Вне закона - Владислав Акимов

Тракторист соскочил на землю и, выхватив из кабины тяжелый ломик, пустился в погоню. Он бежал, тяжело вихляясь по пахоте, запинаясь и посылая на волчью голову отчаянные проклятья. Несмотря на то, что расстояние между ними медленно сокращалось, Лобастый не обращал внимания на погоню. Он настойчиво тащил свою жертву и вскоре скрылся в зарослях. Тяжело переводя дух, тракторист остановился и, смачно сплюнув, побрел назад. Еще долго слышался из леса медленно удаляющийся голос плененной свиньи, потом где-то далеко в последний раз раздался ее истошный визг, и все смолкло.

* * *

— Опять пожаловал! Живой, дьявол трехпалый!

Иннокентий Федорович, еще раз глянув на четко отпечатавшиеся по пашне волчьи следы, поднялся и забросил за плечи новую тулку. Свинью, несомненно, задрал старый знакомый. Это открытие взволновало и обрадовало. Появление в эту пору в Раздольной матерого зверя свидетельствовало о близости логова. Разыскать волчье гнездо было давнишней мечтой. Кроме охотничьего интереса, это могло принести не маленький доход. Поэтому вечером на вопрос председателя, — не стоит ли сообщить волчатникам, — Иннокентий Федорович ответил решительно: «Пока надобности не видно!»

За дело Кеша взялся круто, дома его теперь почти не видели. Иной раз, захваченный дальней дорогой, он не возвращался и к ночи.

За несколько дней Иннокентий Федорович обегал все известные ему лазы и звериные переходы, обошел крепи и хоронилища, где могла огнездиться волчица. И все было напрасно.

— Ты где сёдни бегал? — встретила однажды Кешу жена. — Опять, поди, на «Красный маяк» мотался? А волки твои на Липовой горе коз дерут!

— Что-о? — насторожился Кеша.

— Вот тебе и «что-о»! Две козы сподряд у Ивана Захарыча нарушили.

Наскоро отобедав, Иннокентий Федорович собрался в поход. Пчельник на Липовой горе был в восьми километрах от Раздольной. Туда Кеша еще не заглядывал. В сумерках позднего морочного вечера на крыльце хутора в ослепительно белой, свежеотглаженной берендеевской рубахе, в широких полотняных штанах его встретил сам хозяин.

— А я тебя поджидал, Федорыч! В самый раз пожаловал. Вымок ведь, заходи в избу.

— Нет, погодь. Тут покурю сперва, — Иннокентий Федорович тяжело опустился на завалинку.

— Слыхал? Заели меня, Федорыч, волки! По первости старшую козу уволокли. Тут я Шурку в пастухи нарядил. И надо же, не углядел парень! Вчера вторую нарушили!

Кеша с невозмутимым видом частного детектива выслушал жалобу, закрутил окурок каблуком в землю и, направляясь за хозяином в темные сени, отдал первое распоряжение.

— Завтра, Иван Захарыч, с утра скотину далеко не пущай. Оглядеться надо!

Утром он, сопровождаемый пчеловодом, осмотрел место происшествия. Метрах в трехстах от пчельника средь зарослей липняка и невысокого пихтового леса раскинулась ровная, как небольшое зеленое озеро, круглая еланка. На ближней от пчельника кромке стоял старый погнивший сруб в три-четыре венца. Мимо него через елань перебегала малоезженная покосная дорожка и в дальней кромке лужка, заскочив в узкую лесную щель, терялась в зарослях.

По рассказам Ивана Захаровича, обе козы были схвачены у дальней кромки елани и унесены прямо в лес. От позавчерашней жертвы на примятой траве под деревьями еще сохранились следы крови и белой шерсти. При выходе дорожки из леса, на размокшей с вечера грязи, Кеша увидел знакомый ему след. Трехпалый был здесь сегодня утром…

Вернулся на пасеку Иннокентий Федорович сильно уставший и огорченный неудачами. За весь день он не нашел больше ни одного следа.

Оставалось одно: попытаться встретить трехпалого здесь, на пасеке. Обе козы зверь унес почти в одно время, да и сегодня утром побывал у пасеки. Такая пунктуальность зверя не могла быть случайной. Вечером, за медовухой, Кеша поделился своими планами с Иваном Захаровичем.

— Придется, Захарыч, твою недойную приманкой использовать.

— Ну, раз требуется, забирай! Под твоей-то охранкой куды она к бесу денется, — разом согласился Иван Захарович.

— Мне бы вот еще веревку подлинше, да колышек.

— Ты, Федорыч, вожжи возьми. Они у меня ременные, в траве путаться не будут. А колышек я сейчас разом стешу!

Ранним утром Иннокентий Федорович отправился на охоту. Придя на елань, он воткнул колышек на середине луга и пустил привязанную к нему за вожжи козу на выгул. Потом залез в старый сруб и стал ждать. В верхнем венце, обращенном к елани, был выем для оконца. Из этой бойницы Кеша и вел наблюдение, лишь иногда выставляя над срубом голову, чтобы осмотреть фланги.

Время потянулось томительно и скучно. Высоко взошло солнце. Кеша устал, ему хотелось есть и курить. Коза не проявляла ни малейшего беспокойства. Под охраной она, видимо, чувствовала себя превосходно. Кеша просидел до полдня, окончательно заголодал и покинул засаду.

На следующее утро все повторилось. Коза возвращалась на пчельник насытившаяся, довольная. Иннокентий Федорович — голодный и огорченный бесплодным ожиданием.

За ужином, приняв изрядную порцию медовухи, Иннокентий Федорович решил капитулировать.

— Скажи, какая незадача, Иван Захарыч! Видать, отшатался зверь. Посижу завтра еще зорю, да надо домой подаваться…

Утром от не в меру принятого угощения у Кеши болела голова. Сидя в своем «дзоте» и наблюдая за опостылевшей козой он все чаще посматривал на вершины деревьев за которыми необычно долго задерживалось солнце. Хотелось курить, и Иннокентий Федорович несказанно обрадовался неожиданному появлению Шурки. Соблюдая крайнюю осторожность, Шурка рапортовал жарким шепотом:

— Дядя Кеша! Деда велел вам завтракать идти. Голова, говорит, у него обязательно болит. Идите, я пока погляжу за Милкой!

— Ладно, гляди. Ежели что, ори пуще. Да не таись, садись на сруб. Пущай она еще пожирует, а я через полчаса прибегу.

С этими словами Кеша бойко зашагал к пчельнику.

…Лежавшему под разлапистой пихтой Лобастому хорошо было видно и сидевшего на срубе мальчонку и быстро удалявшегося охотника. Когда человек с палкой скрылся, Лобастый встал и уверенно пошел по лугу.

Обалдевшая коза замерла и тупо воззрилась на приближавшегося к ней зверя. Потом она с диким блеянием бросилась в сторону и, давясь в ошейнике, распластав упертые в землю ноги, в смертельном страхе забилась на месте.

Все более возбуждаясь, Лобастый ускорял шаг, нервно помахивал хвостом, по широкому кругу обходя свою жертву. На застывшего в ужасе мальчонку он не обращал внимания.