель, он уже в мыслях конструировал более совершенный аппарат. — А вы точно разберётесь, как им пользоваться? Нет, давайте покажу и напишу. И про антенну не забудьте, метров сорок нужна. Вот такая.

Он показал на здоровый моток проволоки.

Получалось, что Глаша занесла письма и журналы сразу, как только вернулась домой. Травин вышел на улицу, прошёл двести метров в сторону старого города до пересечения с улицей Алексеевской, в пятиэтажном доме, выстроенном на рубеже веков, находились почти все остальные адресаты. Там Сергей обнаружил одного получателя «Псковского набата», жившего на третьем этаже, и одного, которому Глаша принесла письмо.

— Говорите, в восемь вечера это было? — уточнил он у женщины, пытавшейся овладеть примусом, она так быстро двигала его рукояткой, что тот, по мнению Травина, должен был сгореть хотя бы от стыда.

— Как есть в восемь, — женщина запыхалась, но от примуса не отставала, — часы у меня с