Проблема выбора - Олеся Шеллина

в скором времени прибудут послы, для того, чтобы убедить ее принять сторону Речи Посполитой и Австрии, и помочь нам силой русского оружия. Это будет обширная делегация, и Ваше императорское высочество при всем своем желании не пропустит их появление.

Я знаю, что Россия сейчас продолжает воевать со Швецией, и не стала бы на месте отца надеяться на скорейшую помощь. Нужно искать другие пути, не только надеяться на союзников уже существующих и возможных, но как убедить магнатов в том, что проще и дешевле будет защитить Саксонию, чем потом пытаться вырвать ее из цепких лап Прусского короля? Наверное, это сделать невозможно, даже, если солнце начнет падать за землю, ломая небесный свод. Полагаю, что и в этом случае магнаты будут смотреть на его падение и пытаться сосчитать выгоду, или же просчитывать возможности избежать больших убытков, только не предотвратить само падение.

Но что я все о войне и о войне, наверное, просто потому, что при дворе все только и говорят, что о сражениях и последствиях оных.

В целом же, у меня все хорошо. Вот только, боясь за Саксонию, и того, что может ее потерять, отец начал вести предварительные переговоры с императором Священной Римской империи Карлом о моем браке с его сыном Максимилианом курфюрстом Баварским. Это меня пугает, но, как и положено послушной дочери, я приму его выбор безропотно и с честью.

Вот теперь все. Ах, да, я все-таки разучила те вариации, которые Вы с таким трудом отбили у Гольдберга. Если даст Господь, однажды я Вам их сыграю, чтобы Вы знали, что Ваши старания не прошли даром.

Вот теперь точно все. С нетерпением жду Вашего ответа.

Ваша Мария, пока еще принцесса Саксонская».

Я не очень хорошо понимал смысл написанного, застревая на названиях захваченных или отданных по мирному договору городов, потому что даже не представлял, где именно это графство Глац находится. К тому же Мария преподносила все таким образом, словно мне такие подробности должны быть известны, и она просто пересказывает очередную дворцовую сплетни, призванную меня развлечь и позабавить и не обязательно в этой последовательности. Поинтересоваться же положением дел в Европе мне было в данный момент не у кого. Бестужев со мной через губу разговаривал с самого первого дня, как только я появился в Петербурге, и я всеми фибрами ощущал, что он меня терпеть не может, и что я стал Великим князем, скорее всего, вопреки его мнению, чем благодаря оному. Хотя понять причин столь странной ненависти я так и не смог, и на ум приходило лишь одно объяснение: вице-канцлер на так уж и за то, чтобы правила Елизавета, а в последствии и я. Он скорее склонялся к малолетнему Ивану и его кретинке матери. Вот только это объяснение не выдерживало никакой критики, потому что именно при Елизавете ему удалось взлететь настолько высоко. Но, тем не менее, Бестужев меня ненавидит на каком-то мистическом, интуитивном уровне, и друзьями-соратниками мы с ним точно никогда не будем.

Да что уж там говорить, мы с ним ни разу нормально не поговорили, пока ехали из Москвы. Всю дорогу Бестужев усиленно делал вид, что вообще едет один, чем вызвал немало удивленных взглядов со стороны наших сопровождающий. И, вроде бы, наплевать на мнение вице-канцлера, вот только двор сейчас в Москве с Елизаветой, а я здесь остался в своеобразном вакууме, потому что, если я был абсолютно точно уверен, что тетушка разбирается в геополитике еще хуже, чем я, и вряд ли отличит пресловутое графство от остатков какой-то Силезии, доставшейся Фридриху целиком, то вот в том, что вокруг трона стоят вполне понимающие люди – это я мог гарантировать. И мне сейчас не помешала бы парочка таких людей, которые объяснили бы мне, что к чему и чего можно от всего этого ожидать.

Хотя, я приблизительно понимаю, чего можно ожидать после прибытия посольства, которое, похоже, уже стартануло, чтобы просить военную помощь: Бестужев продавит свою любовь нескрываемую к Австрии и Август в итоге получит вожделенную помощь русского оружия. Это он, конечно, хорошо придумал – а пускай придут войска Елизаветы и вместо нас все нам отвоюют и не допустят, чтобы нас и дальше обдирали, отщипывая по кусочку. Вот только я почему-то не уверен, что в данных реалиях это решение будет правильным. Мы, конечно же, что-то себе оттяпаем, вот только не лучше ли будет закончить уже раз и навсегда со Швецией и временами теряющей берега Данией? Больше всего на свете я хотел бы размазать Фридриха тонким слоем по брусчатке, вот только привык к голосу разума иногда прислушиваться, и этот голос пока настойчиво твердит, чтобы мы никуда не лезли, пока не будут определены все устойчивые союзы и не появится уверенность, что нас не бросят один на один с Фридрихом и его сторонниками, и в спину не ударят, что в Европейских войнах вполне себе практикуется.

У Пруссии есть весьма сильный союзник – Франция. Это то, что я сумел вычленить из письма принцессы. Правда, ни условий их союзнических договоренностей, ни о чем они вообще договорились, нигде озвучено не было, а под рукой, какая жалость, нет интернета, чтобы все быстренько проверить. Что это союзничество дает Пруссии и дает ли что-то вообще? Ответов у меня на этот вопрос пока нет, и я не уверен, что он когда-либо появится.

У Австрии же – нет, похоже, никого, кроме потенциальной дружбы с Россией, кроме постоянной угрозы войны с Портой, которая от них еще долго никуда не уйдет. Можно ли считать Речь Посполитую надежным союзником? Это даже не смешно. Даже, если они и не предадут в самый неподходящий момент, что будет очень на них не похоже, то помочь в непосредственно боевых действиях смогут разве что морально. Судя по тому дому, в котором я слышал незабываемый концерт Гольдберга, большая часть средств, предназначенных армии, шла как раз на такие вот дома, а не на непосредственно армию. Так что Польша сейчас – это своеобразная разменная монета, которую все кроят, как им вздумается, принося в жертву мирным договорам части ее территорий, особо не спрашивая разрешения.

А ведь есть еще и Англия, про которую Мария ничего не упомянула. А ведь есть еще куча мелких герцогств типа той же Гольштинии, которые вполне могут назаключать союзов и