Ночь в Гефсиманском саду - Алексей Павловский

Наказ Авраама, данный Елиезеру, был строгим и определенным. Женщина, которую изберет слуга, во— первых, не должна принадлежать к хананеянскому народу, во-вторых, она должна прибыть в дом Авраама и Исаака добровольно и, в-третьих, что самое трудное, она должна хотя бы отдаленно быть родственной семье брата Нахора. Если первые два условия казались относительно легкими, то третье, если учесть, что о Нахоре долгое время не было никаких известий, представлялось Елиезеру трудным и даже вряд ли вообще выполнимым. Но Авраам особенно настаивал на нем, так как не хотел растворить свое племя среди чуждых ему хананеян. Ведь и Сарру он похоронил вдали от хананеянских владений, пойдя на очень большие расходы ради того, чтобы купить пещеру Махпелу, близ Мамвры, которая, как мы уже знаем, и стала семейной усыпальницей патриарха. Он сказал Елиезеру:

«…клянись мне Господом, Богом неба и Богом земли, что ты не возьмешь сыну моему, Исааку, жены из дочерей Хананеев, среди которых я живу;

Но пойдешь в землю мою, на родину мою, и к племени моему, и возьмешь оттуда жену сыну моему Исааку»

(Быт. 24: 3, 4).

Чтобы укрепить веру Елиезера, он сказал ему, что Бог будет покровительствовать ему и что впереди каравана будет незримо шествовать ангел.

Ревека у колодца

Елиезер отправился не налегке. Он вез многочисленные дары и будущей невесте, если таковая найдется, и ее семье.

Забренчали медные колокольцы, и караван двинулся в путь. Авраам и Исаак долго еще смотрели ему вслед, пока он наконец не скрылся среди дальних барханов. Путь был не близким, но все десять верблюдов были крепки и надежны. По расчетам Авраама, провианта и воды вполне могло хватить на несколько дней.

И вот, наконец, караван вошел в землю Месопотамскую, а еще через какое-то время показался и город, где, по предположениям, жил когда-то брат Авраама Нахор и где теперь следовало найти невесту для Исаака.

Елиезер остановил верблюдов неподалеку от городских стен — там, где находился колодец. День уже склонялся к вечеру. Тревога и надежда переполняли сердце верного Елиезера. Он стал горячо молиться и сказал:

«Господи, Боже господина моего Авраама! Пошли ее! сегодня на встречу мне…

Вот, я стою у источника воды, и дочери жителей города выходят черпать воду;

И девица, которой я скажу: наклони кувшин твой, я напьюсь, и которая скажет мне: пей, я и верблюдам твоим дам пить, пока не напьются, — вот та, которую Ты назначил рабу Твоему Исааку…

Еще не перестал он говорить, и вот, вышла Ревекка…

Девица была прекрасна видом, дева, которой не познал муж. Она сошла к источнику, наполнила кувшин свой и пошла наверх.

И побежал раб на встречу ей и сказал: дай мне испить немного воды из кувшина твоего.

Она сказала: пей господин мой. И тотчас спустила кувшин свой на руку свою и напоила его.

И, когда напоила, сказала: я стану черпать и для верблюдов твоих, пока не напьются все. И тотчас вылила воду из кувшина своего в.поило, и побежала опять к колодезю почерпнуть воды, и начерпала для всех верблюдов его» (Быт. 24: 12-20).

Надо ли говорить, как обрадован был Елиезер; в Библии сказано, что он был изумлен и даже потерял дар речи. Встреча, исполнившаяся словно по предначертанному свыше, обещала и удачное завершение.

Попросившись переночевать, Елиезер вошел в дом Ревекки. Его приняли как почетного гостя, устроили верблюдов и сопровождающих. Больше всех хлопотала Ревекка. Насытившись, Елиезер стал вести неторопливую беседу, и ему пришлось вновь изумиться и обрадоваться: оказывается, девица была внучкой Нахора, брата Авраама. И Нахор, и его сын Вафуил, отец Ревекки, уже умерли. Отца Ревекки заменял ее старший брат — Лаван. Он был намного старше своей прекрасной сестры и вполне подходил к этой роли.

Словом, Елиезер, посланец Авраама, столько лет горевавшего о Нахоре, оказался в семье ближайших Авраамовых родственников. Он невольно представлял себе, как обрадуется старый Авраам, услышав такое известие, даже если Ревекка откажется покинуть землю и дом своего отца и брата.

То, кстати, было последнее затруднение, беспокоившее Елиезера: согласится или нет Ревекка стать женой незнакомого ей Исаака?

Чтобы убедить Лавана, Ревекку и всех родственников, он полностью раскрыл им весь свои план, а также рассказал о всех чудесных подтверждениях, которые получил, встретив Ревекку у колодца: как она дала ему пить и как напоила его верблюдов, хотя совершенно не знала о том, что именно об этом просил Елиезер у Бога. Чудом было, по его словам, и то, что, прибыв в их город и не ведая, есть ли кто в нем из родственников Нахора, он, однако, очутился в доме Авраамова брата и его внучатой племянницы.

Все были потрясены рассказом Елиезера и в эту ночь даже не сомкнули глаз, заставляя его еще и еще раз пересказывать случившееся.

Надо ли пояснять, что и Ревекка, слушавшая рассказ с горящими глазами, тотчас ответила согласием быть женою Исаака.

У нас нет сведений, как жилось Ревекке после смерти отца в доме Лавана, но если учесть его жестокость по отношению к Иакову, будущему сыну Ревекки и Исаака, когда (в будущем, конечно) тот попал в услужение к Лавану, чтобы получить право жениться на Рахили, то можно догадаться и о другой причине быстрого ответа Ревекки. Наверно, ей не так уж сладко жилось у Лавана, если она не осталась даже и на те десять дней, что Лаван и мать давали ей, дабы она еще раз все обдумала и взвесила. Мы не можем строить по этому поводу особенных догадок, но все же не можем не обратить внимания на деталь, почти подчеркнутую в Библии. Это то место, где рассказывается, как Лаван выбежал к Елиезеру, еще стоявшему у своих верблюдов, когда увидел золотую серьгу, подаренную Ревекке, и как был тщеславно поражен богатством даров, преподнесенных и ему, и Ревекке, и всем родственникам, жившим в то время в доме Нахора.

Возможно, что эти два обстоятельства, свидетельствующие о характере Лавана и об атмосфере в доме, сыграли какую-то роль в быстром решении Ревекки, не очень-то, по-видимому, державшейся за эту семью. Кроме того, ей, как и всякому молодому существу, хотелось новых впечатлений.

Однако чyдeсныe предзнаменования и не менее чудесные совпадения сыграли в этом деле, по-видимому, все же более важную, а может быть и единственную, роль, чем разного рода бытовые причины, о которых мы, по сути, ничего не знаем и можем лишь догадываться и строить на этот счет предположения.

«И отпустили Ревекку, сестру свою, и кормилицу ее, и раба Авраамова, и людей его…

И встала Ревекка и служанки ее, и сели на верблюдов, и поехали…» (Быт. 24: 59, 61).

Далее рассказывается, что после нескольких дней пути они наконец прибыли к дому, но еще по дороге, не доезжая, Ревекка увидела в поле человека и сразу догадалась, что это Исаак. На всякий случай она спросила у сопровождавшего ее Елиезера, кто он, и слуга ответил, как она, впрочем, и ожидала, что это Исаак.

«И ввел ее Исаак в шатер Сарры, матери своей, и взял Ревекку, и она сделалась ему женою, и он возлюбил ее; и утешился Исаак в печали по Сарре, матери своей» (Быт. 24: 67).

Так счастливо (что, кстати сказать, редко бывает в Библии) закончилась вся история.

ИСААК И ЕГО ДЕТИ

Старый Авраам был очень доволен счастливой женитьбой сына. Была у него и другая радость: он узнал, что первенец его, Измаил, не только жив, но что многочисленные потомки его широко расположились между Евфратом и Черным морем. Правда, придерживались они другой веры, но все равно то была ветвь Авраамова.

После смерти Сарры Авраам долго горевал, но, чувствуя в себе еще немало сил, вновь женился. От второй его жены, Хеттуры, было шесть сыновей. Они быстро подросли, появились внуки, и Авраама, а также Исаака стал тревожить вопрос о наследстве. По законам и обычаям того времени наследником мог быть только первородный сын. Об Измаиле, разумеется, речи не шло, он давно жил самостоятельно и даже не желал показываться в дом отца, затаив обиду за изгнание в пустыню. Чувство обиды, переросшее во вражду, перешло затем и к его народу, презиравшему потомков Авраама.

Следовательно, первородство переходило к Исааку.

Как ни грустно было Аврааму, но он отделил шестерых своих сыновей,, а с ними вместе и внуков, посоветовав им направиться к востоку от Ханаана, где, как он знал, было еще очень много свободных и богатых кормом пастбищ. И они ушли на восток, наделенные богатыми дарами и, по-видимому, понимая справедливость принятого решения, поскольку оно полностью соответствовало всем обычаям предков.

И все же — увы! — и этому народу, происшедшему от Авраама, постепенно стало свойственно чувство вражды к потомкам первородного Авраамова сына Исаака. Надо думать, что как ни священны были обычаи и непреложные законы, регулировавшие права наследства, все жеживое чувство не могло с ними полностью смириться и обида, глубоко затаенная в тех людях, что ушли на необжитые земли, оказалась подобна раскаленному углю, лишь едва прикрытому пеплом внешних приличий.